Виктор Пелевин - S.N.U.F.F.
Орк демонстративно встал из-за стола и пошел к выходу. На Каю это никакого впечатления не произвело. Однако к нам по залу уже шел метрдотель — тоже глобальный урк, сразу было видно по морде.
— Администрация ресторана вправе отказать в обслуживании любому из клиентов, — начал он издалека.
Грым и Хлоя, похоже, всерьез напугались.
— Ну и отказывайте, — сказал я, показывая значок CINEWS INC. — Я все равно больше ничего заказывать не хочу, у вас здесь неоправданно дорого. А сидеть и доедать оплаченное мороженое я имею полное право по закону о правах потребителя. Я представитель свободных СМИ. И здесь не оркская сатрапия, а Биг Биз.
— У нас запрещена съемка.
— Мы ничего не снимаем, — сказал я. — Мы едим мороженое.
Глобальные урки никогда не знают, что происходит вокруг на самом деле. И постоянно боятся, что кто-нибудь, кто знает, вдруг резко опустит их активы в пассивы (если выражаться на их языке). Поэтому скандала не получилось. Метрдотель сел за покинутый оскорбленным вертухаем столик, вынул блокнот и стал демонстративно прислушиваться к нашему разговору.
Напугал, да.
Иногда говорят, что многие из глобальных урков — сотрудники оркских спецслужб. Да пожалуйста. По сравнению с этими детьми Биг Биз — одна большая спецслужба, которая одновременно является таблоидом, стиральной машиной, банкоматом, вибратором и кабинкой для исповеди. Пусть себе шпионят. Если мы даже специально начнем им объяснять, как у нас все устроено, они все равно ничего не поймут.
В общем, мы так и остались сидеть за столиком — и тут Кая показала себя с несколько неожиданной стороны. Поняв, что ее слушает оркский метрдотель, она начала громко рассказывать Грыму с Хлоей о склоке между ресторанами «VERTU HIGH» и «ВI GBEN» — видно, увидела информацию через свое подключение.
Я уже говорил, что из окон «VERTU HIGH» виден Биг Бен. Но он не просто виден, он виден с такого ракурса, как если бы мы парили в воздухе совсем близко к часам со стороны парламента.
Оказывается, Гбен Мабуту подал на орков в суд за визуальную диффамацию. Если бы их вид за окном соответствовал условной действительности, то здание, где находится «VERTU HIGH», маячило бы прямо перед окнами «ВI GBEN», закрывая Парламент. А там ничего никогда не было, согласно исторической 3D-панораме.
Орки клялись, что их вид утвержден в муниципалитете — что вполне могло быть правдой, денег у них много. Скорей всего, купили эксклюзив, муниципалитет имеет право. Но орков в наших судах не любят, так что у Гбена Мабуту были все шансы выиграть дело, и тогда оркам пришлось бы приводить вид за окном в соответствие с историческим: или переезжать в парламент, чтобы ресторан Гбена Мабуту победно навис над ними, или вообще убраться куда-нибудь в Белгравию, оставшись без яиц.
Метрдотель был вынужден выслушать и эту историю. Уши у него стали красными, а рожа зеленой. После того, как из зала вышло еще несколько глобальных урков, ему пришло в голову врубить маниту под потолком на полную громкость. Но выпуск новостей уже кончился. Он переключил канал и попал на телевидение Славы.
Передавали «Песни Древнего Детства» — концерт хора оркских военных сирот при Желтой Зоне:
— Папа воюет на фронте. Мама ебется в тылу.
Все было видно, все было слышно через большую дыру…
Сложно было понять, о чем поют эти трогательные полупрозрачные существа — то ли о дырах в стене, столь характерных для оркского быта, то ли о своем грозном пренатальном опыте. Я знал, что оркские конспирологи в Славе всегда многозначительно переглядываются при звуках этой песни — потому что оркское телевидение обязательно крутит эту запись, когда умирает кто-то важный у нас или у них. Кто умер, оркам сообщают не всегда.
Чтобы Грым почувствовал себя как дома, я попробовал многозначительно на него поглядеть. Но он смотрел на Каю.
Метрдотель переключил канал. Там была другая программа из Славы — «Уркские Звезды»:
— В чем секрет вашей неувядающей популярности?
— Да в том, дурак, что мой ебальник каждый день показывают по маниту! Гы-гы-гы!
