Эльвира Вашкевич - Метро
- Вот уйдут родственнички, придут уборщики, - решил Леха, - тогда-то и заору. Этим все привычно, их не напугаешь. А у скорбящих и кондрашка может приключиться от таких дел. Мало ли, решат, что покойник восстал из мертвых. Пока догадаются наверх посмотреть, так инфаркт у кого приключиться может. Отвечай потом за это безобразие.
Он ждал, рассматривая собравшихся, удивляясь все больше и больше. Странно выглядели скорбящие. Одежда их была совершенно киношной, невозможной, будто перенесли в зал массовку из фильма сороковых годов. Леха даже засомневался: на похоронах ли присутствует. Может, действительно на какие съемки попал?
- Френчи какие-то... - поражался он. - Галифе... Да сапожки мягкие, еще Сталин в таких бегал. Ичиги, что ли?
Леха закрутил головой, разыскивая кинокамеры. Но нигде не суетились режиссеры, ниоткуда не лился пронзительный свет софитов. Все было благостно и церемонно. Стоящие у капсулы все пели, и никто не снимал эту фантастическую, невозможную в жизни сцену.
- Может, баптисты какие? Секта... А одежка эта у них - для особо тожественных церемоний. Ну, вроде похорон, - буркнул Леха. - Ну да в любом случае, ждать надобно, пока они дела свои не закончат. Нервы ни у кого не казенные. Даже у баптистов.
Он уже потряс решетку, на которой лежал. Прочная, куда как прочнее той, наверху, повернувшейся от легкого толчка. А глянув вниз внимательнее, Леха и вовсе перестал встряхивать стальные прутья. Еще свалишься, не приведи Бог, а высота не мелкая. Так и рассыпешься кровяными брызгами по черному мрамору. Будет прям Стендаль - "Красное и черное", красиво, но самому посмотреть не доведется.
Скорбящие все пели, и Леха, дойдя уже до предела изумления, вдруг узнал "Интернационал", только как-то искажена была мелодия, растянута, словно замедлили старую пластинку, да еще и заедает, прыгает игла на царапинах.
Алые линии пентаграммы задрожали мелко, как хвост крысиный, и мраморный пол начал разламываться. Собравшиеся отошли чуть в сторону, неторопливо и без суеты, а из пола вынырнул манипулятор, новенький и блестящий, смахивающий на руку Терминатора, подхватил капсулу с покойником, утащил вниз. Из разлома полыхнуло желтоватым жаром, будто солнце вспыхнуло, пентаграмма вновь дрогнула, и пол встал на место, даже видно не было - где же был тот разлом. У Лехи челюсть отвалилась от таких чудес. Случалось ему бывать в крематориях, но такое видывать не приходилось. "Вот это технология... - подумал он. - Чисто, красиво... Интересно, чья разработка? Штатовцы, что ли, сделали? Так это я на элитные похороны какие попал...".
Люди же внизу, не выказывая никаких признаков удивления, пожали друг другу руки с печальной торжественностью, приличествующей случаю, и гуськом потянулись в сторону виднеющейся справа от пентаграммы двери. Леха затаился, стараясь даже не дышать во внезапной тишине. Когда дверь захлопнулась, он вздохнул с облегчением.
- Ну, сейчас уборщики придут, выпустят! - радостно сказал он.
Время потянулось медленно в ожидании, Леха все поглядывал вниз, прислушивался, чтоб не пропустить вожделенных уборщиков. Никого не было, только мелкие пылинки кружились вокруг ярких ламп, как насекомые вокруг костра.
- Совсем мышей не ловят! - возмутился Леха. - Зарплата, видно, маленькая. А зальчик-то ничего по оформлению. Богатый... Что ж обслуживающему персоналу не платят, экономисты?
Он присмотрелся к пентаграмме, и показалось ему, что линии вздрогнули вновь, выпуская желто-солнечные пламенные языки. Леха помотал головою, но пол продолжал вздрагивать. Выдвинулся манипулятор, потянулся к решетке, на которой лежал Леха, жадно зачавкал стальными зубьями и, вроде даже, мелькнул меж этих зубьев красный, мотающийся язык. Леха завопил, перепугавшись, и больно ударился щекою о решетку.
- Тьфу, напасть! Приснится же такое! - он глянул вниз. Пентаграмма спокойно переливалась алыми линиями, никаких разломов в полу и манипуляторов видно не было. Тем более - никаких зубастых языков не наблюдалось. Тишина окутывала зал плотным одеялом. - Ну, где ж эти чертовы уборщики? - Леха потряс решетку, постучал по ней. Эхо грохотом метнулось по залу. - Э-эээй! Ребя-аааата! Вытащите меня отсюда!
Тишина, казалось, стала еще гуще, плотнее. Лампы под потолком, освещавшие зал, начали медленно гаснуть, и вскоре лишь несколько красноватых огоньков горели на лабрадоритовых колоннах. Черный мрамор пола выглядел так, будто был залит кровью.
