Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
А сейчас не знаю, кто именно, ломится вслед за мной, иногда хватая меня за правый рукав. Наверное, зверь тоже впечатлился моей подсвеченной фонариком физиономией. И теперь хочет догнать хулигана. И ведь догоняет, зараза!
Деревья внезапно кончились, меня вынесло на поляну, но гораздо ближе к палаткам. Точней прямо на крайнюю. Только и успел немного правее взять, однако миновать растяжки не смог. И перепрыгнуть не получилось, уж больно скорость была велика. Хлестнуло по ногам колышками, вылетевшими из-под валунов. Вновь дернуло за руку. Я кубарем перелетел через валун и приземлился на четвереньки у самого берега. Испуганно оглянулся на лес, готовый по-быстрому форсировать речку. Треска больше нет, как будто неведомый зверюга не решился выскочить на поляну из лесной темноты.
Наступила тишина. На поляне никого. А что это такое рядом лежит? В свете луны увидел тот остаток сухостоины.
И сразу все понял!
Как взялся за него там, у кучи дров, так и тащил эти пять метров ствола за собой на бегу. Он же и трещал на весь лес, и за руку дергал, цепляясь за ветки и стволы, а я с испуга этот треск и подергивания за нагоняющего меня зверя принимал. А тот, наверное, сам несся, как угорелый, только в другую сторону.
Нет, просто обалдеть, какая тишина вокруг! Никто не вылез поинтересоваться – что за шум-гам? Тут треск на весь лес, а эти дрыхнут без задних ног. Пушка, наверно, жахнет рядом, и то не проснутся. Только из-под рухнувшей палатки сонно поворчали, и все.
– Серег… С-серег…
Оглянулся и обнаружил всех троих – Савин, Расулов и Переходников – выглядывали из-за камней на другом берегу реки.
– С-серег, г-где он? – голос у Женьки дрожащий и писклявый.
– Кто? – хихикнул я, уже понимая – про кого он спрашивает.
– Медведь.
Тут я заржал. От медведя сломя голову неслись? А Серёга впереди всех? Ха-ха-ха! С горы-то… ха-ха… остановиться не могли… ха-ха… прямо в реку… и ног, поди, не замочили… ха-ха… а Серега-то только один дров притащил… ой, не могу…
Ребята уже перебрались на этот берег. Пялятся на меня непонимающе. Вижу их ноги и окончательно валюсь на траву.
– Ой, мама… ха-ха, да вас в сборную надо… ха-а… по прыжкам через… реки…
Ребята смотрят друг на друга, потом на свои ноги и сами начинают ржать.
– Вот так кросс! – падает от смеха Олег.
– С пре… пре… препятствиями, – смеется Женька.
– Древесно-водными, – уткнулся в траву хохочущий Ильяс. – И никто же не поверит!
– Я даже… я даже ничего не задел… ха-ха… пока с горы летел…
– А я, как сиганул вниз… опомнился только, как за речкой остановился.
Надо же, страх действительно творит чудеса. Пацаны промчались сквозь лес, ни одной ели не задев, и реку они, наверное, перепрыгнули, так как другого объяснения сухим ногам нет. А я не заметил, как дрова с собой припер. И хорошо, что в тот момент за остаток сухостоины держался, а то пришлось бы опять за дровами вверх по склону лезть. Причем одному. Женька и Олег, скорей всего, не пошли бы, разве что Ильяс… и то сомневаюсь. После того, что случилось, никто в темноту бы не полез.
– Нет, вы мне объясните – как ног-то не замочили?
– Фиг его знает, Серег, бамс – и на том берегу.
– А, твою…! – звучит от реки.
Мы замолкаем и смотрим на реку.
– Это кто это ещё?
– Пацаны, это я… – донеслось до нас.
Ульский, хлюпая мокрыми кедами, выбирается на берег.
– …! – вновь матюкнулся он. – Ноги… замочил.
– Серега, как ты там оказался?
– Как-как, – отвечает он, – вышел по-малому в кустики, только… это… самое, тут вы толпой с горы, а следом треск, будто мамонт несется. Вот я ломанулся за вами.
– Мы тебя не видели. Ты где был?
– Кажется, вон у той ели. – И Серега показал на дерево, стоящее на середине противоположной горы.
Мы опять валимся в хохоте.
– Ой, не могу-у-у…
– За нами… и обогнал…
– Не заметили мы-ы-ы…
С трудом поднимаю голову и спрашиваю через смех:
– Калитку-то закрыть не забыл?
– А отлить? – подхватывает Ильяс.
Ульский начинает застегивать ширинку.
– Отлил-отлил, – смеется он.
– По дороге расплескал?
– Не-е-е, до ели донес.
– И там ручеек пустил? Ха-ха…
Феерическая картина, наверное: горная поляна, залитая лунным светом, а в самом центре подростки катаются по поляне, держась за животы.
