Райдо Витич - Анатомия Комплексов (Ч. 2)
— В отпуск хочу! — смело заявил Сергей и чуть вжал голову в плечи, ожидая возмущенный крик. Нет. Мэнгриф покосился недоумевающе, на кэн глянул и опять за кабачки принялся. Арви крякнул досадливо, скривил зверскую рожицу и отложил бутерброд:
— Еще раз.
— У меня здесь сын, мать, жена. Хочу их увидеть, — послушно повторил парень.
— Почему молчал? — поинтересовался Мэнгриф.
— Так вы не спрашивали.
Флэтонцы переглянулись.
— Месяца хватит? — спросил Арвидейф.
— Месяц? — вот это удача! Он на неделю-то не надеялся. — Конечно! Может, и меньше. Я и адрес оставлю…
— Пульсар оденешь, — бросил безапелляционным тоном мужчина и к бутерброду потянулся.
— Да вы что?! — возмутился Сергей — смеются они над ним, что ли? С такой махиной на щиколотке и на Родину?
— Ручной, — снисходительно кинул Мэнгриф и качнул головой, умиляясь отсталости канно.
— А-а-а, когда можно испариться?
— Сейчас! — гаркнул Арвидэйф и поспешил сунуть в рот бутерброд. Надоел, ходит тут, от дел отвлекает…
Через два дня Сергей в самом радужном настроении вылетел в родной город, чтоб провести первый и единственный отпуск за 11 лет.
Поездка оказалась нравоучительной и прошла под лозунгом — "не звали, не ждали, и знать не хотим".
Сначала он не узнал город, в котором вырос, потом его не узнала родная мать. Женщина, конечно, тоже сильно изменилась, постарев, но порадовала сына физическим и моральным благополучием.
Два дня ушло на рассказ о потерянном для Сергея десятилетии, с подробным отображением через предоставленные фотографии. Параллельно выяснилось, что родни у него осталось — сват да кума прихват.
Лариса благополучно вышла замуж, буквально через год после его исчезновения, и его сын принимает чужого дядю за родного отца.
Сергей естественно пожелал встретиться и с бывшей супругой, и сыном, вопреки уговорам матери, предупреждающей его о чреватости этой затеи. И только, когда увидел Ларису, понял — права мама. Женщина сильно изменилась — заматерела и остервенела. Часа два он изображал загулявшего ловеласа в ее магазине цветов, внимательно рассматривая бывшую супругу и возлюбленную сквозь темные стекла очков. Та охотно флиртовала и… весьма искусно раскрутила его на покупку двух жутких экзотических растений в аляпистых громоздких горшках за не менее жуткую цену. Далее дело не пошло и тема о вечернем рандеву по окрестным заведениям приличного порядка забуксовала, а с появлением ее супруга — лысеющего детины пухлой наружности и вовсе сошла на нет. Более желания встречаться с ней у Сергея не возникло.
С сыном встреча оказалась не менее удачной. Минут 20 большеглазый мальчуган в шикарном джинсовом костюме поощрительно кивал, с хитрым прищуром рассматривая странного дядьку, через забор огораживающий двор его гимназии. И заверещал, как сирена, на предложение прокатиться в парк. Два внушительной комплекции бойца из охраны данного заведения прибыли незамедлительно и мужественно спасли неокрепшее подростковое сознание и тело от покушения извращенца. С обвинением в педофилии Сергея препроводили в ближайшие отделение милиции, стойко игнорируя его объяснения.
Уже в отделении выяснилось, что в городе давно орудует сходный по параметрам и претензиям маньяк-педофил, и доблестные сотрудники органов правоохраны мужественно увеличив свой рабочий день на один час, вытащили на свет божий с десяток нераскрытых дел и примерили их к физиономии Сергея. К утру он понял, что отпуск обещает затянуться лет на пятнадцать по совокупности, и вызвал агноликов.
Те порадовали своей оперативностью и явились в составе двух особей буквально через четыре часа. А еще через два, немного пошалив в отделении, они объявили Сергею о досрочном прерывании его отпуска без права восстановления в будущем и сунули в машину. Последствия этого безобидного набега долго еще муссировались местной прессой во множестве вариантов, но Сергей о том не узнал. Он смотрел на уплывающие улицы родного города и клялся сам себе, что больше никогда и ни за что на свете не пойдет в отпуск.
