Иван Наумов - Обмен заложниками
Маугли долго разглядывал меня против света. А когда узнал, то прыжком бросился вперед:
— Дядя Горгон!
Пока Маугли одевался, Повар цепко держал меня за локоть и жарко шептал в ухо:
— Ты самый старший из нас. Горгон, не для себя прошу, для всех. Ты не справишься — значит, никому это уже не под силу. Плохие времена грядут.
— Да о чем ты, в конце концов? — я подтолкнул мальчишку к выходу, серебристые рыбы плыли перед нами, скрывая от посторонних глаз.
— Горгон, ты обещал услугу. Я прошу тебя: убей Тролля.
— Что случилось, Повар? Ты из меня кого сделать хочешь? Ну-ка, поехали с нами!
Я думал, он сошлется на работу — последние посетители еще ковырялись в салатах и претендовали на десерт, но Повар безропотно кивнул. Мы вышли через служебный вход ресторана к моей машине. Маугли испуганно зыркнул на почти полную луну.
Я давно приметил место для его обучения. Недалеко от города, в стороне от дач, деревень, свалок, воинских частей и заброшенных фабрик. Высокий круглый холм, как торчащая из земли коленка.
— Дядя Горгон, — Маугли явно волновался, — а таких, как вы, много?
— Несколько сотен. А таких, каким был ты, никто и не считал.
— Был?
— Скоро узнаем.
Повар беспокойно зашевелился на заднем сиденье:
— Горгон, Тролль не наш. У него внутри неживое.
— Подожди, пожалуйста, полчаса! — я начинал сердиться. — Ты же видишь, чем я занят… — и, уже обращаясь к Маугли: — Разница между звероносцами и оборотнями в том, что мы управляем бестелесным зверьем, не теряя себя. Ты уже укротил своего волка, не бойся, он больше не заберет твое тело.
— Но когда луна…
— Это закон: люди питаются солнцем, оборотни — луной, звероносцы — светом звезд. Как только ты почувствуешь звезды, волк потеряет власть над тобой. Пойдем!
Машина зашелестела бампером о высокую траву. Мы поднялись на вершину холма. Повар все мялся, но держал рот на замке.
Я позвал, и змеи медленно поднялись над моей головой. Маугли замер, вглядываясь в созвездия, словно пытаясь прочесть свою судьбу.
Я показал ему Бегу.
— Смотри только на нее. А теперь закрой глаза. Ты видишь ее?
Секунду он молчал, потом неуверенно кивнул.
Шаава аккуратно перекусывала нити воспоминаний Маугли. Чудовищная клыкастая тварь больше не разрывала собой его мышцы, не захватывала зрение и слух, не просила свежего мяса и горячей крови.
— А ты знаешь мое предназначение? — спросил мальчик.
— Не отвлекайся. Сам поймешь. Ты еще видишь звезду?
— Да.
— А слышишь своего волка?
Тишина.
Тишина.
— Да.
— Дай ему выйти.
Шейех подтолкнул мальчишку к правильному пути, не давая неверию или слабости взять верх.
— А теперь открой глаза.
Маугли с недоверием уставился на огромного полупрозрачного седого волка. Волк тоже посмотрел на мальчика и отвернулся.
Маугли взглянул на меня:
— Дядя Горгон! Ой, какой ты смешной!
Повар, не удержавшись от хвастовства, выпустил стайку цветных тропических рыбок. Маугли взвыл от восторга.
— Ну вот, — сказал я, — теперь познакомься с волком и дай ему имя. А мы пока потолкуем о своем.
Повар был тут как тут:
— Тролль — чужой, Горгон!
— И поэтому его надо убивать? Дружище, я сейчас в очень миролюбивом настроении. У меня вот-вот родится ребенок, может быть, уже этой ночью. От обычной женщины. Я люблю ее и хочу подольше пожить спокойно. Что с того, что у Тролля в голове не зверь, а камни?
— Он… Он строит… Да что я говорю…
Повар схватился руками за голову и вдруг почти закричал:
— Посмотри на небо, безглазый ты дурак!
В три пары глаз я обратился к звездам. Шаава упивалась их светом, приносящим нам прошлое мира. Я привычно разбирал созвездия. Шейех беспокойно водил головой туда и сюда и наконец завладел моим вниманием.
— Что это? — мой голос сразу сел.
Четыре ночи спустя в черном-пречерном небе без единой звезды скалилась одинокая луна. Три ночи спустя лишь горстка звезд глядела на Землю через круглое окошко диаметром в три луны. Остальное лежало в темноте.
— Это, — сказал Повар, — если тебя не покоробит терминология, стена вокруг Солнечной системы. Твоя и моя гибель. Новый мировой порядок. Когда мы все умрем, останутся только люди, оборотни и Тролль — когда он достроит стену. А случится это завтра. Когда последние лучи звезд достигнут Земли, будет уже поздно.
