Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете...
— И ты, Ула, заклинаю вас, уйдите из этого логова, не губите и себя и меня!
— Нет, Тибор, здесь мой муж, — сказала Ула.
— Нет, сын, — сказал Капулетти, сердце которого разрывалось от жалости. — Я останусь с Улой. Это ты иди к нам.
Тибор увидел Рома, и ему показалось, что тот улыбается. Это окончательно лишило молодого Капулетти рассудка. Проклятый агр отнял у меня все: сестру, мать, положение, а теперь и отца. Не осталось ничего, кроме жгучей ненависти и желания отомстить.
Голем, подошедший к Тибору вплотную, все тем же звериным чутьем понял, что творится у него на душе. Он подмигнул чейзаристам, давая знак отпустить Тибора, и молча вложил ему в руку пистолет.
Тибор поднял оружие.
На балконе произошло движение.
— Что ты делаешь, безумец! — крякнул Капулетти.
Ула вскрикнула.
Метью шагнул вперед, намереваясь как-то успокоить ее брата.
Прогремел выстрел, и Мет упал на руки товарищей.
В ту же секунду Ром выхватил двустволку из рук Ферфакса и прицелился.
Раздался ответный выстрел. Тибор охнул и начал оседать. Чейзаристы подхватили его под руки.
Послышалось несколько истеричных женских воплей, а потом над местом схватки воцарилась гнетущая тишина.
9
Огромное пространство собора Святого Разума было заполнено до предела. Тысячи людей пришли на похороны двух молодых людей, ставших жертвами трагических событий у дома Монтекки.
В соборе Разума поочередно вели службу священники девяти гермеситских церквей. На сей раз траурной церемонией руководил патер Долини, представлявший бога Колоса. Открыв панихиду, он предоставил слово ректору Веронского университета. Речь его была короткой. Он говорил о том, что Тибор и Метью были гордостью своих факультетов и, несомненно, прославили бы alma mater блестящими открытиями в математике и агрономии. Об их прекрасных нравственных качествах. О том, что их бессмысленная гибель отозвалась болью в сердцах товарищей и всех веронцев, лично знавших этих юношей. Что из такого сурового урока важно извлечь должное поучение: всякое посягательство на священный для гермеситов принцип профессионального кланизма с неизбежностью ведет к вспышкам насилия и кровопролитию. Отсюда долг честных граждан поддержать усилия Первого консула, единственная забота коего вернуть Гермесу мир и порядок. Мы можем гордиться тем, что спасти планету от гражданской войны, хаоса и разорения доверено выдающемуся сыну Вероны, нашему земляку профессору Бенито Чейзу.
Затем оратор зачитал послание Первого консула, в котором выражалось искреннее соболезнование семьям погибших. Возлагая вину за случившееся на секту универов, вождь обещал сурово покарать преступников и призывал граждан города расправиться со смутьянами, поднимающими население против властей.
Поскольку в соборе аплодировать не принято, невозможно было судить, как отнеслись собравшиеся к этому важному сообщению.
Затем с амвона выступил профессор Вальдес.
— Метью был моим любимым учеником. Он отличался глубокой преданностью своей профессии, любил землю и понимал ее. Добрый, веселый, неунывающий Мет пользовался большим уважением среди своих товарищей и преподавателей. И его, и наша беда, что мы не сумели уберечь славного юношу от пагубного влияния людей, которые хотят, чтобы агры перестали быть аграми, а маты матами. Глубокой специализации, которой мы обязаны всеми своими достижениями, они противопоставляют всезнайство, то есть бесплодное дилетантство. Не думаю, что универы сознательные враги общества, скорее это просто заблуждающиеся фанатики. Но, как бы то ни было, их еретические воззрения опасны. Посягая на профессионализм, они фактически подрывают основу существования человека, пытаются перечеркнуть то, что составляет смысл нашей жизни. Пусть безвременная кончина Метью и Тибора станет для всех нас горьким уроком.
Затем поднялся Пер. Он говорил о замечательных качествах своего друга — скромности, отзывчивости, великодушии, о трогательной любви Тибора к своим родителям и неблагодарной сестре, ставшей причиной его гибели. Мягкий и доброжелательный в отношениях с товарищами, Капулетти-младший был тверд, как кремень, когда речь заходила о защите своих убеждений, этого и не могли простить ему враги. Пер обещал быть верным памяти Тибора и с такой же отвагой защищать профессиональный кланизм. Сходя с амвона, он не сдержал слез.
Патер Долини попросил взять слово профессора Дезара из клана филов.
Дезар вздрогнул. С того момента, как началась гражданская панихида, он думал над тем, что может и должен сказать этим людям. Перед глазами неотступно стояла финальная сцена осады дома Монтекки.
