Мария Галина - Заплывая за буйки
* * *
Трамваи стояли - прямо на рельсах, черные и пустые, и, когда я добрался до библиотеки, была уже почти полночь. Я шел точно по дну моря, и тени акаций колыхались на треснувшем асфальте, подобно водорослям.
Задыхаясь, я взбежал по железной лестнице и отпер наружную дверь. Библиотека встретила меня полной тишиной. На книжных полках подмигивали в лунном свете картонные таблички с буквами.
Я прошел меж стеллажами, задел ногой стремянку, она откинулась к противоположной полке, при этом больно ударив меня по щиколотке, но я даже не заметил. Я добрался, наконец, до Гоголя, бросил на пол пухлый том "Мертвых душ", потом не менее пухлый второй том...
"Тарас Бульба" был зажат между "Миргородом" и "Страшной местью". Он был совсем маленький... Только тут я сообразил, что надо бы включить свет. Накал был совсем слабым, лампочка еле тлела пурпурной вольфрамовой нитью.
Что они заставили его сделать? Передвинуть Запорожскую сечь ниже по течению? Превратить прекрасную панну в юную турчанку? Этого я узнать не успел, потому что по металлической лестнице загрохотали чьи-то тяжелые шаги...
Потом дверь распахнулась.
Я забыл запереть ее изнутри.
Мрачный парень с красной повязкой на рукаве шагнул внутрь. За ним шла девушка в красной косынке - она остановилась у порога, в темноте. В руке у нее был зажат потайной фонарь.
- Народная дружина, - сказал парень. - Почему нарушаем?
- Нарушаем? - удивился я, - что? Я тут работаю. Я библиотекарь.
Мне хотелось сказать "Я здешний ворон" и я с трудом подавил истерический смешок.
- Светомаскировку почему нарушаем? Окна почему не зашторены?
Тут только я сообразил, что меня тревожило, пока я шел к библиотеке ночными переулками. Темнота.
Не светилось ни одно окно.
- Не понял, - сказал я, - мы что, уже воюем?
- Еще нет, - сказал парень сквозь зубы, - это учения, урод. Сейчас пройдем в районный штаб ГО, и тебя доходчиво познакомят с текущим международным моментом...
Говоря это, он повернул выключатель, и свет погас. Светился только потайной фонарик и теперь - из темной комнаты, я смог разглядеть лицо девушки.
- Лиля, - сказал я.
Она была в гимнастерке, на рукаве красная повязка, талия перетянута ремнем, волосы убраны под косынку. Не удивительно, что я ее сразу не узнал.
- Ты его знаешь? - обернулся к ней парень.
- Да, - она качнула фонарем, - он у тети Вали живет. Племянник ее, что ли. Оставь его, Леха, он безобидный. Просто больной на голову. Плавает каждое утро по три часа, чес-слово. Тренируется.
- А если бы это была боевая тревога? - не мог успокоиться ее спутник.
- Ну, тогда бы и разобрались. По законам военного времени. А сейчас чего? В штаб его тащить? Так штаб отсюда в трех кварталах...
- Ладно, - парень махнул рукой и направился к выходу, - твое счастье, малый. Только свет больше не зажигай, слышишь.
- Ладно, - в свою очередь ответил я.
Я хотел еще что-нибудь сказать Лиле, ну, вроде, что я все понимаю и не держу на нее зла, или напротив, что я ненавижу ее и буду ненавидеть вечно, но она уже простучала каблучками по железным ступенькам и исчезла во тьме.
Я на ощупь вытащил ящичек с читательскими формулярами. Ничего не было видно, поэтому я поднес его к окну. Светила почти полная луна - в ее свете я нашел букву "П", извлек читательскую карточку Покровского и, поворачивая ее то так, то эдак, чтобы слабый лунный луч высветил чернильную запись, нашел его адрес. Он жил на Канатной - не так уж далеко отсюда.
Я оставил картотеку на подоконнике и выбежал, чуть не забыв запереть за собой дверь.
* * *
Видимо, учения уже окончились, потому что во дворе дома стоял грузовик с включенными фарами и какие-то люди, кряхтя, поднимали в кузов что-то тяжелое. Сначала мне показалось, что это гроб, но потом я понял, что грузят пианино. Оно лаково блестело в лунном свете. Почему ночью? Я решил не ломать над этим голову, а, разглядев эмалевую табличку с номерами квартир над дверью парадной, взбежал на третий этаж. Несколько раз я нажимал на кнопку звонка под фамилией "Покровский" - были и еще кнопки и еще таблички с фамилиями, - мне показалось, что звонок не работает, и я все жал и жал, пока дверь не приоткрылась на длину цепочки.
- Я же сказал, к пяти утра, - недовольно буркнул Покровский.
- Борис Борисыч! Это я, Алик!
- А! - он отстегнул цепочку, - заходи.