Леха крикнул еще раз, постучал по решетке, бухнул кулаком в стенку стальной трубы, в которой лежал. Кроме эха не ответил никто, и он пополз влево - все по той же привычке, заставлявшей его поворачивать только налево в тоннелях метро.
- Ну, ежели тут люди есть, то найдутся в конце концов, - бормотал Леха, поддерживая себя. Он сообразил уже, что попал в систему вентиляции, но вот где находилась эта вентиляция - даже не мог предположить. - Город тут, что ли, подземный? Вроде, писали, под Раменском что-то такое есть... Но там жителей сроду не было. Планировалось только. Странное дело... Секреты кругом. Может, и вправду что стратегического назначения? Москва-фиг-знает-какая? Типа КБ Курчатовское. Для космоса работают и на оборонку. Блин, да куда ж я вляпался? Ну, Толян, погоди, выберусь - все тебе припомню...
Он ворчал и ворчал, разговаривая сам с собою. Так было не настолько страшно, чтобы кричать, закатывая глаза, заходясь темным ужасом. Труба, по которой полз Леха, становилась то уже, то шире, можно было то ползти на четвереньках, но были и такие места, где приходилось распластываться и протискиваться с трудом, стукаясь то затылком, то подбородком о стальные, гладко сваренные листы. Иногда попадались решетки, вроде той, над похоронным залом. Под ними даже были помещения, но - пустые, освещенные мигающими красными лампочками.
- Аварийки, что ли? И здесь электричество экономят, - поднимал брови Леха задумчиво и на всякий случай выкрикивал несколько слов в красный полумрак. Однажды вроде зашевелился кто-то в небольшой комнате, когда Леха гаркнул свое "Ау!". Но нет, померещилось, лишь тень небольшая метнулась и растворилась в сумеречном свете, да отдаленно хлопнула невидимая дверь. - Да где ж вы все? - он жалел уже, что не завопил тогда, на похоронах. По крайней мере там были люди, точно были. Ну, испугались бы немного, но достали бы из этой осточертевшей трубы, из-за которой уже локти и колени Лехи были покрыты кровоточащими ссадинами и синяками. Старенькие джинсы порвались, и Леха оставлял за собою неровный, прерывистый кровяной след.
- Чисто солдат раненый, - усмехнулся он невесело, обернувшись и увидев черную в тусклом свете кровь. - Ползу, значит, через вражеские позиции к своим окопам. Только не хватало, чтоб какие гады стрельбу начали прямо над головой.
Впереди разлилось желтое сияние, отражаясь бликами от гладких, стальных стен трубы. Леха заторопился, пополз быстрее, жадно вглядываясь в свет.
- Ну, там-то люди! - восторженно шептал он, решив для себя твердо: даже если какие похороны, если опять зал крематория, не будет уже ждать уборщиков, сразу вопить начнет. Пусть вытаскивают. А возможные инфаркты... ну, Бог простит. Нельзя ж допустить, чтоб Божья тварь погибла, особенно, если эта тварь - сам Леха.
Гул голосов донесся из вентиляционной решетки, и Леха приник к прутьям, заглядывая вниз. Множество людей сидело за длинными столами, уставившись в металлические, неглубокие тарелки. Негромкие разговоры сливались в монотонный, низкий звук, мечущийся меж стен, взлетающий к потолку.
- Столовая... - Леха сглотнул голодную слюну. - Жрут. Да еще как неохотно... Вот ведь, сразу видно, что не голодали. Им бы по тоннелям побегать, так сразу начали бы уплетать в три горла. А тут с ленцой, да вилками ковыряют. Зажрались! Хотя нет, пайку свою быстро убирают, не задерживаясь. Видно, спешат куда-то.
Он попытался разглядеть: что же такое в тарелках, но так и не понял, что видит. Содержимое тарелок напоминало однородное месиво, вроде размякшего пластилина, присыпанного разноцветной пудрой. Люди деловито и быстро ели, но не было на лицах удовольствия и улыбок. Одежда показалась Лехе такой же странной, как у тех, в крематории. Гимнастерки форменные, разных цветов, кепки да пилотки, галифе и брюки с лампасами. Только на женщинах были платья, но и те - тусклых, невыразительных цветов. И лица людей - бледные, даже белые, - напоминали непропеченные блины, и дрябловатая кожа складчато провисала под подбородками. Леха дернулся, ударившись коленом о стенку трубы, когда увидел огромный, светящийся плакат, украшавший стену столовой. "НЕ БОЛТАЙ! НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ ПОПУСТУ!" - было написано на нем, и строго смотрел с плаката очкастый мужичок, хмурящий брови с отеческой сердитостью.
- Вот ведь... - Леха поморщился, потирая многострадальное колено. - Ладно, вам не болтать, а мне тоже жрать охота! Пусть даже эту пластилиновую кашу. Все что-то новенькое, после Веркиной-то колбасы...
