Леонид Каганов - Флэшмоб-террор
И тут Трохин все понял.
— Ваня, я придумал, — сказал он. — Я готов разослать каст!
— Диктуй! — Ваня схватил его хабу-хабу.
— Диктую! — крикнул Трохин, — «Граждане! Соотечественники! Окатим штатовцев ледяной волной презрения! Ни звука врагам! Ни шороха мерзавцам! Наша сила и наше презрение — в тишине и неподвижности! »
— Бесподобно!!! — восхитился Ваня. — Недоказуемо!!! Просто, как все гениальное! Почему мы сами не догадались?!!
— Допиши, чтоб каждый разослал своим соседям! — добавил Трохин.
— Это само собой, каст от такого знаменитого гражданина распространят моментально! — кивнул Ваня, сжал хабу-хабу и она ярко блеснула в его руке.
* * *Ждать пришлось не долго. Трохин рассеянно смотрел вдаль, на нижние ряды, на гражданина со снятыми штанами. Гражданин ворочался в своей неудобной позе, разглядывая хабу-хабу. Наконец он развернулся, выпрямился, натянул штаны, сел в кресло ровно-ровно и сложил руки на коленках. По рядам шла цепная реакция. Гул стремительно умолкал. Сидящие на трибунах торжествующе закрывали рты. Где-то вдалеке над креслами вскочила женщина и заверещала: «Это провокация!!! Не молчите!!! Кричите!!!», но ее не поддержали, и она умолкла.
Над секторами стадиона воцарилась зловещая тишина. И чем тише становился стадион, тем больше хотелось пропитаться этой тишиной. Каждый замер и чувствовал себя творцом тишины, и это ощущение было куда приятнее, чем чувствовать себя источником шума или непристойных поз. Тишина становилась такой зловещей, что Трохину показалось, что сейчас грянет буря. И буря действительно грянула. Откуда не ждали.
Трохин сначала не понял что случилось, но Ваня быстро сориентировался включил экран кресла и вывел крупным планом трибуны штатовцев. Трохин обмер — именно там сейчас повисли сплошные ряды голых задниц. А трибуны ЕИАК молчали.
Очередной ведущий, который все это время что-то бубнил, осекся и ойкнул.
— Ах, вот как? — зловеще произнес ведущий, и его гигантская голографическая фигура взмахнула руками, — Я вижу, наши штатовские друзья не хотят Объединения?
Трибуны штатовцев заорали на горизонте. Трибуны евроиндоафрокитайцев торжествующе молчали, продолжая окатывать их волнами презрения.
— Тогда об Объединении не может быть и речи! — подытожил выступающий и голограмма исчезла.
Тут же со всех сторон навалился шум, все деловито вскочили с кресел, будто закончился сеанс гала-кино или трудный рабочий день. Только роботы в синих шарфах сидели неподвижно, будто выключенные.
— Ну, вот и все! — радостно сказал Ваня, — ЕИАК снова победил!
— В каком смысле? — удивился Трохин.
— Штатовцы опять показали себя террористами и Объединение не состоялось! — объяснил Ваня, широко улыбаясь, — А мы как бы опять ни при чем! Куда лучше, чем в прошлый раз, верно, Инга?
— Какой прошлый раз? — удивился Трохин.
— Церемония Объединения проводится каждый год уже много лет, объяснила неразговорчивая Инга.
— Окончательно объединиться нам каждый раз мешает терроризм с обоих сторон! — закончил довольный Ваня.
— А чему вы рады-то? — изумился Трохин. — Вы что, тоже не хотели Объединения?
— На этот вопрос, — строго произнесла Инга, — Мы отвечать отказываемся. Тем более, в публичном месте.
— Я ничего не понимаю! — повторил Трохин.
— Все прошло великолепно! Мы гордимся вами, товарищ Трохин! — сказал Ваня, направляясь вдоль ряда к выходу, — Я выполнил с вашей помощью задание! Вы не только предотвратили террор со стороны ЕИАК, но и блестяще провели его!
— Как же это? — растерялся Трохин.
— Ваше имя войдет в учебники! — кивнула Инга.
— А метод ледяного презрения, который вы изобрели, откроет новую эру флэшмоб-террора! — подытожил Ваня. — Эра недоказумости!
— Я вообще ничего не понимаю! — закричал Трохин, — Что теперь будет со мной?!
— Через полчаса вы расплатитесь с долгами и вернетесь в свой век, серьезно кивнул Ваня. — Но для этого нам надо поспешить, — он повернулся к Инге, — Инга, у нас последнее дело, нам надо срочно лететь. Что ты делаешь сегодня вечером? Может быть мы...
— У меня болит голова, а завтра тренировка по флэшмобу. — сухо сказала Инга.
Ваня сжал зубы, развернулся и двинулся вперед сквозь толпу. Трохин схватил его за край плаща чтобы не потеряться в толчее.