ГЛАВА 26
Прошел сентябрь и октябрь уже догорел листвой, а Алена по-прежнему не знала, что делать с собой, куда податься от воспоминаний, от боли и тоски. Ни работать, ни учиться Саша не пускал, размахивая руками, кричал, что с него хватит ее учебы в институте, а работать ей незачем в принципе, он не инвалид и в состоянии ее содержать. Миша выступил парламентером меж сникшей Аленой и встревоженным Сашей и, выслушав доводы обеих сторон, сделал вывод, основываясь на звании без пяти минут специалиста и друга семьи: работе — нет, дома ее хватает, а учиться — ради бога, но на будущий год. Девушка возражать не стала: во-первых, брата расстраивать не хотела, во-вторых, дел дома действительно хватало, в-третьих — мужчинам виднее, это она четко уяснила после четырех лет жизни с Рэйсли.
В итоге она осталась дома, перечитывала книги, занималась домашними делами и. боролась с тоской. Эта борьба была выматывающей и бесполезной, боль от утраты не проходила, как предсказывала Наталья, а становилась все сильней с каждым днем. Болела уже не только душа, но и тело. Все чаще стали одолевать головные боли, апатия сменялась нервными вспышками раздражения на себя саму. В такие моменты ей хотелось разбить зеркало, из которого на нее смотрела большеглазая девица унылого вида — бывшая императрица, бывшая мать и бывшая жена. Фальшивая императрица, посредственная мать и отвратительная жена.
Она мучилась осознанием собственных ошибок и никому ничего не могла сказать. Саша просил, почти умолял — расскажи, что тебя угнетает, но что она ему могла сказать? Что без памяти влюблена в усопшего вампира, который ее украл и одарил двумя детьми, которых она также не увидит, как и его? Вампира, инопланетянина, приносящего человеческие жертвы в угоду клыкастого идола. Вряд ли брат ее поймет. Это не пересказ детских снов о сероглазом принце в зарослях лип, не фантазия, а правда, с которой она примирялась четыре года, а тому лет сорок понадобится.
В лучшем случае. А в худшем, он пригласит психиатров, и те дружно поставят настораживающе монументальный диагноз, что-нибудь вроде: Kranticus psihicus. Брата это ясно не порадует, но огорчит изрядно. Алене же огорчать его не хотелось категорически, как, впрочем, и врать. И она молчала. Только вот все чаще стала уходить из дома и до темноты слоняться по улицам, вдыхая стылый воздух поздней осени. Он напоминал ей Флэт настолько сильно, что порой, рассматривая витрины магазинов, вглядываясь в лица прохожих, она задавалась вопросом: что она здесь делает?
В один из таких дней Алена в который раз задала себе этот нелепый вопрос и, глядя на стеклянные двери супермаркета, нашла ответ — Саша. Хватит ему беспокоиться о ней, пора и ей побеспокоиться о нем. Мамы нет, но есть она. Три месяца дома, а мужчины так и питаются всухомятку, желудки портят. А что еще можно приготовить из того, что Саша покупает? Дежурные бутерброды. А торты и китайская лапша надоели до оскомины.
Ворковская решительно шагнула в двери магазина — сегодня она сама возьмет все необходимое и приготовит шикарный ужин. Фьеронгу. А почему нет? Конечно, чисто флэтонскую кухню изобразить не получится, из-за отсутствия нужных ингредиентов, но подобное отобразить все ж возможно.
Алена в некотором смущении оглядела помещение магазина, и последовав примеру других, взяла тележку, с решимостью атакующего прошла в зал. Ассортимент ее порадовал. Есть почти все, что нужно для задуманного блюда. В сетку на колесиках упала упаковка кальмаров, филе трески, банки с аджикой, хреном, кукурузой, бобами, морковь, лук, рис, майонез, приправы с укропом и петрушкой, помидоры и, наконец, вилок капусты.
В значительно приподнятом настроении девушка встала в хвост очереди в кассу и через пару минут, присмотревшись к манипуляциям кассира и покупателей, почувствовала разочарование и стыд. Она совсем забыла об этой стороне земной действительности. Может, и завалялась в кармане старого пальто пара монет четырехлетней давности, но вряд ли они ее спасут. На Флэте денег не было, здесь она еще ни разу ничего не покупала, все брал Саша. Глупо вышло. Алена уныло посмотрела на продукты в своей тележке и поняла, что нужно срочно все положить на место, пока она не дошла до кассы и не оказалась в положении идиотки в глазах кассира и людей из очереди. На душе стало неуютно, неприятно.
Девушка, стараясь не смотреть на людей, попыталась выйти из очереди, но оказалась столь неуклюжа, что налетела спиной на какого-то парня и выбила из его рук банки с пивом. Те с грохотом полетели на пол, и очередники дружно повернули головы в ее сторону. Алена низко опустила голову, боясь смотреть на чертыхающегося парня и людей, и пятилась, как рак, мечтая, как можно скорей разложить продукты и покинуть это неуютное заведение. Ее недовольно толкали, ворчали в спину и лицо, а потерпевший поднял свое пиво и преградил дорогу так, что не пройти. Алена подняла глаза и тихо попросила:
