Виктор Колупаев - Безвременье
Я совершенно машинально пытался разобраться в правилах уличного движения, но понял только одно: некоторое время машины шли по правой стороне улицы, потом вдруг перестраивались и шли уже по левой. При этом не происходило никаких столкновений и аварий. Почти все машины отравляли воздух своими выхлопными газами. Принцип работы таких двигателей был известен мне: тот же самый, что и у нашего "монстра".
— Ну, заехали, — сказал я.
— Что? — переспросил Пров.
— Заехали, говорю! — проорал я. — Что дальше-то делать будем?
— Не знаю. Осмотримся для начала.
И тут я увидел на противоположной стороне улицы знакомого. Небрежно прислонившись к стене здания, стоял тот самый "менестрель", которого я видел в Смолокуровке, когда шел туда в первый раз. Наряд на нем был, по-прежнему, умопомрачительный. Все те же шаровары с разноцветными штанинами, драная замызганная тельняшка. На ногах лапти. В руках он держал гитару, иногда лениво перебирая струны.
— Любопытно, — сказал я.
— Что?
— Видишь, вон на той стороне улицы стоит человек с гитарой?
— Ну?
— Так вот, я видел его в Смолокуровке. Это тот, что пел странную песню.
Пров вдруг одним махом соскочил с заднего сидения.
— Куда ты?! — крикнул я.
— Подожди, — махнул он рукой. — Стой и жди.
Между ним и противоположным тротуаром, куда он, как я понял, стремился, лился поток машин. Пров подождал, пока машины не стали перестраиваться в другой ряд, и неожиданно резво преодолел половину улицы. Теперь ему нужно было подождать еще немного. А как только вереница машин сдвинулась вправо, он оказался на тротуаре. Толпа, рвавшая одежду с человека, уже разошлась.
Пров шел уверенно, не сторонясь прохожих, прямо. Потом остановился и молча воззрился на "менестреля". Ясно. Мимо гитары Пров пройти просто так не мог. Сейчас гастролировать начнет. И действительно... Пров протянул руку к гитаре каким-то, свойственным только настоящим гитаристам, жестом. И "менестрель" его понял. Свой инструмент он отдал безропотно и повернулся к Прову спиной. Но в этом его действии не было пренебрежения или враждебности. Он просто собирался что-то делать.
Перед ним находился вделанный в стену здания ящик. Я слез с мотоцикла на тротуар, приподнялся на цыпочках, чтобы лучше видеть. "Менестрель" открыл крышку ящика. Там оказалась какая-то ниша, в которой он начал шарить руками, но, вероятно, ничего не нашел. Тогда он сдвинул сверху какую-то доску и погрузил руки во внутренность ящика. Его руки уверенно и быстро делали свое дело. Наконец, он, видимо, сделал то, что хотел, сдвинул доску на прежнее место и снова погрузил руки в пустую нишу. Она была с метр в длину, глубиной до запястья руки и высотой в четверть метра. "Менестрель" забегал пальцами, не касаясь ими стенок и дна ниши, и в воздухе разнеслись звуки музыки, требовательной и настойчивой.
Это же был электромузыкальный инструмент! Нечто вроде электрооргана. Пров решительно отодвинул "менестреля" в сторону, повесил ему через плечо гитару, которая так и не издала в его руках ни звука, сыграл какую-то музыкальную пьесу, затем немного вытянул шею вперед и запел своим хрипловатым, низким, но сильным голосом. Вокруг начали собираться прохожие, останавливаться, но снова только определенный ранг. Те, что шли в более стандартных одеяниях, не останавливались и даже шарахались в сторону или спешили пройти побыстрее. А вокруг собиралась толпа в разношерстной одежде. Музыка уже заливала целый квартал и неслась неизвестно откуда, страстная, чистая, какая-то нечеловеческая, небесная. И в этот оркестр многих музыкальных инструментов вливался хриплый голос, звучащий укором и пробуждающейся совестью.
Я — весь чувствилище — полн тайных знаков-снов,
неясных, непонятных, зыбких,
немыслимых и странных, словно зов
вчерашне-завтрашней улыбки.
Те сны-знамения, чьи вестники они,
каких времен и стран посланцы?
Исходит — "Вснись! Прочувствуй! Уясни!" —
от высших, низших ли инстанций?
Толпа все росла, выливаясь на проезжую часть улицы, так что движение машин сначала замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Но никто не возмущался этим. Лишь определенный ранг людей спешил уйти от этой музыки и голоса, но без угроз и криков, тихо, словно бы даже незаметно. В оттопыренные карманы куртки Прова слушатели опускали монетки.
И что пытается видений вещий хор
сказать мне важного такого?
Пророчества о будущем? Укор
годам, текущим бестолково?
А может, все это возврат меня в мою
и наших прочих жизней память?
Ведь я порой черты их узнаю
сквозь лет-пространств седую замять.
