Сара Алдерсон - Охотники
Последний кошмар был покруче. Все как обычно, только при высоком разрешении, так что я чувствовала запах крови; кровь пахла ржавчиной и перезрелыми вишнями. Я видела заусеницы на деревянных перилах. Обычно мои кошмары заканчивались, когда она вскрикивала, оглянувшись. Сейчас, вместо того чтобы проснуться, я перенеслась в другое место. Я была уже не у нее за спиной, а наверху, и видела ее смерть издали. А потом увидела саму себя, в школьной форме, в рваных колготках, с круглыми от страха глазами, с ножом, которым чуть не выколола глаз малолетнему грабителю. На зазубренном лезвии была кровь, теплые липкие струйки текли по моей руке. Это меня и разбудило.
Я расчесала пальцами волосы, сдернув съехавшую ленточку-резинку. Нужно раздобыть воды. Смыть картины сна и, между прочим, прекратить психовать из-за того, что я сотворила или чуть не сотворила с тем лондонским мальчишкой.
Я на цыпочках вышла в коридор. У Джека свет не горел. Я знала, что ему завтра рано на службу, поэтому как можно тише спустилась по лестнице. Вышло, однако, не слишком тихо, — ступеньки под ногами скрипели. На полпути я остановилась и прислушалась.
У него в спальне царила тишина. Выходит, не так уж трудно перехитрить оперативника спецназа. Шаркая босыми ногами по кухонному линолеуму, я добралась до холодильника и простояла минут пять, глядя на снимок смеющейся мамы и стараясь впечатать этот образ поверх картины из сновидения. Может, и Джек держал его здесь, пытаясь вытеснить другие, страшные образы своего воображения. Наконец я открыла дверцу и окунулась в искусственный холод, наслаждаясь пробежавшими по рукам мурашками.
— Ты что, проголодалась?
Я взвизгнула и поспешно зажала рот ладонью.
— Какого черта! Ну, ты меня напугал, — прошептала я, в полуобмороке повиснув на дверце холодильника. Вряд ли моему сердцу на пользу такие частые всплески адреналина.
Алекс стоял прямо у меня за спиной. Бог знает, давно ли он меня выследил. Придется мне пересмотреть свое мнение о подготовке морской пехоты. Я наградила его выразительным взглядом и кое-как добралась до стула.
— Извини. — Включив верхнюю лампу, он посмотрел на меня с беспокойством.
— Ладно, порядок, — пробормотала я, моргая от яркого света. — Это просто от неожиданности. Я думала, ты уехал домой.
— А у нас, понимаешь… — он запнулся, и я подняла взгляд. — У нас по работе возникла непредвиденная ситуация. Джек поехал разбираться, вот я и решил поспать на диване, — вдруг ты проснешься, а он пропал.
Я с улыбкой покачала головой.
— Обычно в таких случаях обходятся записками.
Алекс красовался в тех же синих джинсах, только рубашку сменил на белую футболку. Мне было по-настоящему больно оторвать взгляд от его плеч и рук — словно срываешь пластырь с век. У края рукава чернела та же татуировка, что у Джека, и мне хотелось погладить ее пальцами, накрыть ладонью.
Когда я сумела вернуть мысли на менее опасный курс, то заметила, что он смотрит вниз и на лице у него вопрос. Я вдруг вспомнила, что на мне одна футболка, которая не достает до колен и едва прикрывает синяки, оставленные велосипедом. Но Алекс смотрел не на мои голые ноги и не на синяки.
— Ого, знакомая футболка!
Господи! Внутри я вся сжалась. Щеки обдало жаром. Я заставила себя непринужденно оттянуть подол футболки, словно сама забыла, что на мне надето. Как будто я не знала! Как будто не я несколько часов назад, раздевшись, натянула эту футболку, в которой спала почти каждую ночь. Не задумываясь и уж точно не догадываясь, что прежний хозяин этой футболки увидит меня в ней среди ночи.
Я простодушно округлила глаза.
— А, ты об этом?
Алекс сосредоточенно разглядывал полустершийся девиз штата Вашингтон на груди футболки. Жаль, что он не слинял совсем.
— Моя старая футболка, я точно помню!
— Да что ты? — Голос у меня взлетел на октаву вверх, и я спешно понизила тон. — А я думала, Джека… Нашла ее случайно и вроде как приютила. — Я рискнула поднять на него глаза. Алекс смотрел озадаченно. — В ней уютно спать.
— Ага, вижу. — Теперь он уже улыбался.
Надо менять тему, пока цела.
— Ты как, не хочешь чаю?
— Да, хорошо бы, спасибо.
Наливая чайник, я чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину.
— Действительно было так плохо?
Я обернулась, нахмурившись.
— Ты о чем?
— В Лондоне. Жить с папой. Я вижу, что ты несчастлива. И по твоим е-мейлам чувствовал. Расскажи, как там.
