Ольга Чигиринская - Мятежный дом
— Сэнтио-сама…
Это был Иоанн, тэка. Гед, а точнее — Гедеон, в отличие от него, двигался бесшумно. Несмотря на свой огромный рост и подобающий вес, морлоки умели быть тише тени.
— Что случилось? — спросил Дик. — Кто-то умер?
— Нет, — Гедеон сел рядом.
— Тэка собрали поесть, — Иоанн с поклоном протянул коробочку, и Дик спрятал ее за пазуху. Он достаточно съел вечером, чтобы перенести ночь, а подношение от гемов оставил на утро.
— Спасибо вам большое. Но ведь вы позвали меня не на ужин?
— Сегодня… — то есть, уже вчера… к нам перевели наконец-то Амоса, — сказал Гед.
— Это который сломал ногу?
— Да, сэнтио-сама. Вот, нога зажила, и его отправили сюда. Но перед отправкой с ним говорил Ман.
— И что? — Гедеон мялся почему-то, приходилось его подбадривать. Дику снова пришли в голову мысли о засаде. И кто такой этот Ман?
— Ман опять слышит, сэнтио-сама.
— Ну, я рад за него, — Дик вспомнил. Глухой ися, который осматривал его перед «гражданской казнью».
— Вот только он совсем не рад, сэнтио-сама. Ему пока удается притворяться, но если хозяева обнаружат, что он не глухой — его могут и распылить.
— Он просит, чтобы его укрыл Салим?
Это была бы проблема. Салим еще не укрывал дворцовых гемов. Муниципальных не очень-то и искали, раза два удалось подбросить окровавленные тряпки, чтобы исчезновение списали на подгородних… Но дворцового гема, да еще медтеха, искать будут наверняка лучше, чем этих.
— Нет-нет, он даже не знает про Салим. Он хочет, чтобы вы помолились и все стало как раньше.
— Что?
— Вы сказали, что будете молиться за него, так? Я сам слышал. И Перчатка не смог ударить вас мечом. Чудо. Вы сделали чудо, с Маном и с Перчаткой. Значит, вы можете и обратно. Чтобы Ман опять стал глухой.
— Нет, — Дик почувствовал, как живот наливается холодом. — Ох, нет…
— Почему? — изумился Гед.
— Я же объяснял вам. Я же говорил, что чудеса творит Бог, а не люди, — Дик скрипнул зубами. — Если по моей молитве и получилось что-то один раз — это еще не значит, что получится обратно.
— Но попробовать-то вы можете!
— Я… я не знаю. Если Бог решил, что Ман должен слышать — я не имею права… Если он боится, мы… можем попытаться его укрыть…
Но как? Как, симатта? Нужен человек, который мог бы отчасти разгрузить Рокс, и, кажется, такой человек есть — но как его вытащить отсюда в Пещеры, да еще с младенцем? Хмм, но ведь доктор Монтеро тоже имперец. И если Кордо это как-то уладили…
— Сэнтио-сама, есть еще одно, — Иоанн прервал лихорадочный бег его мыслей.
— Да?
— Городские сказали, что вас спрашивал какой-то юдан.
Юдан — то же самое, что сёфу, гем-наложница. Но, как правило, сёфу называют женщин и женственных мальчиков, а юдан — только мужчин в возрасте. Такие обычно работают домоправителями и порученцами при своих хозяевах, когда становятся староваты для постельной службы. Этот подвид отличался большим разнообразием типов и был сообразительней, самостоятельней и намного образованней других подвидов. Может быть, подумал Дик, этот юдан образованней и его самого. До сих пор ни сёфу, ни юдан не обращались за крещением, и всего два или три раза Дик видел их в числе слушателей. Но когда-то что-то происходит впервые, верно?
«И как раз когда у меня до зарезу мало времени…»
— Он хочет встречи со мной?
— Да. Он слышал о вас в Пещерах и почти уже набрался смелости прийти, как вдруг вы оттуда пропали. Но тут хозяин послал его сюда по каким-то своим делам…
— Передайте ему — пусть приходит на последний дайкай. Здесь, в «церкви», — Дик показал на облупленное пустое здание. — Послезавтра утром. Потом я уеду, не знаю, на сколько… Крещение ему преподаст Рэй. Или кто-то из вас.
— Сэнтио-сама!
— Вы знаете, как это делается. Гед, не дергайся, ты сможешь это сделать не хуже, чем я. Иди, если тебя хватятся в казарме, ты всех засыплешь.
Гед поклонился, ударив кулачищами в песок и раньше, чем Дик закончил свой поклон — растворился в ночи.
— А вы куда теперь, сэнтио-сама?
— Понятия не имею, — Дик поплотней завернулся в плащ-накидку. — Знаешь, Господь сказал: у птиц есть гнезда, у лисиц — норы, а Сыну Человеческому негде пойти и поспать. Так что я ни на что особенно не рассчитывал. Потому что ученик не больше учителя.