Метрдотель переключился еще раз, и попал на третью программу из Славы — репортаж с процесса политтехнологов-убийц (этим мероприятием Рван Контекс ознаменовал начало своего правления). По экрану поплыли вещественные доказательства: черепки старинной керамики, свернутые и опечатанные агитационные плакаты, разноцветные пачки голографических маниту. Контекс, похоже, собирался расквитаться не только за себя, но и за всю династию, и уже обнаглел настолько, что без всяких консультаций арестовал нескольких орков из Желтой Зоны… Похоже, подумал я, новая война будет раньше, чем обычно.
А что каналы здесь такие, удивляться не следовало. Это же оркский ресторан, хоть и глобальный. Первую половину жизни глобальные урки борются друг с другом за право уехать из Уркаины в Лондон, а вторую половину — сидят в Лондоне и смотрят телевидение Уркаины.
В общем, я получил удовольствие. Я вообще люблю оркские передачи. Особенно мне нравится, когда их небритые пропагандисты начинают объяснять согражданам, что мы наверху, значит, спим и видим, как бы нам оккупировать Уркаину и заставить их жить по нашим законам. Правильно про них говорил Бернар-Анри — романтический народ-ребенок, всегда готовый поверить в сказку и мечту.
Грым и Хлоя испытали большое облегчение, когда мы наконец встали и пошли к выходу. Я пробовал им объяснить, что бояться нечего. Что глобальные урки страшны только внизу, а здесь они ведут себя очень вежливо и тихо, и жизнь отдадут за право сидеть в своем ресторанчике над серыми водами Темзы.
Но Грым с Хлоей никак не могли поверить, что столько рассерженных вертухаев не представляют никакой угрозы. Что делать, свобода как солнце — привыкать к ней надо с детства. Потом уже трудно.
Больше мы не ходили в этот ресторан.
Я узнал, впрочем, что Хлоя несколько раз бывала там без нас с каким-то глобальным урком. Мы видели ее все реже — она проводила большую часть времени с Аленой-Либертиной, и быстро обрастала знакомствами.
Грым оказался в одиночестве.
И Кая, конечно, воспользовалась создавшейся пустотой.
Я не мог надивиться на ту хитрость, с которой она плела вокруг него свою паутину. Сперва я не думал, что это увенчается успехом — все-таки Грым был стопроцентным орком, без всякого налета глобальности.
Чтобы стать пупарасом, важно иметь легкое и подвижное воображение, постоянно готовое воспламениться и увести сознание в искусственный мир радости и экстаза. Собственно, учиться нам не надо — мы это уже умеем, только со знаком «минус». Нечто подобное каждую секунду происходит и так, вот только миры, куда фантазия уносит нас из моментальной реальности, не имеют никакого отношения к счастью: чаще всего это депрессивно-угрюмые пространства, где царит зверь-начальник, стерва-жена, болезнь или унизительная бедность.
Но это, по общему мнению, «серьезное» и «настоящее», и вход туда гостеприимно распахнут. А мир, где живет Кая — это пространство, куда нормального орка не пустит собственный психический шлагбаум с черепом и костями, стоящий на страже так называемых «моральных понятий». Грым не был исключением — и Кая после своего разоблачения стала для него просто вещью, наподобие кофемолки, упряжи или лопаты.
Кая не могла бороться с таким складом ума. Но она могла для начала подняться в его иерархии вещей до самой вершины. А дальше… Дальше с Грымом могла произойти какая-нибудь случайность — какой-нибудь программный сбой (Кая часто говорила, что мы, люди — просто клубки червивых и плохо написанных программ).
Такова, судя по всему, была ее стратегия.
Поэтому она никогда не пыталась оспорить предрассудки Грыма — особенно по поводу того, что орки полагают «извращениями». Наоборот, она ему все время поддакивала. И на каждом шагу умело пользовалась своим информационным оружием.
Помню, например, как мы забрели в один молл, где играла громкая музыка. Грым стал морщиться, и Кая, конечно, заметила это. Когда мы оказались в относительной тишине и сели перекусить, она вдруг процитировала «Дао Песдын» — главку о том, как «пидарасы служат мировому правительству». Воспроизводить ее полностью мне не хочется из брезгливости, но несколько слов придется сказать.
По бесценной информации этого источника, здесь действует следующий механизм. Человек, оказывается, может уединиться «в тишине и безлюдии» и, вглядываясь во «внутреннюю темноту», через какое-то время «постигает невыразимое». В результате мир становится ему неинтересен, и мировое правительство тоже. Но тут на помощь мировому правительству приходят пидарасы — и, «окопавшись за рекой, включают свою музыкальную установку» — после чего «вместо вечной истины узришь лишь хлюпающее очко».
