Нил Шустерман - Беглецы
— Совершенно верно, но гарантия распространяется на детей, не достигших тринадцатилетия.
Неожиданно оказывается, что всем есть что сказать.
— Денег хватает только на малолетних, — говорит директор.
— Необходимо вносить поправки в школьную программу, — заявляет юрист.
— Мы хотим только добра тебе и всем остальным детям, содержащимся в стенах этого учреждения, — перебивает их миссис Как-то-там.
Обрывки фраз летают по комнате, словно мячики, отброшенные умелой рукой теннисиста. Риса ничего не говорит, просто слушает.
— Ты отлично играешь на рояле, но…
— Как я уже сказала, ты достигла верхнего предела своего потенциала…
— По крайней мере, в данном заведении…
— Если бы ты выбрала менее престижную учебную программу…
— Нет, ну, это еще вилами по воде писано…
— У нас связаны руки…
— Нежеланные дети рождаются каждый день — и не всех успевают подбросить…
— Наш долг — позаботиться о тех, кому не повезло…
— Необходимо найти место для каждого сироты…
— Значит, каким-то образом необходимо уменьшить количество подростков, содержащихся в интернатах, на целых пять процентов…
— Ты же сама понимаешь, не правда ли?..
Риса больше не может все это слушать. Она наконец подает голос, и все трое тут же замолкают, потому что она произносит то, что ни один из них не осмелился озвучить.
— Значит, меня отдают на разборку?
Тишина. Молчание — знак согласия, оно красноречивее любых слов.
Социальная работница хочет взять Рису за руку, но девочка отстраняется.
— Я понимаю, тебе страшно. Перемены всегда пугают.
— Перемены?! — кричит Риса. — Вы называете это переменами? Смерть чем-то отличается от перемен, как вы считаете?
Директору, видимо, снова становится душно, и он опять ослабляет узел галстука, не желая, очевидно, получить преждевременный удар. Юрист открывает портфель.
— Мисс Сирота, давайте не будем. Это не смерть, и я уверен, всем было бы намного легче, если бы вы перестали говорить столь некорректные вещи. Дело в том, что вы останетесь на сто процентов живой, но в разделенном состоянии.
Он достает из портфеля буклет в яркой обложке.
— В этой брошюре содержится информация о заготовительном лагере «Твин-Лэйкс».
— Это прекрасное место, — говорит директор. — Мы направляем туда всех детей, готовящихся пройти процедуру разделения. Даже мой собственный племянник там побывал.
— Рада за него.
— Я все же настаиваю на том, что вас ждут именно перемены, — говорит социальная работница, — не более того. Так, вода, изменяясь, превращается в облака и выпадает на землю дождем, а дождь, замерзая, превращается в снег. Ты будешь жить, Риса. Просто в иной форме.
Но Риса их больше не слушает. Ее захлестнула волна паники.
— Я могу отказаться от музыкальной карьеры, — говорит она. — Я могла бы заняться чем-нибудь еще.
— К сожалению, слишком поздно, — говорит директор Томас, горестно кивая.
— Нет, не поздно. Я привыкла работать над гобой. Я могла бы пойти в армию. Там всегда нужны солдаты.
Костюм раздосадованно вздыхает и смотрит на часы. Социальная работница наклоняется к девочке.
— Риса, прошу тебя, — говорит она. — Чтобы стать солдатом, нужно иметь определенное телосложение и долгие годы тренироваться для приобретения необходимой физической формы.
— Вы не дадите мне возможности выбрать? — кричит Риса. Оглянувшись, она понимает, что вопрос риторический: за спиной уже стоят двое охранников, выбора нет. Когда они уводят ее, Риса вспоминает мистера Дюркина. Мысль о том, что его мечта, вполне возможно, осуществится, заставляет девочку горько рассмеяться. «Недалек тот день, когда эти руки будут играть в Карнеги-холле». К сожалению, без Рисы.
* * *Зайти в спальню попрощаться с девочками ей не дают. Брать с собой ничего не нужно, потому что вещи ей не понадобятся. Так всегда говорят тем, кому «посчастливилось» стать кандидатом на разборку. Только несколько самых преданных подруг тайком пробираются в школьный приемник-распределитель, и Рисе удается наспех обнять их и поплакать вместе в последний раз, да и то приходится постоянно смотреть по сторонам, как бы не поймали.
Мистер Дюркин не приходит прощаться, и это задевает Рису больше всего.
На ночь ее отводят в школьный туристический центр, в одну из спален для гостей, а утром, на рассвете, усаживают в огромный автобус, битком набитый детьми, которых переводят из центрального интерната в школы поменьше. Кое-кого из ребят она видела, но ни с кем лично не знакома.
