Олег Никитин - Путешествия Никласа
Гемма-19 прогуливалась по дому, рассматривая произведения искусства матери, и выглядела немного встревоженной. В отличие от их прошлой встречи, сейчас на ней была глухая одежда из текучего биополимера, напоминавшая вторую, слегка провисшую кожу. Микроскопические чешуйки на ней поблескивали всеми возможными цветами всех оптических диапазонов. Если на ее животе и сохранились шрамы, то сейчас их видно не было.
– Угостишь чем-нибудь? – спросила она, расположившись в силовой сетке. Два когерентных светильника, использовав ее блестящую одежду, рассыпали по матовой стене миллионы бликов.
Никлас бросил два грамма зеркального вещества в бокал с охлажденным карбидным коктейлем, добавил десять граммов лантаноидов, ложку белковой массы и щепотку углеводородов. Все это изобилие хранилось у него всегда под рукой, за дверцей универсального бара (в нем можно было не только сжижить любой газ, но и подогреть остывшую плазму). Затем историк капнул щелочи для придания вкуса и протянул емкость дочери.
– Наверное, ты хотела повидаться с Ириной-65? Я не ошибся, теперь у нее такой суффикс.
– Поздравляю… В общем-то, нет. Я хотела узнать, помнишь ли ты мою последнюю просьбу. Недавно в новостях проскочило странное сообщение от «источника в ГК»… Толком не поняла, что-то про отшельника с окраины Вселенной. Я почему-то подумала, что речь идет о Леониде-1. Вот… Там было о загадочном явлении, природа которого пока не ясна. Это в наше-то время. Почему ты молчишь? Он погиб?
Историк чуть не рассыпал зеркальную материю – кокон скользнул по краю бокала, и от всплеска магнитного поля по пальцам пробежали искорки тока. «А ведь я даже не предположил, что он мог умереть», – подумал Никлас.
– Я не знаю, – признался он. – Вчера возникла проблема – мне рекомендовали не заниматься этим «расследованием». Хорошо, что здесь нет этика, а то бы он прописал мне протуберанцев за присвоение функций ЭК…
– Кто запретил? – напряглась Гемма-19.
– Гелиодезисты! Кто же еще? Прости, но мне пока нечего тебе рассказать. Они изъяли у меня все материалы по Дееву, которые я вытащил из его дома чуть ли не в последнюю секунду! Точнее, копии. А я еще имел неосторожность спасти их человека от многомесячного ледяного плена, – с ложным возмущением подытожил он.
За час, что дочь провела у него, бар опустел на 90 %. Из него пропало не только чистейшее зеркальное вещество, но даже простой азот, который напоследок пришлось пить с банальными кислотными добавками. Никлас, поначалу не знавший, с какого конца приступить к рассказу, благодаря грамотным вопросам Геммы-19 систематизировал добытые сведения и выложил их дочери. Собственно, следов Деева он не обнаружил, и все «успехи» расследования свелись к стычке с прозрачным врагом и спасательной акции в остывающем доме. Даже из записей мнемографа Никлас пока не извлек чего-то существенного, а «U2» вообще только крепче запутали дело. И пропажа звезды с двумя планетами, от которой у гелиодезистов случился выкидыш информации! Кто-то не утерпел, закинул космологам крючок любопытства, поведал о загадочном явлении. Глядишь, и найдут ему рациональное, а не безумное объяснение, напрашивающееся после знакомства с принципом работы 7-дырокола. Астрофизики же, конечно – народ, не связанный чиновными уставами, и на все просьбы о молчании могли рассеянно кивать, тут же забывая о них.
– Они занимаются проблемой Деева NGC 69307-3 Леонида-1 всем коллективом, ответственным за его сектор Галактики, – запальчиво заявил Никлас. – Что могу сделать я, клановый историк?
– Ты думаешь, они спасут его? – тихо проговорила Гемма-19. – Или хотя бы предоставят мне материалы разбирательства? Неужели ты так полагаешь? Вчера он прислал мне кассету, и считать его мертвым, извини, я не могу.
– Вы переписывались? – Никлас был ошеломлен.
– Иногда. Раз в два-три месяца обменивались новостями из личной жизни. Один раз он спросил, ношу ли я по-прежнему его эмбрион… И был явно рад узнать, что я храню его вместе с тремя зародышами от других мужчин, а не растворила в разлуке.
Мысли у историка смерзлись в непрозрачный ком, и ухватить хоть одну из них за кончик оказалось для него сложным.
– Он основатель… Очевидно, для него важно было знать, что клан Деевых NGC 69307-3 выживет, если его самого не станет. И что его отречение от собственного клана не оказалось безумной глупостью.
