Клэр Мерле - Взгляд
Оставалась только Тэмсин. В прошлый сентябрь, когда Ана ходила по веб-сайтам, посвященным пропавшим без вести, она попыталась найти родных Тэмсин в онлайн-справочнике, составленном по избирательным спискам, в надежде, что они живут в какой-то другой Общине Чистых. Судя по тому, что Тэмсин рассказала ей в «Трех мельницах», исчезновение ее подруги должно было бы оказаться в заголовках новостей, — однако похоже было, что родители Тэмсин ничего не сообщили смотрителям. Психпатрулю удалось каким-то образом вывезти всю семью из Хайгейтской общины и принудить родителей Тэмсин к молчанию. Даже если Ане удастся найти их и сказать, где находится их дочь, маловероятно, что они начнут протестовать сейчас, раз уж не сделали этого семь месяцев назад.
Ана прикидывала, может ли ее отец ходатайствовать перед Коллегией о досрочной выписке подруги. Но чего он потребует от Тэмсин взамен? И сколько времени на это потребуется? Из программы по юриспруденции Джаспера ей запомнилось дело, которое тянулось больше года — и пациента так и не выписали. Должен существовать какой-то другой способ. Коул мог бы что-нибудь подсказать или знать кого-то, кто способен помочь. Если бы им удалось хакнуть базу данных «Трех мельниц», они смогли бы поменять дату рождения Тэмсин. Однако психпатруль украл ее удостоверение личности, так что Тэмсин, скорее всего, госпитализировали как неопознанную личность: без официального удостоверения и официальной даты рождения.
Надо набраться терпения. Сначала нужно вырваться из лап отца, а уже потом решать эту проблему.
Остаток времени она использовала одолженный интерфейс для того, чтобы, слушая ля-мажорный фортепианный концерт Моцарта, придумывать невероятные сценарии штурма психушки. Теперь она стала воспринимать музыку иначе: словно мелодии заползали ей под кожу и взрезали ее. К тому моменту, когда пришедший после ужина отец принес ей известие о том, что Джаспера выпустили из «Трех мельниц», она чувствовала себя странно, неспокойно. Публике средства массовой информации объявили, что Джаспера успешно освободили в результате анонимного звонка смотрителям. Похоже, никто не усомнился в правдивости этого сообщения.
Однако именно этой новости Ана ждала. По крайней мере теперь, когда Джаспер оказался дома, ей можно было подумать о собственном освобождении. Ана старалась не думать о деталях сложившейся ситуации: у Джаспера мозги в полном беспорядке, и он находится в зависимости от собственного отца, против которого по неведению попытался выступить. Если над этим задумываться, то в итоге она может решить, что обязана остаться и продолжать ему помогать. Не говоря уже о том, что может случиться, если Джаспер когда-нибудь вспомнит, кто именно отправил его в «Три мельницы» и почему.
Нет, Ана сделала все то, что собиралась сделать. Джаспер благополучно находится дома, и сейчас, когда отец считает ее беспомощным инвалидом, настал самый подходящий момент для того, чтобы устроить побег.
И вот на следующее утро Ана собрала свои вещи: одежду, которую привез ей из дома отец, шампунь, мыло, кремы — и стала дожидаться обычного визита медсестры. После ее ухода, зная, что до самого ленча к ней никто не зайдет, она надела рюкзак и заковыляла к двери.
Коридор, в который выходила ее палата, пустовал, а в дальнем его конце виден был лифт. Сквозь стену доносилось журчанье голосов: медсестра находилась у своего следующего пациента. Ана тихо открыла дверь до конца и прошаркала к лифту. Дверцы лифта открылись, как только она нажала кнопку вызова. Зайдя в кабинку, она спустилась на два этажа и вышла в вестибюль на первом. Слева оказалась стойка регистратора, справа стояли диваны с журнальными столиками. Прямо впереди были окна во всю стену, откуда открывался вид на чистенькую пригородную улицу. У нее застучало сердце: она не подумала о том, что ее больница может оказаться в одной из Общин! Без удостоверения личности ей через КПП не пройти. Однако в следующую секунду мимо рысцой пробежал мужчина в потрепанном пальто и со странными лысыми пятнами на голове — побочным эффектом, вызванным приемом бензидокса. Ана облегченно вздохнула.
— Чем я могу быть вам полезен? — спросил регистратор.
Встретившись с ним взглядом, Ана улыбнулась и пошла к стеклянным дверям.
— Большое вам за все спасибо, — сказала она. — Не хочу заставлять отца ждать.
— Он здесь?