Когда толпа зрителей, выведенная гибелью Метью и Тибора из нейтрального состояния, пришла в движение, никто не знал, против кого будет направлен ее гнев. А он, Дезар, каким-то сверхъестественным умственным усилием угадал: против тех и других, ибо для наблюдателя обе стороны были виновны одинаково. И прежде всего, конечно, стихийное чувство справедливости требовало возмездия убийцам. Один из них, Тибор, уже поплатился жизнью, значит, оставалось покарать другого. Надо было действовать, не теряя ни секунды. Дезар схватил за руку растерянного, без кровинки в лице Рома и потащил его вниз, крикнув Сторти и Ферфаксу, приводившим в чувство Улу, чтобы они следовали за ним. Во дворе он буквально втолкнул молодых людей на заднее сиденье своего водомобиля, усадил Сторти за руль и велел спасаться. Сторти начал протестовать, но когда Дезар шепнул ему на ухо: «Они растерзают Рома!», глаза у наставника расширились, он выжал сцепление, дал газ и повел машину прямиком через сад, оставляя за собой раздавленные и помятые кусты и цветы. Легко обрушив декоративный пластиковый забор, водомобиль вырвался на пустынную улицу позади дома и помчался по направлению к Свинцовым горам.
Вся эта молниеносная операция удалась благодаря тому, что чейзаристам было не до осажденных. Разъяренная толпа разделилась на две части: несколько человек кинулись в дом с намерением растерзать убийцу, а большинство обрушилось на Голема и его сподвижников. Полагая, что «третья сила» распределит свою антипатию поровну, Дезар ошибался. Свидетели драмы инстинктивно или сознательно возложили главную вину на нападавшую сторону. Началось избиение кланистов, которые моментально бросились врассыпную. Голем с кучкой стойких активистов отбивался, как мог. Он грозил взбунтовавшимся веронцам страшными карами, кричал, что за оскорбление начальника гвардии Первый консул велит разрушить город дотла, но в шуме всеобщей потасовки никто его не слышал. Орудуя своими огромными кулаками, Голем изувечил с десяток человек, однако и ему крепко досталось: метко брошенный камень сильно рассек лоб, ударом палки сломана рука. Спасая свою жизнь, посланец Чейза обратился в бегство.
Впрочем, защитникам дома пришлось не слаще. Ворвавшиеся в него мстители, не найдя убийцы Тибора, отыгрались на всех остальных. Правда, у них не было большого численного перевеса, поэтому драка шла на равных. Она начала уже выдыхаться, когда вдруг в доме вспыхнул пожар. Было то случайностью или делом злоумышленника — осталось невыясненным. Все мигом повалили на улицу, а некоторые драчуны из «молчаливых веронцев», как их назвал про себя Дезар, помогли вынести больного Монтекки и спасти, что можно, из домашнего скарба. Казалось, все были вне опасности, но обрушилась кровля, и из-под горящих обломков донесся сдавленный предсмертный хрип. Люди похолодели от ужаса. Бен рванулся вперед. Ферфакс схватил его за плечи: «Робот».
Опустошенные и пристыженные, смотрели гермеситы на горячее пепелище. Стихия огня погасила стихию человеческой ненависти. Тихо плакала Анна, олдермен Монтекки, сам едва живой, пытался успокоить жену, поглаживая ей руку. Несколько горожан вызвались приютить погорельцев, но Дезар рассудил, что им лучше уехать, и попросил Ферфакса отвезти супругов в коттедж в Свинцовых горах.
Безучастные ко всему, они покорно согласились.
Уже вечерело, на смену дню Разума шла ночь этого великого гермеситского божества. И если вокруг сгоревшего дома Монтекки стало спокойно, то весь остальной город буйствовал. Там и здесь на улицах разражались кровавые стычки, причем невозможно было понять, кто с кем схватился: агры с матами, физы с химами или чейзаристы с универами. Возникли пожары, начались грабежи магазинов. Машины «Скорой помощи» не успевали доставлять раненых. Полицейские-роботы отказались повиноваться приказу и заперлись в казарме. Верону охватило тотальное безумие, и она оставалась во власти бесов в течение всей памятной ночи Разума.
А к утру город затих, сник, опомнился и ужаснулся тому, что он сам с собой сделал, и тому, что сделают с ним в отместку за вспышку истерии. Вспомнили страшные угрозы Голема и содрогнулись. Ведь начальника преторианской гвардии, жестоко избитого, охрана едва сумела вырвать из рук бесчинствующих хулиганов и отправить на самолете в Рим. Слышали? Говорят, Первый консул приказал срыть Верону, а жителей поголовно отправить на каторгу. Кто вам наплел такую чушь, сосед! Не поголовно, а каждого девятого. Как вы считаете, будут при этом учитывать заслуги, ведь нельзя же стричь всех под одну гребенку? Не уверен, синьор, не уверен, может быть, те, кто имел счастье знать профессора, лично могут рассчитывать на снисхождение.