— Что же ты…
— Ты пропал на три года, Горгон. Когда ты охотишься, тебя чертовски сложно найти.
Где-то далеко-далеко Она кричала, вцепившись в руку акушерке. Мой сын должен был появиться на свет. А я — уйти, оставив этот мир непонятному существу с нечеловеческими замыслами.
— Как мы его найдем за сутки? В его голове все стены Земли.
Повар беспомощно опустил руки.
— Горгон, ты в этот раз дожил до двухсот лет. Мне нечего тебе посоветовать.
— А это не такой лысый дед, у которого из головы летят камни? — спросил Маугли.
Мы замерли.
— Я его вижу. Он на юге. У него настоящий замок на скале. Этот дед совсем сумасшедший.
— А кого еще видит твой волк? — осторожно спросил Повар.
— Дядю Горгона со змеями. Вас с рыбами. Маленькую девочку — она только что выпустила слона и играет с ним. Старую женщину с хорьками. Очень много, кого.
— Вот, Маугли, ты и узнал, что умеет твой волк, — сказал я. — Ты объяснишь мне, где именно живет Тролль?
— Вы хотите его убить, да? — у мальчика дрожали губы.
— Понимаешь, Маугли, это… Самооборона. Хотя убивать нехорошо.
— Я всё для вас сделаю, дядя Горгон! — сказал мальчик. И его волк исчез.
Где-то далеко уже с облегчением в последний раз застонала Она. Страшно зашипел Шейех. Закричал я. Как может кричать человек, у которого отнимают всё.
Седой волк с окровавленной пастью возник перед нами и прыгнул Маугли в голову.
— Всё, — сказал мальчик.
Повар молча плакал, глядя на меня.
За потрескавшимся бетонным забором, над четырехэтажным зданием роддома кружили гигантские скаты. Большая белая акула лениво шевелила хвостом перед шлагбаумом на въезде, где в будке беспробудно спал молоденький чоповец.
Родильный дом ненадолго выпал из жизни города — нам помешали бы лишние глаза. Внутри в холле слышался лишь легкий треск радужных стрекозиных крылышек. Спала регистратура и гардероб, спали роженицы и врачи. На колченогой банкетке развалясь сидела молодая девушка в ярко-желтом мотоциклетном гоночном комбинезоне. Черные волосы почти закрывали лицо, но мне не нужно было видеть ее, чтобы узнать.
— Здравствуй, Либель!
— Привет, старая перечница. Как ты? — Либель шевельнулась, и дюжина стрекоз выпорхнула из ее волос, унося в коридоры вязкое марево сна.
— Красивое тело, мои комплименты, — ответил я. Мы собрались, чтобы совершить страшное, но я не собирался терять лица.
Из-за колонны появился Кузнец, нервно потирая громадные ручищи. Около него по полу прыгала саранча.
— Я уже веду медсестру, Горгон. Ты готов?
Я молча кивнул.
В парадную дверь вошли Повар и Арахна. За окнами по-прежнему плавали рыбы.
Арахна здорово состарилась. Черные паучки смотрелись заколками в седых волосах. Где-то в городе ревели машины, запертые в непролазных пробках. Где-то из канализационного колодца хлестал кипяток, заливая тротуары и проезжую часть. Роддом не принимал посетителей.
Дебелая санитарка с застывшим лицом шла по центральному коридору. Держала в руках толстый сверток, перевязанный голубой ленточкой. Мой ребенок не успел родиться, но она этого не знала, и торжественно протягивала мне укутанное тельце. По плечам и макушке санитарки сосредоточенно ползали крупные песчаного цвета кузнечики.
— Поздравляю, папаша!
Да уж. Я разглядывал крошечное человеческое лицо. Зная, что его уже нельзя считать человеческим. Чувствуя присутствие силы, перед которой любой звероносец казался безвольной пылью.
Одурманенная санитарка медленно села рядом с Либель. Несколько стрекоз закружились над ними. Саранча ускакала к Кузнецу.
— Ты готов? — спросил Повар.
Я положил ребенка на пеленальный столик и развернул. Малыш улыбался, или мне только показалось? Нужно было произнести всего два слова, но мне не хватало воздуха.
— Здравствуй, Тролль, — из-за моей спины сказал Повар.
Сначала ничего не произошло, и на какую-то секунду я успел поверить, что ошибся.
Новорожденный не может сознательно управлять зверем. Или камнем. Здание дрогнуло. Треснула в полу бетонная стяжка. С потолка посыпалась штукатурка. На лужайке перед роддомом из земли полезли камни. И вдруг все стихло.
На белом одеяльце в окружении вышивок и рюшечек лежало несколько горстей крупной гальки, каменных обломков и песка. По одному, молча, звероносцы подходили к столу и разбирали по чуть-чуть. Кусочки, на которые распался мой сын, будут закопаны в землю, утоплены в колодцах, растолчены в пыль и никогда не соберутся вместе.