— Сэнтио-сама… — Дик не любил эту благоговейную интонацию, но не мог одергивать друзей каждый раз. — Сэнтио-сама, а что такое птицы?
— Птицы — это… — Дик завернулся поплотнее в плащ и откинулся на спину, на песчаный занос, — это такие… животные. Очень похожие на летучих рыб, но кровь у них теплая. Они… летают в небе, как плавают рыбы в воде. Свободно и быстро. Но вместо чешуи они покрыты перьями. Перья — это… Они мягкие и гладкие, как шелковое волокно. Разноцветные. Бывают белые птицы, бывают зеленые, синие…
— Как красиво вы это рассказываете, — вздохнул Иоанн.
Дик смотрел в небо. На Картаго не было птиц — «бешеная атмосфера», генетики-экологи решили не рисковать. Еще недавно никто не смог бы сидеть так, как они с Иоанном, прямо на песке — дождь и ветер вогнали бы в землю каждого, кто высунется из укрытия. Но осенние ветра уже отвоевали свое — теперь дожди закончились, небо прояснилось и цветные звезды парили над океаном. От их красоты и многочисленности в горле закипали слезы.
Дик закурил, чтобы высушить их. Птицы могли летать, а он — нет. С этим следовало просто смириться. Но в пасмурные ночи смиряться легче.
— Знаешь, Иоанн… Я ведь раньше никогда не думал обо всех этих людях. О том калеке, который просил милостыню у входа в храм. Что он начал делать потом, когда его исцелили? Он ведь не мог больше просить. И слепорожденный. И прокаженный.
— Что, сэнтио-сама?
— Так, ничего…
— Вы не со мной говорили?
— Извини. Говори мне «ты». Прошу.
— Тяжело.
— Богу мы говорим «ты». Разве я важнее?
Он провертел пальцем дырку в песке и затолкал туда окурок.
Как же так. Как же так — именно теперь, когда он сам оглох к небесному голосу — Ман вдруг начал слышать. Почему именно сейчас Бог свалил на них обоих это непрошеное (нет, Дик просил, конечно, но так… для порядка) и несвоевременное чудо? Ману теперь угрожает опасность, а Дику… ему пригодилось бы сейчас то летящее вдохновение, с каким он пообещал тогда Марии, что станет Моисеем для нее и других.
Он не мог поделиться с Роксаной Кордо тем, чего не имел сам. И он не знал, почему вдруг исчезло, расточилось, ушло в этот тугой черный песок его главное сокровище. То, что он сберег от рейдеров, от Моро, от палачей — и как-то незаметно потерял здесь. Обронил, как мелкую денежку из кармана.
Почему и куда пропала вера?
Нет, он не усомнился ни в одной из тех истин, которые с детства считал непреложными. Напротив — скорее утвердился в них еще больше. Но то спокойное чувство, с которым он раньше обращался внутрь, в тишину, и говорил: «Господи, вот я — здесь, слушаю», оно было утрачено, и хуже того: пропала сама потребность в нем. Озарений, когда правильная мысль сопровождалась словно толчком под локоть, тоже больше не было. Приходилось полагаться только на логику и расчет. А в этом Дик не был силен. До сих пор ему везло. Бог хранил, поправил он сам себя — и от того, что эту поправку вообще пришлось делать, тоже кольнула досада. Но станет ли Бог хранить убийцу? Самого настоящего наемного убийцу, который думает, говорит и действует как синоби? Вот в этом Дик сильно сомневался. Встреть он год назад себя, сегодняшнего — он себе не подал бы руки. И не только себе. Господину Исии. Габо. Александру Кордо…
«Это значит всего лишь, что год назад ты был невыносимым чистоплюем и ханжой», — сказал внутри голос, который Дик ненавидел.
Ненавидел в том числе и за то, что этот голос слишком часто оказывался прав.
— Сэнтио… ох, нет мне прощения… Ран, — потормошил его Иоанн. — Вам все-таки нужно где-то спать. Идемте. Устрою вас в распределительных туннелях.
«Тебе нужно спать, потому что завтра у тебя продолжение серьезного разговора. И не смей раскисать. Ты ведь сам когда-то выдал Богу карт-руж: при необходимости можно сунуть тебя в мясорубку. Что с тех пор изменилось? Ах, ты немного испачкался. Ну что ж, это проблемы того, кто будет есть твой фарш».
— Симатта, — проворчал Дик, разгибая затекшие ноги. — Идем.
* * *Силовые купола над фешенебельными улицами, амфитеатром сбегающими в долину, переливались радугой, как мыльные пузыри, отражая причудливыми изгибами огни стартующих кораблей и тяжелых глайдеров. На улицах пахло морем и завтрашним праздником — началом навигации. Именно под шумок этой гульки Дик рассчитывал спокойно и без помех провести молитвенное собрание гемов-христиан Лагаша. На сей раз в собрании должны были участвовать и обычные люди-христиане, Габо и Сильвер, поэтому Дик нервничал даже сильнее, чем по поводу встречи с «бессмертными». Насчет тех он был спокоен — ждал худшего, а именно отказа.