Его слушали с каким-то внутренним трепетом, словно пытались разобраться в своей совести, в своем "Я". Вся улица была запружена людьми. Даже люди-манекены в стеклянном здании нажимали кнопки на пультах не совсем синхронно. В карманы Прова продолжали сыпаться монеты, но он, словно, не замечал этого.
Вот я иду себе, хоть, вроде, и нельзя
по нескольким дорогам сразу,
с грядущим и былым. В сопутники-друзья
я взял их как спецов по сонным парафразам.
А сны... Труд невелик раскрыть их тайный бред.
Купите сонник, в нем... в нем есть на все ответ.
Мелодия оркестра, набирая высоту, исчезла где-то за пределами человеческого слуха, и тогда Пров обрушил на слушателей последний, страшный и мучительный аккорд. Нет, облегчения такая музыка не приносила. Она слишком тревожила, будоражила, заставляла думать, не предлагая определенного выхода. И в этом заключалось ее основное коварство. В ее незаконченности, незавершенности.
Пров закрыл ящик и молча пошел по улице среди расступающихся слушателей. Огненная капля с верхних этажей упала ему на плечо, но никто не закричал, не бросился на него, не стал срывать одежду. И капля сжалась и стекла на камни тротуара.
Воспользовавшись еще не рассосавшимся затором, я пересек улицу и догнал Прова. Он не обращал на меня внимания. А путь его был недалек, лишь до ближайшего бара. Его, словно, узнали здесь и поспешно потеснились за стойкой. Перед Провом оказался бокал и тарелочка с какой-то густой кашицей. То же самое подали мне. Пров тихо улыбнулся и взял бокал.
— Нет, не время, — остановил я его.
Лицо Прова разочарованно вытянулось.
— Отложим, — сказал я, отодвинул свой бокал и осторожно высвободил второй из рук Прова. — У нас еще много дел. Хоть что-то мы должны сделать, раз приперлись в такую даль?
Посетители бара смотрели на меня недоуменно, даже с некоторым ужасом.
— Ты, как всегда, прав, Мар...
По улице снова текли потоки машин, крутились огненные колеса на своем, живущем какой-то отдельной жизнью, уровне. Мальчишки обстреливали половинками камней своего товарища, откуда-то несло горелым. И уже ничто не напоминало того странного внимания, с которым слушали песню Прова.
Мы уже привычно перебрались через улицу к мотоциклу.
— Ну дал ты публике по мозгам! — сказал я. — Заторище какой устроил. Еле рассосался.
Пров вытащил все, что набросали ему в карман, и начал сортировать. Номиналов монет не знали ни он, ни я.
— Гастролируешь? — спросил я.
— Гастролирую, — согласился Пров, но так, словно, это к нему не относилось.
— И давно?
— Да, считай, почти всю жизнь... — Пров снова пошарил в карманах и вытащил еще несколько монет и кусочек картона.
— Пригодится, — сказал он, разглядывая монеты. — Мелочь, наверное.
— А это что? — Я взял у него из рук картон. — План какой-то?
— Впервые вижу, — удивился Пров. — Подсунули, наверное.
— Это что, тоже деньги? Да, вроде, нет. План это, план! А для чего и зачем?
На кусочке картона была изображена ломаная линия со стрелками и с какими-то знаками. Пров ткнул пальцем и сказал:
— Вот здесь нас ждут.
— Ждут! — передразнил я его. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Нас никто здесь не знает, мы никого здесь не знаем, и вдруг — ждут нас! Выходит, что нас и здесь ждали, раз этот картон очутился у тебя в кармане? Постой... "Менестрель"! Может, это он ждал нас здесь? Он тебе что-нибудь сказал?
— Пожалуй, что так, — после непродолжительного молчания согласился Пров. — Нет, он мне ничего не говорил.
— Значит, ждут нас?
— Ждут , — подтвердил Пров. — Сможешь вести мотоцикл?
— Смогу, — ответил я сквозь зубы. — Только куда?
— Прямо, потом направо возле этого квадратика, затем налево мимо крестика, снова прямо. Вот в эту точку. Там сделаешь петлю и снова в ту же точку. Понял?
— А ты хоть сам-то понял?
— Нет, но ты же водитель, Мар...
— Вдохновил! Садись, поехали!.
Мотоцикл медленно тронулся, ища просвета, чтобы влиться в поток машин, и через минуту уже мчался с ними наравне. По сторонам я особенно не засматривался, пытаясь лишь угадать какое-нибудь здание или сооружение, похожее на "квадратик". Минут через двадцать впереди показалась четырехугольная стеклянная башня. И, поскольку ничего подобного на нашем пути пока не встречалось, я решил, что это и есть "квадратик", заранее перестроился в крайний ряд и свернул перед башней направо. Теперь "крестик"... Что за сооружение могло иметь вид крестика? Я запомнил, что линия, соединяющая "квадратик" с "крестиком", была короче, чем первая. Значит, и расстояние здесь короче.
