Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя
Дан чрезвычайно удивился, что Маран вообще заговорил на такую тему, но потом понял, что это ответ на вчерашний жест Кнеуфи. После того, как тот впустил его в самую сердцевину интимной жизни своей семьи, Маран считал себя обязанным приоткрыть хоть какую-то малость, как бы неприятно ему самому это не было, а ему наверняка было неприятно, он терпеть не мог рассуждать вслух о вещах сокровенных, да еще с посторонними.
— А сколько их у тебя?
— Одна. У нас не бывает больше.
— Не бывает? — удивился Кнеуфи. — И вам не страшно так жить? После смерти Лаун гармония в нашем дейуле, — он так и сказал, гармония, и Дан поразился тому, что он употребил именно это слово, — сильно нарушилась, и мы не скоро обретем ее вновь, хотя у нас еще три лейу. А что случится с тобой, если умрет твоя единственная?
Дан поежился. Его собственный язык не повернулся бы задать Марану подобный вопрос. Но Маран ответил совершенно спокойно:
— Возможно, что тогда умру и я.
Дан поперхнулся, а Патрик подскочил на месте и спросил сидящего рядом Мита:
— Надеюсь, он шутит?
— Надейся, — ответил Мит коротко.
Кнеуфи помолчал.
— Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне… — начал он, но, к счастью — так, во всяком случае, подумал Дан — ему помешала вспыхнувшая под потолком красно-оранжевая переливчатая полоса, а потом в верхней части экрана появились блестящие кубики и брусочки. Город, в который они направлялись, уже виднелся на горизонте.
Город был не очень большой, а вернее, совсем маленький, он состоял всего из шести или семи сотен разноцветных «термосов» и даже при местных обычаях с их дейулами мог вместить лишь несколько тысяч жителей. От других его отличало не только единство архитектурного стиля, была еще одна деталь, которую Дан отметил сразу: отсутствие площади. Площадь в центре была непременным атрибутом всех поселений на этой планете… Так ли? А город с башнями, где они высадись вначале? Нет, там башни построили позднее, на месте площади, от которой остался характерный ободок. Здесь же дома были разбросаны по равнине, поросшей сиреневыми цветами, как попало, но довольно близко друг к другу, их разделяли лишь остатки высохших кустов. И еще тут было множество дорожек, оплетавших дома и полисадники, узких, наверно, пешеходных, велосипедных, если они ездили на велосипедах или чем-то подобном. Конечно, в транспорте здесь нужды не было, в городе, занимавшем площадь в какой-нибудь десяток квадратных километров, передвижение с помощью автомобилей или флайеров представлялось полной бессмыслицей, скорее всего, по нему ходили пешком, во всяком случае, по поверхности земли.
Флайер висел в воздухе над центральной частью городка, и по правой половине экрана медленно проползали укрупненные дома и промежутки между ними. Неплохо они освоились, подумал Дан с одобрением, неделю назад еще никто не подозревал о возможностях видеотехники, которой были оснащены местные летательные аппараты, правда, разбирался со всем наверняка Патрик, но теперь флайером управлял глелл и работал вполне профессионально.
— Вот он! — закричал Патрик.
Овальная зеленая крыша земного флайера была видна издали, но никакого движения вокруг — ни с высоты, ни при приближении.
— Садимся, — сказал Маран Кнеуфи, и тот, немного повысив голос, произнес несколько фраз на своем языке.
Флайер был пуст. Целехонек, дверцы аккуратно закрыты, хоть и не заперты, внутри полный порядок. И никого.
— Расходимся, — скомандовал Маран. — Всем искать вход в подземелье. Не теряя при этом из виду хотя бы одного из своих. Кто найдет, пусть сообщит по связи. Самостоятельно внутрь не соваться. Давайте. Это должно быть где-то рядом.
Это действительно оказалось рядом, хотя прошло не менее десяти минут, прежде чем Мит, находившийся в поле зрения Дана, остановился и помахал ему рукой, одновременно активируя «ком».
Люк почти не отличался от множества своих аналогов в других городах: квадратная, размером примерно 3х3 метра, светло-серая пластина, сливавшаяся с точно такого тона песком; разнился лишь оттенок, в других местах крышки люков были темнее и, соответственно, заметнее. И как и везде, при первом же звуке человеческих голосов крышка бодро отъехала в сторону, явив глазам окруживших вход людей точно такую же пологую лестницу, как в других городах. Только здесь никто не торопился на нее ступить.
Маран наклонился, набрал горсть мелких камней, которые валялись вокруг во множестве, и кинул на лестницу. Камешки рассыпались, запрыгали по ступенькам, и сейчас же крышка дрогнула и поползла обратно, правда, очень медленно, словно бы нерешительно, сомневаясь, надо ли, и остановилась, не дойдя до конца.
— Ловушка, — прокомментировал Патрик. — Рассчитанная на больший вес. На нас с вами то есть. Войти можно, а выйти… после хорошего допроса, наверно. Кто, да как, да зачем пожаловал?
— Но что они могли скрывать? — спросил Дан изумленно.
— Сейчас узнаем. Я думаю, кто-то должен остаться снаружи и открыть.
— Слишком простое решение, — засомневался Дан.
— Так на простаков и расчитано. На этой планете народ бесхитростный.
— На этой, может. Но палевиане?
