Андрей Матвеев - Третий знак киберкалипсиса
- А что значит «Тимус»? - спросил я Старшую Мать сразу же, как только услышал на занятии про имя и про судьбу. Она отвесила мне подзатыльник, и я решил, что пока мне просто нельзя этого знать, как нельзя знать, к примеру, и то, что было в то время, когда все было иначе и был искусственный свет.
- Меня зовут Хныщ, - сказал мужчина. А потом показал на собаку и добавил: - А его - Волк!
Я продолжал молчать. Котоголов посмотрел на меня, и мне вдруг показалось, что он улыбнулся.
- Не хочешь, не отвечай! - засмеялся мужчина. И вдруг громко свистнул.
Пес сразу же вскочил и подбежал к хозяину.
- Пойдем, - сказал седобородый, - мы тебя проводим!
И он, не оглядываясь, зашагал в сторону леса, пес бежал впереди, а котоголов - рядом со мной, временами то ли исчезая, то ли просто сливаясь шкуркой с жухлой осенней травой.
Мне хотелось рассказать обо всем этом Монке, но я не мог.
Еще одно правило: мы никогда не должны разговаривать ни с кем, кроме тех, кто живет с нами в одном жилище.
От них всегда исходит угроза, угроза же означает опасность, опасность может принести смерть.
Наша задача - жить и спасать свет.
Мы живем лишь ради этого, хотя только матери света знают, как делать так, чтобы свет был.
- Ты сегодня будешь сторожить бочку, - вдруг сказала Монка, - это просила передать тебе Старшая Мать!
Старшая Мать даже не захотела разговаривать со мной. Она просто велела передать Монке, что я наказан и что я буду сторожить бочку, а это значит: всю ночь не спать и смотреть, чтобы огонь не был ни большим, ни маленьким и чтобы он горел ровно, и временами надо будет брать ведро с вонючей жижей и добавлять ее в бочку, чтобы огонь не гас.
- Иди поешь, - сказала Монка, - и не попадайся Старшей Матери на глаза!
Мне захотелось плакать.
Ведь я ни в чем не был виноват. В конце концов, я мог плюнуть на все и не нестись спасать котоголова, который сейчас все шушукается и шушукается о чем-то с Монкой. Мерзкая тварь, отвратительное создание, гад хвостатый, слова возникали во мне сами по себе, мне хотелось подобрать с земли каменюгу покруче и швырнуть в звереныша. Хотя он тоже ни в чем не был виноват.
Мы с ним оба не виноваты, но меня посылают сторожить бочку.
А котоголов останется с Монкой, и она будет гладить его по голове, а он тихо и сладко урчать, и на его мордочке опять появится странное выражение, дающее сходство с маленьким ребенком.
Котоголовам можно все. Ведь только они знают, где и в каких ямах плещется темная жидкость, которой наполняются бочки.
И где надо ловить рыбу.
И как снимать боль.
Когда кто-нибудь заболевает, то один из котоголовов вспрыгивает на больное место, и через несколько часов боль отступает.
- Пора, - говорит мне Монка, - дождавшись, пока я доем оставленный мне кусок мяса. - Тебе пора сменять Белку.
Белка - моя ровесница. Мы недолюбливаем друг друга, ей не нравится, что я вижу странные сны и что Старшая Мать временами просит их рассказывать.
А мне не нравится, что Белка часто смеется надо мной и говорит, что настоящий мужчина должен меньше спать, тогда он будет чаще ходить на охоту.
Но сегодня я не стану спать.
Старшая Мать потому так и взъелась на меня, что ей приходится меня наказывать.
- Иди, - говорит Монка, - и смотри не засни!
Опять ярко светит огромная, в полнеба, луна, так что мне хорошо видно, куда идти.
Белка караулит самую дальнюю из бочек. Вокруг серо-черные тени деревьев, еще не наступил тот час, когда просыпаются ночные птицы, но мне все равно не по себе.
В жилище сегодня будут играть в биоскоп.
Я не знаю, что они будут смотреть, может, что-то такое, только для взрослых.
Мужчины устали на охоте, мужчинам надо отдохнуть, в такие вечера матери света разрешают им развлечься и поиграть в особый биоскоп, куда ни дети, ни подростки не допускаются.
Они все хорошо поели, выпили настойки и ждут, когда Старшая Мать даст сигнал.
В прошлом году я попытался пролезть и посмотреть, что же это такое - игра в биоскоп для взрослых.
Но один из мужчин поймал меня и выкинул на нашу половину жилища.
Зато Белка пролезла и потом долго рассказывала какие-то страсти, которым я до сих пор не могу поверить.
Белка ходит вокруг бочки и ждет, когда ее сменят.
- Ха, - говорит она, - вот тебя-то я не ожидала!
Я не отвечаю. Белке незачем знать, что Старшая Мать наказала меня и отправила в ночь.
- Значит так, - говорит Белка, - ты должен быть все время рядом и смотреть, чтобы огонь горел вот на этом уровне!