Все-таки смех хорошее лекарство, но в разумных дозах. Мы уже досмеялись до боли в животе, надо как-то успокаиваться, а то смех потихоньку переходит в истерику. Подняться на ноги не удалось, так на карачках до реки и дополз. Там я просто сунул голову в воду. Друзья тоже к реке приползли. Савин растер лицо, сел на ближайший валун и спросил:
– Нет, пацаны, а что это все-таки было?
– Медведь, конечно, что ещё? – пожал плечами Переходников.
– Да ладно, какой такой медведь? – отжимая носки, говорит Ульский. – Нет тут медведей.
– Да? А что тогда это было? Мы все видели. Большая туша, и рычала так грозно.
– Жек, я не знаю – чего вы там видели, но медведей тут нет. Чего только со страху не померещится?
– Нам не мерещилось. Там точно кто-то был. Серег, скажи…
– Был, – киваю я. – Что-то большое и живое.
Ульский пожимает плечами и, беря кеду, нюхает её.
– Хорошо хоть кеду отмыл, – тихо ворчит он, – а то в коровью мину под елью вляпался.
Я чуть не подскочил. То-то запах знакомый показался. Ну и позорище, коровы испугались. Стыдоба-то какая. Она, скорей всего, по той пологой тропе поднялась, и паслась там спокойно до темноты. Услышала нас и подошла ближе. А мы ее за дикого зверя приняли…
Бедняжка, наверняка испугалась больше нашего.
Ребята слов Ульского про коровью мину не слышали, обсуждая, как они лихо вниз по склону неслись и кто больше испугался. Лучше им о корове не говорить. И вообще, пора костер запаливать и спать ложиться.
Поднимаюсь, иду к сухостоине и тащу ее к кострищу. Ребята идут следом.
– Олег, давай топор.
– Ой, – и Савин смотрит на меня.
– Что «ой»? Топор, говорю, давай.
– А он там.
– Где там?
Олег показывает на Лысый Горшок.
– Там… где-то…
Вечно у Савина получается не здесь, а где-то там. Вздыхаю, ведь не пойдет он сейчас за своим топором. И винить его не за что. Он, от испуга, топор бросил, я за сухостоину схватился. У каждого своя реакция на испуг, но он все равно виноват, значит, инструмент мы ему найдем. Я вытаскиваю свой туристский топорик и вручаю его Олегу:
– Раз ты бросил свой нормальный топор, тогда вот этим малышом чекрыжишь ствол на метровые чурки.
Савин берет топорик и начинает рубить.
– Помогли бы, пацаны… – буркнул он остальным.
– Пойду досыпать, – сразу зазевал Ульский, – кеды и носки до завтра высохнут. Покедова, пацаны.
И уходит к палаткам. Олегу начинает помогать Женька со своим таким же топориком.
– Я сейчас, – говорит Ильяс, бросает свой топорик и направляется вслед за Серегой.
Пока Савин и Переходников, что-то бормоча под нос, рубили еловый ствол, я наломал мелких веток и, раздув угли, разжег огонь. Затем положил два самых толстых полена, а сверху навалил срубленную мелочь.
От палаток возвратился Расулов, держа в руках какой-то тюк.
– Вот, – говорит он, – одеяла надыбал. Нам они нужней, а их все равно палаткой накрыло.
Лежки из лапника вокруг костра уже приготовлены. Начинаем укладываться, сунув рюкзаки под голову. Что-то громко звякает.
– Черт, – вскрикивает Савин, потирая затылок, – об бутылку ударился!
– Че орешь, придурок! – шипит Расулов, оглядываясь на палатки.
– Да ладно, не проснулись на треск, не проснутся сейчас.
– Сколько там? – спрашиваю.
Луна уже успела зайти за гору, поэтому Савин подносит бутылку ближе к огню.
– Чуток. По глотку каждому.
– Ну, так наливай.
Загремели кружками. Олег разделил остатки напитка, откинул пустую бутылку и поднял руку с кружкой. Замерли, глядя друг на друга.
– Серега, скажи тост.
– Тост.
Ребята засмеялись.
– А если серьезно, – я оглядел сидевших пацанов, – давайте выпьем за то, чтобы в будущем, несмотря ни на что, всегда могли вот так собраться вместе.
– Во, сказанул! – удивляется Олег. – Что такого может в будущем случиться-то?
– Ничего, – отвечает Ильяс, – но Серега прав – вот закончим школу, а потом кто куда. Армия, институт, ещё чего…
– Я в авиационный поступлю, – говорит Женька, – летчиком буду.
Переходников поступит, я знаю, вот только по здоровью не пройдет, станет учиться на авиадиспетчера.
– А я пока не знаю, на кого учиться буду, – говорит будущий обладатель скромного дворца. – Но всегда космонавтом мечтал стать.
Кто из нас не мечтал о космосе?
– В АВОКУ[2] поступлю, – решительно говорит Ильяс. – Военным буду.
