Вадим Еловенко - Очищение
– Толя, я не знаю стоит ли оно того… Но я знаю что это всяко лучше чем заголовки иностранных газет: «доведенные до отчаяния инфицированные подорвали себя и заложников». Понимаешь? А если вы его живым достанете, он через неделю будет по всем каналам каяться в своих грехах и бить пяткой в грудь, твердя, что был идиотом.
– Хм… – только и вымолвил Толик.
– Вот тебе и «хм». Дай трубку старшему. Хочу его послушать.
Веккер выискал глазами среди офицеров старшего и спросил его:
– Готовы? Сейчас будете говорить с ним.
Старший не был робким человеком, но в разговоре по телефону ему стоило больших трудов, чтобы не заикаться и четко докладывать обстановку. Когда трубку вернули Толику и он прижал ее к уху, то услышал:
– В общем, как-то все у вас там глупо. У вас и техника, и спец оборудование. И вы за ночь не узнали даже где сам Грешник. Маршруты их проходов и так далее. Слава богу, хоть где заложники знаете. Что сам думаешь?
Веккер ответил предельно честно:
– Штурмовать нельзя, но выбора нет. Тянуть пока они там голодать начнут? Так они время тоже тянут. Надеются на вмешательство иностранной прессы и госдепов других стран. Самое глупое они не выдвигают требований. Если бы они попросили операторов и журналистов, я бы хоть народ туда послать смог. И пока бы они сочиняли воззвание инфицированным всех стран объединятся, как минимум бы узнали, что и где. А может, и захват провели бы.
– Тянуть не стоит, ты прав. А не хочешь сам прогуляться к Грешнику?
– Ээээ… – только и выдавил из себя Толик. – Ты не забыл, что это я его «закрыл»?
– Ну, вот и поговорите. Пусть выскажет тебе претензии ты выслушаешь, покаешься, что да… идиоты были, не разглядели в нем настоящего Человека. А сейчас зачем становится подонком убивая невинных?
Веккер был озадачен. Он совсем перестал понимать, зачем его пытаются послать откровенно на смерть. Пытаясь расставить все по местам, он спросил открыто насмехаясь:
– То есть все? Я тебе точно живой уже не нужен?
Его собеседник тяжело вздохнул и сказал:
– Толик, чушь не неси. В общем, думайте там сами. Если до обеда не будет готово решение, подумай над моим предложением.
Разорвав связь Веккер в задумчивости посмотрел на старшего операции. Потом поднялся и, обращаясь к офицерам, громко сказал:
– Новая вводная. Слушаем внимательно.
3.
Первым из лифта вышел Семен. Он зло осмотрел собравшихся на лестничной площадке и спросил:
– А вы, наверное, лифта ждете все?
Не услышав ответа, он коротко кивнул и Вика за плечи вывела мальчика из лифта:
– Гнида, паразит…
– Ублюдок, мразь…
– Сука! Что сбежать надумал?
Прорвавшийся гомон пресек рык Семена:
– Заткнуться и всем два шага назад! – для подтверждения своих слов он достал оружие, что не рекомендовалось и взвел его. А потом вкрадчиво пообещал: – Кто не поймет, всю жизнь на лекарство работать будет!
Сказав это, Семен первым стал спускаться вниз к выходу. За ним, держа сумку на плече, и угнетенно склоняя голову, поспешил мальчик и уже за пацаном, жестко сжав губы, следовала Вика.
Казалось, она была готова ко всему. Но когда Семен только раскрывал двери подъезда, а мальчик еще даже не сошел с лестницы, на нее набросились. Она думала, что кинуться на парня. В крайнем случае, на Семена который грудью расталкивал скопление, но набросились именно на нее. Просто, обхватив могучими руками за грудь, какой-то мужик прорычал ей в ухо:
– Не лезь девка. Эта тварь заразила дочь моего друга. Мы с ним быстро разберемся.
От сильного хвата у Вики вышел весь воздух из легких и она никак не могла снова вдохнуть. Замолотив руками и ногами ей удалось чуть ослабить хватку и, вдохнув, закричать что было сил.
Словно в замедленном кино Семен повернулся от входа к ней. Оглушенный ее пронзительным криком, мальчик согнулся и прижался к поручням в испуге. Люди, собравшиеся в подъезде, обрадованные глядели только на нее. Не они ведь первые начали. Нашелся в их бараньем стаде тот, кто решился. Толчок был дан. И потом они всегда смогут сказать, что невиновны.
На мальчика навалились скопом. Ему драли волосы, пинали ногами и словно действительно намеревались разорвать или затоптать. А миниатюрная Вика, извиваясь в объятиях огромного мужика, ничем не могла ему помочь.
Семен, скрытый толпой напавших, что-то кричал и грозил, но его не слушали. Он рвал горло, но все без толку. И тогда, все крики безумных остановил выстрел.