Словно по сигналу мимо прокатился автомобиль с шофером за рулем. Ана махнула рукой в сторону проезжающей машины и вышла за дверь. Оказавшись на улице, она прошаркала до подъездной аллеи и спряталась за стеной.
За те десять дней, которые она провела прикованной к постели, весна вошла в силу. Деревья были украшены зелеными почками. В воздухе пахло лужами и дождевыми каплями. Вокруг витало обещание лета.
Через пару минут, убедившись в том, что никто не вышел ее искать, Ана узнала у какого-то прохожего дорогу к метро и начала путешествие по Лондону, перебираясь через билетные турникеты или проталкиваясь в них следом за мужчинами и женщинами, оплатившими проезд.
Они с Коулом должны были встретиться в комнате на Форест-хилл уже двенадцать дней назад. Тем не менее она не переставала надеяться, что найдет его там, ожидающим ее, пусть это было нелогично, а если учесть то, что его разыскивают за убийство министра, то и практически немыслимо.
В окне первого этажа дома на Форест-хилл молодая женщина качала на коленях младенца. Ана позвонила в дверь. Никто не вышел. Она повторила попытку. Потом попробовала стучать. В конце концов на пороге появилась женщина с жесткими волосами и остекленевшим взглядом. Ана объяснила, что останавливалась в доме две недели тому назад с друзьями, что не смогла вернуться тогда, когда ее ждали, — и спросила, не оставили ли ей записку или адрес. Женщина пожала плечами. От ее просторной джелабы исходил запах благовоний. «Люди появляются и исчезают, приходят и уходят, — сказала она. — И откуда мне знать, откуда они появляются и куда отправляются?»
Разочарованная в своих надеждах, Ана отправилась по юго-восточной ветке подземки до Чаринг-Кросс. Она едва тащила ноги, ребра у нее ныли. Она начала осознавать, что если до Коула дошли известия о ее освобождении от «похитителей» и возвращении домой и если он при этом собственными глазами увидел, как длинноволосая копия Аны выходит из отцовской машины, то он мог решить, что она предпочла вернуться к Хайгейтскую общину, а не встречаться с ним. А если он прячется на территории «Просвещения», то у нее нет надежды на то, чтобы встретиться с ним и объясниться.
От Чаринг-Кросс она проехала семь остановок по северной ветке и вышла на какой-то людной улице. Ярко окрашенные здания вздымались над морем бурлящих интерфейс-проекций. Стараясь беречь ребра, Ана двинулась к железнодорожному мосту Камденского шлюза. Казалось, что прошла целая жизнь с того момента, когда она увидела поднимающихся над толпой воздушных гимнастов на фоне оранжевого солнца, когда укрывалась от ветра за фургоном фастфуда, а Майки подъедал ее лапшу. И сейчас, проходя по узким переулкам и складским территориям в поисках здания «Гильгамеша» с магазинчиком музыкальных мобилей, она понимала, что Коула, Лайлы и Нэта там уже давно нет. Втайне она продолжала надеяться, что кто-нибудь увидит ее и сообщит Коулу о том, что она приходила его искать. Тогда, возможно, он попытается с ней связаться.
Она нашла Майки на одной из причаленных барж. Он сказал ей то, что она и без того знала: Уинтерсы собрали вещички две недели назад и не возвращались.
На закате она нашла скамейку, на которой они с Лайлой ели салат на второй день пребывания Аны в Городе. Она плюхнулась на нее, совершенно измученная. Боль в груди в равной степени объяснялась сломанным ребром и Коулом.
На канал наползала темнота. На пешеходном мостике возникла чья-то фигура. Человек несколько минут стоял на месте, наблюдая за ней. Она старалась игнорировать его присутствие. В конце концов он гулко прошагал по булыжникам.
— Пора идти, Ариана, — сказал он.
Она вздохнула. Ей и раньше приходила мысль о том, не найдет ли отец способа найти ее даже без ее интерфейса.
— Я не поеду домой.
— Конечно, поедешь.
Она понурилась, понимая, что он прав. У нее нет денег. Нет удостоверения личности. Ей больше некуда идти.
* * *Ана отключила будильник и снова опустилась на подушки. В ее комнате пахло подснежниками и одеждой, только что извлеченной из сушилки. Ее чисто отмытые волосы шелковисто щекотали ей шею. В коридоре тикали старинные отцовские часы. Ночью она несколько раз просыпалась от того, что они начинали отбивать время. После всего лишь двух с половиной недель отсутствия дом стал казаться ей чужим. Ее комната больше не ощущалась как ее комната, несмотря на то, что она вернулась сюда уже четыре дня назад.