* * *Внизу мелькали облака, а под ними — океан. Ваня уверенно вел кар на самой высокой скорости. По крайней мере, так казалось Трохину.
— Как ты меня собираешься отправить обратно? — спросил наконец Трохин.
— В каком смысле? — обернулся Ваня.
— Ну, ты договорился с Институтом времени?
— В каком смысле?! — удивился Ваня еще больше.
— Я что, не смогу вернуться в свое время?!! Мне же обещали, что я выступлю на инофоканалах и сразу вернусь!!! Это что, была ложь? Вернуться невозможно?!!
— А, так вот вы про что, гражданин Трохин, — расслабился Ваня, — Ну у вас же чека висит?
— Какая чека?!
— Ну вот же, проволочка на шее. Она появилась, когда вас перенесли в наш мир. Когда вы ее разорвете — перенесетесь обратно.
— Что?!! — изумился Трохин, нашупывая гибкий шнурок на шее, — То есть я в любой момент, даже в камере, мог разорвать эту штуку и вернуться?!
— Осторожно, осторожно! — предупредил Ваня, поднимая ладонь, — Сначала надо покрыть бонусный долг, иначе долговые службы вас могут найти и в вашем веке.
— Но могут и не найти? — сурово спросил Трохин, сжимая шнурок.
— Могут и не найти, — кивнул Ваня. — Скорее всего, даже искать не станут. Но почему не сделать все по закону? Вдруг вы к нам не последний раз?
— Последний, — твердо сказал Трохин.
— Доверьтесь мне, я, между прочим, иду на большой риск чтобы сделать все законно. Через двадцать минут вы будете дома.
— Куда мы летим? — сурово спросил Трохин.
— В церковь, — просто ответил Ваня.
— Зачем?
— Там вы примете сан.
— Зачем?!!
— Я нашел хитрую лазейку в законе. Вы примете сан и сразу вернетесь в свое прошлое. И начнете там вести религиозную пропаганду.
— Никогда!
— А никто и не заставит, все равно недоказуемо. Но вы уже в сане, и за религиозную деятельность ежегодно начисляются бонусы, даже больше чем за труд. Поэтому к нашей эре у вас накопится бонусов столько, чтобы не только покрыть долг, но и купить весь канал «Сурен» с «ПТК».
— К вашей эре? — усмехнулся Трохин. — Своим ходом? Боюсь, не дотяну.
— Тем более, какие проблемы? Схема понятна?
— И не подумаю! — разозлился Трохин. — Какой сан? Какая пропаганда? Я атеист!
— Вы уже говорили, — кивнул Ваня, — Именно поэтому мы, гражданин Трохин, летим в атеистическую церковь, я уже договорился с ее Батей, он ждет нас.
— Какая еще атеистическая церковь? — возмутился Трохин. — Что за бред?!!
— А как же вы себе мыслите, гражданин Трохин? — удивился Ваня, — Все верующие мира будут зарабатывать законные бонусы за свою веру, а атеисты не смогут? Дискриминация по религиозному признаку. Атеисты тоже граждане! Они имеют такое же право на свою веру и на свои храмы, как и все прочие!
— Но они же не верующие?!
— Разумеется. Это основное положение всех атеистических конфессий отрицание Бога.
— Конфессий?!
— У атеистов много конфессий, все различаются, и не все хорошо меж собой ладят. Старообрядцы на своих иконах изображают Шимпанзе. Раскольники Орангутанга-самку с детенышем. Рефоромисты Новой школы поклоняются лику Австралопитека, а на шее носят цепочку с подвеской в виде крошечного каменного топорика.
— У меня нет слов, — сказал Трохин.
— Кстати о словах, — Ваня внимательно глянул на него, — Сразу предупреждаю: не вздумайте где-нибудь написать «Обезьяна» с маленькой буквы.
Трохин промолчал.
— Так о чем я? — продолжил Ваня, — У Гагарианцев вообще нет икон, в их храмах лишь статуи: Дарвин на пальме и Гагарин верхом на ракете. У Гагарианцев сохранился обряд жертвоприношения — в канун Небесной пасхи двенадцатого апреля они сжигают свою любимую книгу или одежду, символически принося ее в жертву науке. Очень красивый старинный обряд.
— А мы в какую церковь летим? — устало вздохнул Трохин.
— Я решил, что вам это без разницы, — кивнул Ваня, — И мы летим в филиал Славной церкви. Это самая крупная атеистическая церковь на территории свободного Евроиндоафрокитая.
Трохин замолчал и долго смотрел вниз, на серую пелену облаков. Облака были темными и беспросветными. Разрывов не было. Океан не мелькал.
— Могу я напоследок позадавать тебе пару вопросов, какие захочу? спросил Трохин неожиданно для себя самого.
— Любые! — кивнул Ваня. — Нас никто не слышит.
— Любые? — ехидно улыбнулся Трохин, — Ты спишь со своей Ингой?