Смолкло все и даже Вика безвольно повисла в руках бугая. Стрелять нельзя… нельзя стрелять… стрелять нельзя… бились в ее голове слова наставника на курсах. Нельзя стрелять, если нет угрозы тебе лично. Нельзя стрелять, если нет угрозы захвата оружия. Нельзя стрелять. Просто нельзя. Нельзя стрелять в спину, даже вооруженному. Нельзя стрелять в невооруженного. НИКОГДА нельзя стрелять в невооруженного.
Раздались еще выстрелы. Вика увидела, как валится два тела из тех, что наседали на мальчика. За ними она увидела облепленного людьми, словно змеями, Семена, он наводил оружие на нее. Ей так казалось. И она снова закричала.
Мужик что держал ее, вдруг расслабил объятья, и она вырвалась, падая на цементный пол. Больно ударившись коленом и подвернув ступню, она даже не смогла удержать слезу от боли. Но какая боль, когда почти сваленный на пол Семен уже откровенно разряжал обойму.
Еще двое человек заорали, валясь на пол. Кто-то скользил по стене, оставляя на ней кровавый след. А люди над мальчиком словно бешенные псы продолжали его рвать.
Вика вытянула пистолет. Она, заученно целя в пол, взвела его и навела на уродов… Она что-то кричала им. Она что-то требовала. Она угрожала. Но когда увидела окровавленную голову мальчика, которого били о чугунные перла…
Выстрел за выстрелом она вгоняла пули как на тренировках. Она повалила всех перед собой и повернулась назад. Бугай, который держал ее до этого, отступал, вытянув перед собой безоружные руки. Он что-то говорил, но оглушенная Вика не слышала его. Он ревел и слезы текли по его раскрасневшемуся лицу, но Вике не было его жаль. Словно у нее была вечность в запасе, она медленно нацелила оружие и нажала на курок. Она не видела, во что пуля превратило лицо мужчины. Его голова, разбрызгивая кровь, резко откинулась, а сам он безмолвно повалился на пол. Опережая нормативы, опустошенная обойма вывалилась из пазов и ее место заняла вытянутая из кобуры. Снова взведенный пистолет теперь, словно сама смерть, разглядывал прижавшихся к стенам немногих оставшихся. Когда двери подъезда раскрылись, Вика плавно повернула в ту сторону оружие. Видя завал тел, тот, кто открыл двери, поспешил скрыться.
Девушка, прихрамывая на подвернутую ногу, подошла к мальчику и убедилась, что тот жив. Проорала ему, чтобы он поднимался. Олег с трудом разогнулся и, размазывая кровь, сопли и слезы, что-то попытался ей сказать. Она его не поняла. Вместо выяснения она скомандовала тому замолчать. Переступая корчащиеся тела, она добралась до поваленного Семена. Она видела боль на его лице, но не могла понять, что с ним пока ужасом не рассмотрела, что из его спины возле поясницы торчит рукоять ножа. И тогда она заплакала.
Он что-то говорил, цедя слова через обезображенные губы. Он пытался улыбаться. Он стонал, когда она и мальчик волоком тащили его большое тело к машине. Он жмурил глаза и кричал. Но Вика этого не слышала. Она плакала и вообще ничего не понимала. Она словно робот делала то, что должна была делать и это помогало.
Уложив Семена сзади так, чтобы не тревожить рану и торчащий в ней нож она сама села за руль и чуть не забыла о мальчике, который еле успел прыгнуть на переднее сидение. Он был без сумки. Он был без вещей. Такой же точно обезображенный и залитый кровью, как и ее один из немногих друзей. Она прокричала ему, чтобы он ничего не боялся. Но, скорее всего она прокричала это себе. Она вела машину к ближайшей больнице. Она забыла все инструкции требующие сообщить о происшествии. Она плевала на то, что с ней будет потом. Она вела машину и, кажется, даже дорогу не особо разбирала. Не знаю… Наверное, Бог хранил ее, когда она, сжигая саму себя на последних остатках воли и жизни везла Семена туда, где ему могли помочь.
4.
Веккер сидел напротив Грешника. Стол их разделявший, был пуст за исключением пепельницы и кружки чая, которую принесли Толику.
– Ты пей-пей… Когда я попал к тебе в кабинет ты меня чаем угощал. Долг платежом красен. – Язвительно проговорил Грешник.
Толик, только взглянул на кружку и, переведя взгляд на иссиня-черные фурункулы на лице старого знакомого, сочувственно спросил:
– Все совсем плохо?
Тот понял, о чем речь, и ответил:
– Да. В той жопе, куда ты меня заслал лекарств нормальных не дают. За год это дерьмо вот во что меня превратило. Изнутри тоже гнию. Моего кашля испугается даже туберкулезник. А ноги словно у старика… вообще не держат. Организм не борется за жизнь. Какая-то зараза мне мышцы выедает. Кстати, знаешь, сколько я вешу? Только со стула не упади – сорок один килограмм. Когда ты меня выловил, я весил девяносто. И это не диеты как сам понимаешь.