Я зашел в темный коридор (свет он включил, но накал был опять никакой), и перевел дыхание.
- Все не так! Все получилось не так!
- Догадываюсь, - сухо сказал он, - все всегда получается не так. А в данном случае что конкретно?
- Турция... Вы знаете, чья сейчас Турция?
- Ну да, - он пожал плечами, - Турецкая социалистическая республика, - будто вы этого не знаете? Помнится, вы рассуждали на тему, что было бы, если бы Россия в свое время не вышла к Средиземному морю?
Выход в Атлантику. Босфор и Дарданеллы. Плацдарм в Малой Азии. Кто-то, гораздо умнее меня взял и просчитал и не ошибся...
- Может, это и не так уж плохо, - пробормотал он, - учитывая, что сейчас творится на Дальнем Востоке.
- Да ничего там не творится! Не творилось, пока мы...
Пока Шарлота не стала нарезать черный хлеб. Пока Соня не вышла замуж за Болконского. Пока...
- Что, - неуверенно сказал он, - было лучше?
- Гораздо лучше! Вы что, не помните?
- За мной должны заехать в пять утра, - сказал он, - нас перебрасывают в Красноярск. Я хотел хоть немного выспаться.
- Нельзя так, - я почувствовал, как слезы затекают мне за воротник, и только поэтому осознал, что плачу, - нельзя...
Тот румяный врач назвал это сверхидеей. Я думаю, это примерно то же, что мания, нечто, что гонит вперед, и сжимает грудь, и не дает дышать... Не будь ее, я бы, наверное, тоже принял все как есть, и не удивлялся бы, и успокоился. Но эта мания выжгла у меня в мозгу огненную печать, и я твердо помнил, что так не должно...
- Что, - он близоруко моргнул, - вы хотите отменить Турцию?
- Да! Как же я... я же тренировался! Я же мечтал! Куда мне теперь плыть? Куда деваться?
- Но я не могу. Как можно отменить реальность?
- Но у вас же получалось! Вы ведь уже делали! До пяти еще есть время. Если подумать... найти что-то правильное... Правильную классику...
- У меня больше нет классики, - невыразительно сказал он.
- Тогда пошли! В библиотеку! У меня ключ - вот!
Я для убедительности встряхнул ключом.
- Алик, - сказал он, - вы вообще в курсе, что после двух ночи действует комендантский час?
- Я... нет. Но ведь сейчас только полвторого!
- За мной в пять должны заехать, - напомнил он.
- Если все пойдет как надо, никто никуда не поедет. Это все из-за "Тараса Бульбы"!
Он сказал:
- Мне кажется, вы преувеличиваете! Алик, а вы вообще... как себя чувствуете?
Я понял, что он уже и сам не помнил настоящей реальности. Может, подумал я в тихой панике, та реальность, где мы встретились, тоже была ненастоящая, потому что он ведь что-то и до этого читал, и все уже было искажено и намертво сцеплено, а на самом деле все было замечательно, в той, самой-самой первой, самой настоящей, и никто ко мне не приходил, и не разговаривал со мной, и не призывал к сознательности, и я не принес им свои конспекты лекций профессора Литвинова, и толстый румяный врач не приходил никогда, и если и приходил, то не ко мне...
У нас уже были космические корабли, подумал я, наверняка - Луна и Марс, и орбитальные поселения и на Земле не было границ, и моря принадлежали всем.
Мне захотелось ударить его, и я с трудом заставил себя разжать стиснутые кулаки.
Нет, сказал я себе, просто его странные способности развились совсем недавно, и он не умеет ими управлять, его надо просто научить, подтолкнуть, не может же быть, чтобы все нельзя было сделать лучше, только хуже - надо просто знать как, смогли же эти подгрести под себя Турцию!
Он даже хотел захлопнуть дверь, но я сунул ногу в щель и сказал:
- Нет!
- Алик, - сказал он, - послушайте.
- Я ведь сумасшедший. У меня и справка есть. Хотите, покажу?
Я так смотрел на него, чтобы он понял, я могу сделать все, что угодно, абсолютно все, что угодно и мне ничего за это не будет... ну, почти ничего.
И он почувствовал это и на самом деле испугался.
- Ладно-ладно, - сказал он, - пошли. Только... не надо так горячиться, Алик!
* * *
Булыжник блестел, словно политый водой, черные тени лежали на нем, и наши торопливые шаги отдавались эхом в темных подворотнях.
Без десяти два мы стояли у двери библиотеки. На ней висел огромный амбарный замок, а еще она была опечатана - и со шнурка свисала бумажка с надписью:
Объект находится под особым контролем Штаба Гражданской Обороны
Он сказал:
- Вот и все. Это вы нарочно меня сюда вытащили?
И присел на ступеньку.
- Меня предупреждали. Чтобы я не поддавался на провокации.
