Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого
— Дорогу в Мрачный Угол почти не прикрывают деревья, — объяснил Дуг, — а покрытие сильно пострадало, когда жгли рододендроны. Оно поглощает все, что только может.
Жирафа пожрали, как опавшие листья, — от него остался лишь силуэт на гладком перпетулите. Ясно были различимы скелет, и на покрытии проступал даже сетчатый узор шкуры. Кости и зубы ломались, и след белой кальциевой пыли тянулся к дорожной разметке.
— Занятно, — сказал Дуг. — Он тут всего шесть дней. Пойдем, нам пора.
Мы миновали ворота, и я рассказал Дугу о внутренней границе у Виридиана — перпетулитовой дороге в десять раз шире этой. Обочины ее залили бетоном, а питательных веществ поблизости не было, и она жадно поглощала любое живое существо, имевшее несчастье ступить на нее: финк-крыс, неосторожных собак и даже птиц, — с пугающей скоростью.
— Похоже, это и вправду опасно.
Я пожал плечами.
— Мы выросли рядом с этим. Внутренняя граница у нас — это действительно граница. Лишь большой глупец или большой храбрец рискнет перебежать через нее, даже в обуви с бронзовыми подметками. Но есть и плюсы — мы не суемся в Великую Южную конурбацию, а бандиты не высовывают носа оттуда. А это что?
Я показал на пару кожаных ботинок, концы которых высовывались из-под эвкалипта, примерно на полпути между границей и пределами. Это выглядело необычно: такие ценные предметы не выбрасывали, а случайно потерять ботинки не так-то просто. Мы подошли, чтобы разглядеть все в подробностях, и увидели, что ботинки никто не снимал — они до сих пор были на Трэвисе Канарейо. Но вряд ли они понадобились бы ему впредь, потому что Трэвис был убит, убит молнией. Не обычной, оставляющей ожоги, а шаровой, которая страшно обезображивает человека. Почти вся голова сгорела, но черты лица все еще оставались узнаваемы. Вокруг него весело жужжали мухи. Руки его уже распухли и лоснились. Он даже не успел выбраться за Внешние пределы.
— Это сильно расстроит господина Циана, — заметил Дуг, морща нос, — в воздухе витал запах гниющей плоти. — Он ненавидит бумаготворчество.
Дуг отправился звонить, а я решил поглядеть на тело вблизи. На противомолниевую защиту тратилась масса времени, энергии и ресурсов, но это была первая жертва молнии, которую я видел воочию, — если не считать предостерегающих снимков, еженедельно помещаемых в «Спектре».
Дыша через рот из-за трупного запаха, я внимательно осмотрел голову. Она была сильно обожжена изнутри и выглядела куда более впечатляюще, чем головы убитых обычной молнией, о которых я читал. Мне стало любопытно. Я поднял палочку и осторожно ввел ее в полость черепа. Наклонившись ближе, я аккуратно нащупал и вынул расплавленный слиток металла размером с шахматную фигурку. Я глядел на него несколько мгновений, соображая, что это такое, а потом быстро завернул его в платок. Потом я оглянулся — Трэвис, насколько я помнил, покидал город со своим маленьким чемоданчиком. Загадка вскоре разрешилась: рядом шла перпетулитовая дорога, и искомое обнаружилось разбросанным вдоль обочины из бронзы.
— Что тут у тебя? — спросил вернувшийся Дуг.
— Смотри. — Я показал на дорогу, где еще виднелись очертания чемоданчика. — Чемодан, должно быть, упал на дорогу. Кожа переварилась, а непоглощаемые предметы оказались на обочине.
Дуг сел на корточки и стал рыться в небольшой коллекции. Кроме латунных частей чемоданчика — застежек, петель, заклепок и таблички с именем владельца — там были несколько монет, коробочка с лаймовым, ременная пряжка, банка сардин, часть дальновида, которая показывала плывущую рыбу, несколько игрушечных машинок, детали каких-то механизмов и две ложки — одна с гравировкой, другая без.
— Как жаль! — воскликнул Циан, приехавший на «форде» вместе с Фанданго через двадцать минут. — Если уж он хотел расстаться с жизнью, почему было не пуститься в экспедицию или заняться поисками цветного мусора?
Он отпустил замечание по поводу смертельной опасности, исходящей от шаровых молний, сделал пометки в блокноте, забрал ботинки, ложки, коробочку и деньги, сказал, что остальное мы можем взять себе по праву нашедших, и полез обратно в машину.
— Чего вы ждете? — спросил он, когда «форд» разворачивался. — Патрулирование не закончено, ребята. Скажите спасибо, что я не снимаю с вас баллы за переход границы.
