Геннадий Якушин - Волк
— Лотовые левого и правого борта докладывают о глубине…
В этот момент раздается страшный скрежет. Корабль резко останавливается и начинает крениться на правый борт под углом 40–50 градусов. Кажется, вот-вот — и он завалится совсем. Матросы падают, кричат, вырывают друг у друга спасательные круги, кто-то пытается спустить на воду шлюпку. Внезапно раздается автоматная очередь и наступает тишина. И в этой зловещей тишине приказы на японском языке воспринимаются отцом, как вопли. Игорь, комментирует происходящее:
— Видимо, даются команды типа: «Полный вперед! Полный назад!» Двигатели работают, но судно не двигается с места. Корабль сидит на мели плотно, словно прикованный. — Боцман снова объясняет отцу ситуацию: — Понимаешь, Василий, если нет течи в днище судна, то и особой беды для них нет. Они дождутся прилива и снимутся с мели или разгрузят корабль. Ну, и по рации могут вызвать помощь.
А на судне начинается суматоха. Матросы бегают по трапам снизу вверх, сверху вниз, мечутся туда-сюда по палубе. Резкими гортанными выкриками отдаются приказы. Шлюпки грузятся оружием, продуктами, вещами, и все это свозится на берег. Вскоре уже дымят походные кухни, разбиваются палатки, возле склада вещей, оружия прохаживаются часовые.
— Интересный поворот! Неправда ли, Василий? — вглядываясь в расположение лагеря, размышляет боцман. — Бандиты вычислили нас. Они поняли, что мы где-то рядом с ними. И в каждую минуту могут накрыть нас здесь.
— Ты, Игорь, как всегда прав, — соглашается батя с ходом его рассуждений. — Значит так, приказ будет следующим. Сержант Савельев и рядовой Марков остаются наблюдать за действиями противника. В бой не вступать. В случае каких-либо изменений в расположении лагеря или выдвижения в нашу сторону даже двух-трех человек немедленно возвращайтесь на корабль. Остальные за мной бегом марш!
На судне отец объявляет Данилову:
— Через полчаса вы должны выйти в море. Я остаюсь здесь. В ваше распоряжение я выделяю пять бойцов. Боцмана и остальных забираю себе. Оставьте пару шлюпок. Если все сложится как надо, то мы над бухтой водрузим красный флаг и вы вернетесь за нами. Если флага не будет, подождите пару дней. Боцману укажите координаты, где будете ждать. По истечении двух дней идите на Аляску. А сейчас прикажите доставить ко мне пленного японца.
— Я сделаю все, как вы говорите, Василий Максимович. Но объясните, что произошло? — обращается к бате Данилов.
— Пиратский корабль в бухте сидит на мели. Мне думается, бандиты догадываются, что мы затаились здесь. Уходи, Сергей Александрович, как можно скорей уходи! — нетерпеливо говорит отец.
— Хоть в двух словах скажите, что вы задумали? — волнуется Данилов.
— Пока сам толком не знаю, что буду делать. Обстановка покажет. Правда, мысли некоторые есть. Не говорю, потому что боюсь спугнуть. Японца мне сюда давайте, и скорее, — торопит он Сергея Александровича.
Самурай входит в каюту кланяясь. Отец указывает ему на стул. Он садится, поднимает на батю глаза и застывает в ожидании.
— Из нашей прошлой встречи, — начинает разговор отец, — можно сделать вывод, что ты хочешь жить. Правильно?
— Правильно. Все, что есть живого на земле, хочет жить, — ухмыляется японец.
— Давай без философии и конкретно, — осаживает его батя.
— Что вы от меня хотите? — спрашивает японец.
— Вот тебе карандаш и бумага. Черти схему корабля, охотящегося за нами. Особое внимание удели точкам хранения боеприпасов! — приказным тоном говорит отец.
— Господин офицер, это современное судно. На нем порох в бочках не хранят, — снисходительно взглянув на батю, отвечает самурай.
— Ты правильно на прошлом допросе заметил, что я человек хорошо подготовленный. Это действительно так. Тебя я тоже понял, и давай без игр. Или ты со мной сотрудничаешь или… — выразительно смотрит отец на японца.
— Хорошо, я все начерчу, — торопливо соглашается самурай.
— И еще учти! На операцию пойдешь со мной и ты, — сотворив японскую улыбку, заявляет батя.
По окончании работы с самураем он передает схему Игорю. Тот минут пятнадцать-двадцать изучает ее и определяет, что ей можно верить. Затем намечает точки для установки мин с часовым механизмом.
Отец, выяснив у наблюдателей Савельева и Маркова, что в лагере бандитов ничего подозрительного не происходит, начинает размещать солдат на господствующих высотах над ним. На каждой — устанавливается крупнокалиберный пулемет и гранатомет.