Я чуть не выронила чайник.
— Ничего особенного. Просто там я не дома, понимаешь?
Алекс ничего не сказал, но и взгляда не отвел.
Как ему объяснить? Если я хочу и впредь с ним видеться, лучше не признаваться, что была несчастлива без него. Ух, как все сложно! Особенно когда он таращится, словно и впрямь хочет увидеть меня насквозь. От такого взгляда мысли путаются.
— В Вашингтоне я всегда чувствовала себя своей. В родной семье. У меня были ты и Джек… — Я рискнула глянуть на него. Алекс коротко улыбнулся и снова помрачнел. — В Лондоне я никого, кроме папы, не знала, а он почти не бывал дома. И еще я долго не могла разговаривать, словно онемела. — Голос у меня сорвался. — К тому времени, как это прошло, я оказалась… отдельно, не такой, как все, вроде как не вписалась в компанию.
Слишком много было такого, о чем нельзя говорить. Вот, например, под «не такой, как все» я подразумевала не американский акцент и погибшую мать, а внезапно прорезавшуюся необъяснимую способность двигать вещи взглядом. Вероятно, она относит меня к категории «людей со странностями». Черт возьми, это еще мягко сказано!
Повисла неловкая пауза. Я отвернулась, включила чайник и полезла в шкафчик за чайными пакетиками.
— Я очень мало о тебе знаю, — произнес Алекс.
Я прикусила губу. Он и не представляет, насколько прав.
— Что за черт?
Я завертела головой, не понимая, что заставило Алекса выругаться. Он морщился, глядя на мою правую ногу. Свободной рукой я кое-как одернула футболку, прикрыв уродливый черный синяк, который, словно пятно нефти, расползался по бедру.
Алекс присел, кончиками пальцев отвел мою руку и прощупал пятно до колена, точно врач, проверяющий, нет ли перелома. Он действовал быстро и методично. Неужели такая реакция на травму стала у подготовленных морских пехотинцев рефлексом? Если так, придется почаще набивать синяки. Я резко втянула воздух: больно не было, но от его пальцев ногу словно простреливали легкие искры.
Он убрал руку.
— Извини.
Вообще-то, извиняться следовало мне. Я могла бы простоять так всю ночь и еще немножко. Одернув футболку, я отвернулась, скрыв от Алекса синяк. Мне было неловко глядеть ему в лицо — как бы он не увидел в моих глазах заготовленную ложь!
Однако Алекс просто молча придвинулся к холодильнику, открыл его и вытащил что-то из морозильной камеры. Затем, обернувшись, сдернул висевшее рядом полотенце. Туго обмотал пакетик со льдом и, придержав за плечо, усадил меня на стул. Потом встал на колени и прижал полотенце со льдом к больной ноге. Я взвизгнула от внезапного холода, но он, не обращая внимания, взял мою ладонь и заставил придержать лед.
Теперь он смотрел на меня снизу вверх.
— Что с тобой стряслось?
— Ничего особенного.
Алекс медленно выпрямился.
— Тогда почему бы не рассказать? — Между бровями у него появились хмурые морщинки. — Что? Это связано с твоим приездом?
Тут я поняла, что отшутиться не удастся. Он слишком хорошо меня знал и сразу поймал бы на вранье. А может, прикосновение его пальцев расшевелило во мне какую-то маленькую слабость. Мне уже самой хотелось рассказать.
— Ладно, тебе скажу, только обещай, что Джеку ни слова — не то я прикушу язык.
— Я не хотел бы таиться от Джека.
— Вы что, ребята-женатики, что ли? Обещай, или я ни словечка не скажу! — Он молчал, и я начала вставать со стула.
Алекс сделал полшага вперед.
— Хорошо-хорошо. Ничего не скажу.
— Ладно. — Я запнулась. — На меня напали грабители. Двое парней на великах. Ничего особенного.
Он, прищурясь, разглядывал меня.
— Так почему было сразу не рассказать?
Я сглотнула.
— Из-за Джека. Ты же понимаешь: если он узнает, то ближайшим рейсом вылетит в Лондон их искать. — Я перевела дыхание. — Слушай, нельзя защищать меня всю жизнь. Я сама умею за себя постоять. А у вас ваши военные дела: «миссия невыполнима» и все такое. Вряд ли в ваши обязанности входит нянчиться с маленькой сестренкой, а кроме того, если вздумаете со мной возиться, у вас не хватит времени устраивать всякие там диверсии.
Взглянув на Алекса, я заметила, что он сжал зубы так, что рот превратился в твердую прямую полоску. Я усомнилась, что это добрый знак, и сделала новую попытку.
— Нечего вам за меня волноваться. Говорю же, я в состоянии за себя постоять. Те двое даже не сумели отобрать у меня ай-пэд.