К счастью для нас, больше происшествий при патрулировании не было. К несчастью для нас, из-за этой задержки сельскохозяйственные рабочие, встававшие рано, съели весь бекон. Циан не проявил к нам никакого участия.
— Если вы хотели опередить серых по части бекона, — сказал он, — надо было оставить Трэвиса завтрашнему патрулю.
Дуг согласился с ним: что такое лишний день для покойника, в конце концов?
Мы разделили между собой вещи Трэвиса. Дуг взял ременную пряжку, я — перочинный ножик. Остальное мы договорились послать его родственникам: они, конечно же, захотят иметь что-нибудь на память о несчастном и узнать, что с ним случилось. Я собирался сказать, что его внезапно убило шаровой молнией, и все. Трэвис лишь по случайности не успел уклониться от выполнения своего гражданского долга — обстоятельства помешали ему.
Шаровая молния
2.5.03.16.281: Учения по молниезащите должны проводиться не реже одного раза в неделю.
После завтрака я направился в фотолабораторию к Северусу и рассказал ему о возможности обосноваться в Смарагде и об условиях цветчика.
— Тысяча?
— Так он сказал.
— Мы вдвоем сможем ее наскрести, но на билет тогда не хватит.
— Как урожай?
— Пятнадцать минус-унций, — сказал он, — намного хуже, чем в прошлом году.
Я велел ему быть в постоянной готовности — вдруг что-то изменится? Он поблагодарил меня за потраченное время. Расставшись с Северусом, я наткнулся на Карлоса Фанданго, который чистил фонарный механизм.
— Ты послал письмо своему пурпурному приятелю? — спросил он, продемонстрировав, как работает механизм.
По словам Фанданго, он требовал постоянного ухода, чтобы фонарь не мигал или, хуже того, совсем не погас. Это было самой тяжкой провинностью для смотрителя.
— Он на совещании по лидерству в Малахите Приморском, — солгал я: если Фанданго окончательно остановится на Берти, он не станет интересоваться другими потенциальными поклонниками, — но я запросил название его отеля. Может быть, завтра.
— Отлично! Ты видел Кортленда? Он хотел с тобой о чем-то поговорить.
Разузнав, где искать Кортленда, я вышел из города на большой луг, где стоял второй по ранжиру восточнокарминский «форд-Т» — пикап, куда более потрепанный, чем седан, если только это было возможно. Вмятины на кузове столько раз выправлялись молотком, что он походил на кожуру печеной картошки, а шины были самодельными, из кусков бросовой резины, умело сшитых при помощи нейлоновых нитей. Фанданго объяснял, что этот «форд» используется для борьбы против шаровых молний. В грузовом отделении на специальной шарнирной стойке был закреплен в полной боевой готовности мощный арбалет, с медным гарпуном.
Рядом с машиной в шезлонге сидел Кортленд. На нем был твидовый костюм в елочку. Сбоку от Кортленда стоял небольшой стол с чашкой чая и печеньем. Чуть поодаль какой-то серый смотрел в бинокль на Западные холмы. Они с Кортлендом, вероятно, получали тройную оплату. Поведение обычной молнии можно было легко предсказать, но шаровая была вещью в себе. Наша команда в Нефрите теряла по молниеборцу почти каждый год. Неприятная работенка.
— Рад, что смог прийти, — сказал Кортленд. — Чаю?
— Нет, спасибо.
— Ну, как знаешь. Престон, мой подчиненный, обалденно его заваривает. Да, Престон?
— Да, господин, — пробормотал тот, не отрывая взгляда от горизонта.
— До того как при каком-то скачке запретили езду верхом, — продолжил Кортленд, — для охоты за молниями использовались лошади. Прекрасный спорт, как говорят, хотя я не верю, что им удалось поймать хоть одну. Это непросто — бросать гарпун на полном скаку, а заземляющие провода все время запутывались между лошадиных ног.
Он негромко фыркнул, затем повернулся ко мне с недовольным видом.
— Томмо говорит, ты не заказал для нас лишний экземпляр линкольна, хотя он устроил тебе поездку в Ржавый Холм.
Я пожал плечами.
— Это нелегко — заказать лишний экземпляр так, чтобы отец не заметил.
— Конечно нелегко, — злобно сказал Кортленд. — Было бы легко, я бы напряг Томмо или достал бы сам.
— Молния! — воскликнул Престон, быстро откладывая бинокль и склоняясь над уровнем, закрепленным на деревянной треноге.
Мы уставились на горизонт. К нам медленно двигался сверкающий белый шар. Кортленд отложил чашку, взял секундомер и планшет.
— Азимут двести шестьдесят два градуса, — объявил Престон, — угол возвышения тридцать два.