По другую сторону от прохода сидит очень красивый мальчик — судя по всему, его везут на службу в армию.
— Привет, — говорит он, залихватски улыбаясь, как настоящий солдат.
— Привет, — отвечает Риса.
— Меня переводят в морскую академию штата, — говорит мальчик. — А тебя?
— О, меня? — переспрашивает Риса, силясь на ходу придумать что-нибудь впечатляющее. — В Академию мисс Марпл для одаренных детей.
— Врет она, — вмешивается костлявый бледный мальчишка, сидящий рядом с Рисой. — На разборку ее везут.
Бравый морячок отшатывается, словно разборка — какой-то особый вид заразы.
— О, — говорит он, — ну и дела. Плохо, конечно. Ладно, увидимся! — добавляет он, пересаживаясь в конец автобуса, где собралась тесная компания будущих солдат.
— Спасибо, — говорит Риса тощему мальчишке.
— Да ладно тебе, какая разница, — пожимает плечами он. — Давай знакомиться. Меня зовут Самсон. Я еду туда же, куда и ты.
Глядя на протянутую для рукопожатия полупрозрачную конечность, Риса едва сдерживает смех. Надо же, Самсон. Такое сильное имя для такого дохляка. Пожать руку она отказывается, чувствуя себя обиженной тем, что мальчик раскрыл ее маленький блеф перед симпатичным морячком.
— Так что же ты сделал, чтобы попасть на разборку? — спрашивает Риса.
— Лучше спроси, чего я не делал.
— И чего же ты не делал?
— Ничего, — отвечает Самсон.
Рисе ясно, что он хочет сказать. Не делая ничего, попасть в заготовительный лагерь проще простого.
— Я никогда не стремился вознестись на самый верх, но теперь, если рассуждать с точки зрения статистики, шансы на то, что какая-нибудь часть меня достигнет величия где-нибудь на необъятных просторах земли, существенно возросли. Лучше быть великим хотя бы какой-то своей частью, чем сохранить целостность, оставаясь бесполезным, — говорит Самсон.
В этой чудовищной тираде есть логика, и это бесит Рису еще больше.
— Надеюсь, тебе понравится в заготовительном лагере, Самсон, — говорит девочка, пересаживаясь подальше от странного парня.
— Прошу всех занять свои места! — кричит сидящая в передней части салона надзирательница, но все бесполезно. Никто ее не слушает. В автобусе полным-полно детей, и все они активно пересаживаются с места на место в поисках единомышленников или, наоборот, стараясь избежать излишнего внимания. В конце концов Рисе удается найти местечко у окна; вдобавок рядом еще и никого нет.
Поездка в автобусе — лишь первый этап длительного путешествия. Рисе и всем остальным объяснили, что сначала их отвезут в центральный приемник-распределитель, где встретятся десятки воспитанников из интернатов разных штатов. Там детей рассортируют, затем рассадят по автобусам и отправят кого куда.
Значит, в следующий раз придется ехать в автобусе, полном Самсонов, думает Риса. Замечательная перспектива. Ей уже приходило в голову, что можно попытаться незаметно прошмыгнуть в другой автобус, но, к сожалению, нанесенный на пояс юбки штрих-код мешает это сделать. Все прекрасно организовано, и ошибок быть не может. Но Риса продолжает обдумывать различные сценарии побега, и в этот момент замечает, что за окном происходит какая-то суматоха. Действо разыгрывается чуть дальше по шоссе. На другой стороне дороги стоят полицейские машины, а на полосе, по которой движется автобус, вот-вот окажутся два мальчика. Они бегут прямо через дорогу, не обращая ни малейшего внимания на пролетающие мимо автомобили. Один мальчик держит другого в борцовском захвате и чуть ли не тащит его на себе. Продолжив двигаться по той же траектории, они вскоре окажутся прямо перед лобовым стеклом автобуса, в котором едет Риса.
Водитель резко принимает вправо, чтобы избежать столкновения, и Риса ударяется головой об стекло. Судя по многочисленным восклицаниям и вздохам, «повезло» не ей одной. В этот момент автобус резко останавливается. Риса вместе с другими ребятами соскальзывает с кресла и катится вперед по проходу. Она ударяется бедром, но, кажется, ничего ужасного не произошло. Будет синяк, и все. Девочка вскакивает на ноги, стараясь оценить ситуацию. Автобус накренился. Он съехал с шоссе и попал передними колесами в канаву. Лобовое стекло разбито и испачкано кровью. Много крови.