— Там, внизу, еще одна дверь, — заметил Мит, который присев на корточки, внимательно вглядывался в полумрак.
— Вот, — сказал Дан, — а за ней еще и еще. Если перед каждой оставлять по человеку, скоро некому будет идти дальше.
— А что ты предлагаешь?
Дан промолчал.
— Так, — сказал Маран. — Проведем опыт. Патрик и Дан, вы входите. Если люк закроется, пробуете открыть изнутри. Проверяете связь. Я отсюда отдаю команду через пять минут.
На лестнице было полутемно, но едва они спустились на несколько ступенек, как вспыхнул свет. Дан оглянулся — крышка шустро надвигалась на квадратную дыру входа. Они подождали, пока люк закроется полностью, потом Патрик громко приказал электронике открыть, сначала на интере, потом, подумав, по-палевиански, но крышка даже не дрогнула. Дан попробовал «ком». Связи не было. Тогда он повернул руку с часами циферблатом к себе и стал ждать, когда истекут условленные пять минут, с легкой тревогой — а что если люк вообще не откроется, не выпустит, так сказать, добычу? Однако через пять минут крышка сдвинулась, открыв выход.
— Дан, — спросил Маран, когда они выбрались наружу. — У тебя плейер с собой?
Дан запустил руку в нагрудный карман, крошечный плейер, который он обычно брал с собой в длинные поездки, оказался там. Он вынул плоскую черную коробочку и протянул Марану.
— А что там за кристаллы? Вокал есть?
— Вокал?
— Ну что-то для голоса.
Дан вытряхнул на ладонь заложенные в плейер кристаллы и перебрал их, каталог он при себе, конечно, не держал, но часть номеров помнил наизусть, так что идентификатором пользоваться не стал.
— Вот этот, — сказал он. — «Реквием» Верди.
— Поставь.
Дан вставил кристалл и включил плейер.
— На полный звук, — распорядился Маран. И наклонившись, стал вглядываться в полумрак внизу. Дан наклонился вслед за ним и увидел, как дрогнула и поползла в сторону нижняя дверь.
— Так, — сказал Маран. — Наверху остаются двое с плейером. Айсеу и Теуф. Если эта штука перестанет играть до того, как мы вернемся, нажмете сюда и сюда, запись пойдет сначала. А пока можете отойти, — он положил плейер на песок у самого входа, — чтобы не оглохнуть. Все ясно?
Пилот и второй глелл, сидевший с ним во время полета в кабине, одновременно кивнули. Выражение лиц у них было какое-то странное, чуть ли не благоговейное.
Лестница оказалась довольно длинной, ступенек пятьдесят, не меньше. И целых три двери, ошибиться было невозможно, хоть и открытые, они торчали из пазов на пару десятков сантиметров. Спускались медленно, впереди Патрик с Митом, чуть сзади остальные. Где-то на середине лестницы Маран незаметно коснулся руки Дана и взглядом показал на Кнеуфи. В глазах того стояли слезы.
— Что случилось? — зашептал тревожно Дан на интере, но Маран ответил:
— Ничего. Музыка. Забыл?
Дан покачал головой. Конечно, он не забыл концерты, которые устраивал для палевиан. Неужели, чтобы так реагировать на музыку, надо сперва ее утратить? Или просто у глеллов более тонкая душа, чем у них? Он снова посмотрел на Кнеуфи, тот буквально шатался, и лицо его выражало такое же благоговение, как лица тех двоих, оставшихся наверху. Наверно, они в самом деле натуры, эмоционально более утонченные, чем люди. А может, это касается чисто эстетического восприятия? Увы, ни о литературе их, ни об искусстве у землян не было ни малейшего представления, оставалось судить по самим глеллам. Дан стал машинально перебирать в памяти впечатления от разрозненных встреч с ними. Для настоящего общения не хватало времени, в основном, все ограничивалось рваным обменом репликами в ходе непрестанных поисков воды, но какое-то мнение об аборигенах у него все равно успело сложиться. Они говорили мало и были чрезвычайно меланхоличны, что Дана не удивляло, ведь всего несколько дней назад они, можно сказать, пережили свою смерть, во всяком случае, прошли через страх перед смертью, потом смирение, потом умирание, для некоторых оказавшееся необратимым, да и те, которые спаслись, были отнюдь не уверены в будущем. И все-таки они с готовностью отвечали на вопросы Дана, если знали ответ, и спрашивали сами — о Земле, о Торене, о космических полетах, к последней теме у них был какой-то болезненный интерес, никакого удивления или недоверия, пусть сама Глелла давно утратила искусство звездоплавания, эти люди знали о нем уже, кажется, генетически и все выясняли подробности. Патрик нашел правильное слово, они действительно были бесхитростны, и детская открытость сочеталась в них с женской мягкостью… хотя женщин как раз Дан практически не видел, воду искали мужчины… Не очень, правда, на мужчин похожие. Не внешне, а по манерам, речи, поведению. Он вспомнил рассказ Марана о вчерашнем вечере в дейуле Кнеуфи… Кто знает, может, все их беды проистекают из того, что они утратили мужское начало или не имели его никогда?.. А что ты считаешь мужским началом, друг Даниель, спросил он себя сурово. Грубость? Способность испытывать оргазм? Или… Уж не умение ли убивать себе подобных?