– Я боялась этого, – мрачно кивнула Гемма-19. – Оставлю тебе письмо, хотя вряд ли ты что-нибудь сможешь из него извлечь. Попросту говоря, это прощание. Его мог бы составить зрелый человек накануне смерти, счастливый от конечности жизни и радостный от будущего единения с космосом. Он говорит так, будто навсегда отправляется в другую Вселенную. – Никлас слушал дочь, не перебивая, а ей как будто хотелось, чтобы он сказал нечто ободряющее. – Так или иначе, я собираюсь предупредить тебя…
– Я передам Ирине, – выдавил историк.
– Спасибо. Не представляешь, как это трудно – объявить самому близкому человеку, что его ребенок становится главой собственного клана. Что подумают демографы, когда у меня родится маленький Леонид-2?
Она слабо улыбнулась и встала, выронив пустой бокал. Черная капля коктейля выпорхнула из него, проплыла полметра в невесомости и плюхнулась на пол. К такой «потере» Никлас был совершенно не готов: разумеется, он знал, что когда-нибудь, лет через пятьсот, Гемма-19 выйдет замуж (присоединившись к другому клану) или женится (сменив пол), но руководство кланом… Выдержит ли она ответственность в свои сорок лет – ту, что тяжко давит на 20000-летних? С другой стороны, она одна, и нет под нею той вековой грозди родичей, всегда готовых прийти за советом и помощью. Клану Деевых NGC 69307-3 за тысячи лет еще только предстоит вырасти.
– Ты не бойся, я справлюсь! – оживленно сказала Гемма-19, уже стоя в дверях. – И он тоже так считает.
Все-таки Никлас чувствовал, что есть какая-то важная тема, которую он не успевает поднять – слова выветрились из него, как антинейтроны из бракованной ловушки. Что-то важное, придавленное грузом убийственного известия дочери! К счастью, она пришла ему на помощь:
– Если можешь, постарайся узнать, что с ним случилось.
– Да, конечно, – обрадовался историк и облегченно улыбнулся: растрепанное сознание, уцепившись за конкретную задачу, обрело хоть какую-то устойчивость и закрепилось возле понятных ориентиров-целей.
Лучшего лекарства от депрессии, чем нанороботы и активная деятельность (неважно какая, лишь бы голову занимала), историк не знал. Поэтому он ухватился за клановую рассылку, как монополь за магнит. В продолжение вчерашней блестящего рассказа о Юджине-22 пришел еще один материал, развивающий тему. Дело героя подхватили его родичи, хотя и не так самоотверженно. Они всего лишь направили активные зонды в область столкновения галактик, чтобы исследовать облако горячего газа температурой три миллиона градусов. Оно заняло шар радиусом пятьсот парсеков и постепенно втягивалось в черную дыру, все более разогреваясь. В общем, ничего достойного близкие Юджина-22 не совершили, чем еще яснее обозначили славу родственника, ставшего планетой во имя познания.
Покончив со служебными делами, Никлас решил ужесточить терапию и до вечера пригасил активность мозга, наказав «Динго» блокировать транспортный дырокол.
Позывные «богам», или биоформы опять при деле
4/270. Что было до Большого взрыва со Вселенной? Всякий с детства знает ее историю и представляет в мельчайших деталях, как в первые микросекунды после взрыва возникли элементарные частицы, и они уже через пару секунд объединились в более сложные ядра – водорода и гелия. Затем наступил «темный период» в истории Вселенной – ни одна звезда в ней не сияла, лишь водородный снег (точнее, гранулы и снежинки) оживлял этот мертвый пейзаж, да и тот возник лишь спустя пятьсот миллионов лет после Б.В., когда температура упала в достаточной степени. Только с появлением первых звезд водородный снег постепенно растаял. За миллиарды лет существования 4-мерного образа Вселенной какая-то (не очень большая) часть материи объединилась в группы галактик. Остальное в форме зеркальной (а на самом деле чрезвычайно горячей – до трех миллионов Кельвинов, – и потому видимой только в рентгеновском диапазоне) материи «сплелось» в бесконечную паутину, склеившую галактики. И «паутина» эта в десять раз больше весит, чем все звезды вместе взятые!
Разумеется, из-за собственного вращения Вселенной пришлось принять нынешние размеры – почти тринадцать гигапарсеков в диаметре. Но что за пределами нашего освоенного в целом мира? Вопрос не имеет смысла, потому что на карте «нормального» 10-мерного континуума наша Вселенная – всего лишь точка, не имеющая размера. Как бессмыслен вопрос – что внутри точки, так и наоборот, для ее обитателя не существует внешнего мира. Но только до той секунды, пока в него не проложен путь. Я всего лишь должен переместиться в 10-мерный континуум, чтобы увидеть свой «точечный» мир со стороны, и тогда проблема смерти Вселенной (и меня самого вместе с ней) исчезнет. Я надеюсь…