Как только судно с золотом скрывается за горизонтом, в небо взмывает голубая ракета — сигнал к бою. Мощная стена огня дугой охватывает лагерь пиратов. В первые минуты боя в лагере противника начинается паника. У бандитов лишь одно желание — скрыться от бьющего с гор шквального огня.
Именно в эти минуты отец, боцман и японец вплавь добираются до сидящего на мели судна и с помощью кошек поднимаются с тремя минами на палубу. Среди общей паники они остаются незамеченными. Батя с японцем направляются в носовую часть судна, а Игорь — в кормовую. Батя закрепляет обе мины и включает часовой механизм на взрыв через десять минут. Закончив работу, он под дулом пистолета приказывает японцу прыгать за борт. Но тот бросается бежать. И тут отец видит, что два японских офицера выводят на палубу Игоря. Боцман кричит:
— Спасайся, Василий! — И тут же падает от удара прикладом по голове. Батя все-таки успевает выстрелить в пытающегося скрыться самурая, видит, как тот падает на палубу, и только после этого бросается в море.
Первый взрыв поднимает отца высоко над водой, несколько раз прокручивает в воздухе, а затем с такой силой бросает, что он влетает в глубь моря торпедой. Второго и третьего взрыва отец уже не слышит.
Очнувшись распластанным на берегу, батя первым делом видит чадящий изуродованный железный скелет корабля. Остатки судна осыпают бухту стальным дождем крупных и мелких осколков. Это рвутся снаряды, до которых добирается огонь. С полчаса длится предсмертная канонада, а потом наступает мертвая тишина. Но длится она недолго. Буквально через несколько минут после окончания канонады с гор спускаются солдаты отца.
С бандитским кораблем и его командой покончено. Над бухтой взвивается красный флаг. Дальнейшая работа отца по доставке золота в США проходила без приключений.
— Все, рассказ завершен, — говорю я и оглядываю своих маленьких слушателей, которые, как птенцы в гнезде, сидят на моей постели, подняв головки и раскрыв рты. Затем перевожу взгляд на Никиту и хозяйку, которых, кажется, тоже заинтересовало мое повествование.
— Скажите, пожалуйста, — спрашивает меня девочка, что постарше, — а боцман остался жив?
— Остался, — отвечаю я, — и был награжден, как отец и остальные участники операции.
Утром, провожая нас, хозяйка подает нам узелок:
— Здесь, ребятки, колбаса, сыр, сало и хлеб. Все, что осталось от ужина. Спасибо вам.
Никита смущенно прячет руки за спину и отходит от женщины в сторону. Я беру его за плечо, поворачиваю к двери и говорю всем остающимся в доме:
— Прощайте! Нам было очень хорошо с вами.
Мы едем с полчаса, я замечаю чайную и предлагаю солдату свернуть к ней, чтобы позавтракать. Заказываю два мясных рагу с картофельным пюре и два чая. Едим мы молча, уткнувшись в свои тарелки.
Уже почти у Мценска Никита не выдерживает.
— Ну, чего ты молчишь? — обращается он ко мне.
Я тут же отвечаю:
— Того же, что и ты.
— Ну, почему у нас с тобой утром кусок в горле не застрял?! — орет солдат.
— Кончай! Не будь фраером. Ты сам-то, думаю, вкус шоколада в Москве только и узнал, — со скрытой злобой говорю я Никите.
— Ну, понятно, ты его каждый день лопаешь из отцовских пайков, — с издевкой отвечает солдат.
— Да, я с детства знаю вкус шоколада, в том числе и из отцовских пайков, — сухо парирую я.
— А я вот, как и те детишки, картошки досыта не всегда ел. Тебе это понятно?! — вновь кричит Никита.
— Солдат, тебе приказано доставить меня до села Шарлино. Если ты на меня будешь и дальше так орать, то я могу и удрать от тебя.
Никита замолкает, а через некоторое время я слышу, как он всхлипывает. Я начинаю его презирать. Меня не волнуют его слезы. Навидался я этих правдолюбцев, которые сначала нажрутся, а потом о голодных слезы льют. Дружеских бесед у меня с солдатом больше не было, мы говорили только по делу.
Глава III
Прошло более двух месяцев, как я живу на родине отца в селе Шарлино на Орловщине у его брата Кирилла. В нескольких километрах от Шарлино деревня Вороновка, откуда родом мать. Все это время я работал подсобным рабочим на строительстве колхозного клуба, никуда не выезжал и дергался при виде любой появляющейся на дороге легковушки. А сегодня я просыпаюсь каким-то новым человеком. Выхожу на крыльцо, снимаю рубаху и наслаждаюсь утренним солнышком.