Она показывает мне, на каком уровне должен гореть огонь.
- И смотри не усни!
Она уходит в сторону жилища, а я сажусь рядом с бочкой.
Она не горячая, она теплая.
По крайней мере, так мне кажется.
Я сажусь рядом и приваливаюсь к ней спиной.
Смотрю на небо и вдруг показываю язык луне.
Если чего-то очень боишься, то покажи своему страху язык.
И попытайся рассмеяться, тогда страх исчезнет.
Я не помню, кто научил меня этому.
Навряд ли Старшая Мать, ее не интересуют такие глупости.
Ее интересует одно: как сделать так, чтобы все обитатели жилища не голодали, чтобы в бочках горел огонь и чтобы каждый год рождался хотя бы один ребенок.
Для чего и устраивают карнавал.
Я думаю о карнавале.
Мне очень хочется спать, спине тепло, луна, которой я показал язык, смотрит на меня уже не так устрашающе.
Про карнавал мы частенько говорим ночами, когда все взрослые уже спят.
С Белкой и Димоном, моим приятелем.
Это меня Белка недолюбливает, а Димону она строит глазки.
Недавно Димон мне сказал, что в этом году Белка хочет участвовать в карнавале - у нее уже начались месячные, и ей можно играть с мужчинами.
Будто бы об этом ей заявила Старшая Мать, когда Белка пожаловалась, что у нее между ногами кровь.
И тогда Белка сказала Димону, что вот он еще маленький, а она уже большая и будет участвовать в карнавале!
Внезапно я вижу какую-то тень, мне опять становится страшно.
Тень прыгает на колени и урчит.
Это тот самый котоголов, из-за которого я сегодня вляпался. Наверное, пожалел меня и решил побыть рядом, чтобы мне не было грустно.
И чтобы отгонять ночной ужас.
Котоголов устраивается поудобнее, я глажу его по шерстке и вдруг решаю посмотреть на луну.
Она уже не такая грозная, всего лишь большой желтый шар, болтающийся в небе.
Между звезд, которых сегодня очень много.
Странно, иногда их меньше, иногда - больше.
Как-то раз мы с Димоном решили их пересчитать, но примерно через полчаса поняли, что это бесполезно.
Утром Старшая Мать долго смеялась, когда мы рассказали ей об этом.
И объяснила, что каждая из звезд - это такое же солнце, как наше. Только иногда больше, а порой и меньше. И их так много, что никто и никогда не мог их сосчитать.
Мне нравится смотреть на звезды.
Гораздо больше, чем на луну.
Я очень хочу спать, но мне нельзя этого делать.
Я пытаюсь думать о том, что сейчас происходит в жилище.
Играют ли там в биоскоп, и чему посвящена сегодняшняя игра.
Белка говорила, что даже матери света иногда играют в биоскоп для взрослых, будто бы в тот раз, когда ей удалось подсмотреть, Старшая Мать была совсем раздета и кружилась среди мужчин, будто танцуя. Белка испугалась смотреть дальше и убежала.
Небо стало совсем темным, хорошо слышно, как перекрикиваются ночные птицы.
Я перестаю думать о биоскопе и начинаю размышлять о том, что сейчас делает седобородый мужчина, который помог мне найти дорогу обратно.
Скорее всего, он спит, как спит и его собака.
Мне вдруг становится стыдно, что я не назвал ему своего имени, пусть даже этим я нарушил бы правило.
Но ведь он вывел меня из незнакомого леса в знакомые холмы и сам сказал мне, как его зовут.
Странное имя: Хныщ!
Скорее, даже не имя, а прозвище.
И собака его мне понравилась, а еще понравилась серьга. В нашем жилище серьги носят только женщины и девочки. Даже у Белки есть сережки - маленькие голубые камушки, которые иногда переливаются на солнце.
И глаза у Белки тоже голубые.
Спине становится холодновато, надо плеснуть в бочку из ведра. Я встаю, котоголов сваливается с колен и раздраженно шипит.
- Подожди, - говорю я ему, - сейчас опять залезешь!
Ведро стоит рядом с бочкой, оно тяжелое - интересно, как Белка поднимала его?
Я подливаю в бочку, пламя вспыхивает ярче.
Опять можно сесть, котоголов снова вспрыгивает мне на колени.
Я вдруг понимаю, что мне безумно хочется увидеть какой-нибудь сон.
И лучше всего - тот самый, про огромные и серые дома с пустыми черными окнами.
- Город, - говорит мне во сне Хныщ, - я когда-то в нем жил!
- Там не живут, - говорю я, - там все мертво!
- Это тебе кажется, - говорит Хныщ, - там и сейчас, скорее всего, есть люди.
- А что произошло? - спрашиваю я. Хныщ не отвечает.
Старшая Мать тоже никогда не отвечает, когда мы ее спрашиваем о том, почему живем здесь и куда делся искусственный свет.
