Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
Действительно, взрослые опять делали вид что «чаёк» пьют.
– Видно, винца много взяли.
Мы переглянулись.
– Может, и нам по капле? – предложил Ильяс.
– Не помешает, – добавляет Савин.
– Как рекомендует газета «Неделя», – усмехаюсь я, – в разделе – для дома и семьи…
– Точно! – кивает Женька.
Подошли к сложенным в центре лагеря рюкзакам. Савин взял свой и спросил:
– Куда пойдем?
Мы одновременно покосились на взрослых. Сидят, пьют, но по сторонам поглядывают. Если мы сейчас всей компанией в лес двинем – заметят. Тем более поведение у нас заговорщицкое сразу стало. Особенно у Переходникова. Поэтому лучше где-нибудь рядом на грудь принять.
– Давай в палатку, – говорю я, – в крайнюю.
Отошли к противоположному краю палаточного ряда. Из-за огромного валуна крайняя палатка стояла немного наискось, выходом в сторону. Только мы собрались войти, как из неё голоса прозвучали.
– Там Раевская и Смольнякова, – сразу определил Савин. – И ещё кто-то. Вот черт, что делать будем?
– Сейчас уладим, – хмыкнул Расулов, подобрал с земли сухую веточку и обошел палатку.
– Девчонки, – услышали мы его вкрадчивый голос, – смотрите, я змею поймал!
Булыжники, что держали колышки, дружно звякнули, а мы только-только успели посторониться, как девчонки с визгом вылетели из палатки. И чего так вопить-то! Подумаешь, змея, а точней веточка простая. А они даже разбираться не стали, так стартанули, что палатка чудом осталась на месте.
– И делов-то! – довольно сказал Ильяс, появившись из-за угла. Он откинул входной клапан. Савин воровато огляделся и нырнул внутрь.
Немного погодя выглянул:
– Готово, – прошептал он, косясь по сторонам, – только кружка одна.
– Ничего, – говорю, входя вслед за Ильясом, – по очереди выпьем. Женька, на стреме останься.
– Пятизвездочный, – шепчет Олег, показывая бутылку.
– Да хоть шести, наливай, да по чуть-чуть.
Беру кружку. Ну что же, попробуем – каков он на вкус, пятизвездочный-то?
Вкуса, а тем более букета я не разобрал. Напиток просто огорошил своей крепостью. Аж передернуло всего. Конечно, ничего крепче кефира прежде я не пил, а та жизнь не в счет.
– Ну как? – спрашивает Олег.
– Нормаль, – отвечаю, – а закусить?
– Не доставал. Может, хлебом?
Хлебом? Коньяк? Вот, блин, хоть к речке беги запивать! Отдал кружку Олегу. Он плеснул в кружку порцию и тут же протянул Ильясу. Тот проглотил коньяк зажмурившись и тоже заметно вздрогнул.
– Лимон надо было взять, – хрипло говорит он. – Мой отец коньяк лимоном закусывает.
– Коньяк пьют мелкими глотками, – заявляет Савин и наливает себе. Нюхает, отпивает, потом глаза у него выпучиваются, а сам он сразу покраснел.
– Алкаш, – хрипит Расулов. – Пойду Женьку на стреме подменю.
Ильяс вышел из палатки, тут же Переходников нарисовался. Плеснули и ему. Женька выдохнул, выпил залпом, поперхнулся и надрывно закашлял. Лицо его тоже заполыхало краснотой.
– Слабак, – хмыкнул Расулов снаружи и тут же зашипел: – Атас!
Олег принялся прятать бутылку, а я вылез наружу.
– Где змея? – спросил подошедший Григорьев.
– Какая змея? – удивился Расулов.
– Никакой змеи тут нет, – подтвердил я, стараясь не дышать, чтобы не выдать запаха. Однако тут же обнаружил, что Григорьев сам в сторону дышит, что меня развеселило.
– Девчонкам, наверное, показалось, – некстати высунулся Савин. Уж больно красноречиво глаза его блестели. Хорошо хоть Женька унял свой кашель и теперь тихо сидел в палатке.
– Да? – недоверчиво хмыкнул Витя.
В этот момент подошла Щупко. Она взяла Григорьева за руку.
– Ребята решили к водопаду сходить. Пошли с ними?
– Пошли, – тут же согласился он.
Только они отошли от палатки, как ребята почти одновременно вздохнули.
– Пронесло!
– Не обольщайтесь, – говорю, – Витя понял, что мы тут вовсе не лимонад пили.
– Все равно, пронесло, – повторяет Олег.
– Ладно, – вздыхает Ильяс, – пошли, что ли, тоже к водопаду сходим?
– Пошли.
* * *Засыпает синий Зурбаган.
А за горизонтом ураган…
С грохотом, и гомоном, и гамом,
Путь свой начинает к Зурбагану.
Петь как Пресняков мне гораздо легче, не то, что под Высоцкого голос подстраивать. И получается вполне похоже.
Грянет ливень резкий и косой,
И продрогнет юная Ассоль,
И опять понять не смогут люди,
Было это или ещё будет.
Все сидят, не шевелясь, песню слушают. Витя как-то странно прислушивается. И не подыгрывает. Не знает её, что ли? И фильм не смотрел?
Наши посиделки напоминали помесь «Угадай мелодию» и «Музыкального ринга». Я и Григорьев соревнуемся – кто, сколько песен знает? Витя, конечно, музыкант профессиональный, по чистоте исполнения меня на раз обставит, вот в знании репертуара, то есть количества песен… тут ему ловить нечего. Пусть не все тексты полностью знаю, но я Григорьеву приличную фору дать могу.
Но это соревнование не я начал.
Вдоволь наполоскавшись под водопадом, мы вернулись в лагерь. Солнце скрылось за горой, и в ущелье сразу стало сумрачнее и прохладнее. Разобрали свои рюкзаки. Я отвязал спальник, вынул из рюкзака все продукты, сложив их в котелок, и вместе с ребятами отнес их к одному из костров, где уже кашеварили наши девчонки. Сдали всё Верке. Я на всякий случай предупредил, что один пакет является приправой. А котелок мне вернули, сказав, что добра этого уже навалом, есть и больше, на что Савин победно хмыкнул.
Костер пылал вовсю, огненными языками пытаясь достать до пока ещё светлого неба. Вокруг кострища ещё засветло пацаны больших камней накатили. Только я сел на один из камней, как рядом материализовался Олег и сунул мне гитару. Взял инструмент со вздохом. Что ж, сам виноват, сейчас начнется концерт по заявкам.
– Ты говорил – песен много знаешь? – присел напротив Витя, держа свою гитару. Странно, что я не видел её, когда в автобусе ехали. Вокруг нас тут же образовалось плотное кольцо из ребят. Рядом со мной Раевская уселась, а с другого бока, опередив Олега, Смольнякова пристроилась. Савин поворчал и сел где-то сзади. Установилась тишина. Даже показалось, что шум речки стих.
И началось – Григорьев поет, я угадываю, потом наоборот. Если угадал, то подпеваешь и подыгрываешь. Счет у нас получился равным. Зря я думал, что дам Григорьеву фору, скорей он мне её даст. Витя знает почти всю эстраду на данный момент. И нашу, и зарубежную. Вот только с песней «Зурбаган» он почему-то не знаком.
Два часа на часах и не нас и не нашего века.
Смотрит девушка с пристани вслед кораблю.
И плечами поводит, озябнув от ветра.
Я люблю это время безнадёжно люблю.
– Здорово, – говорит Григорьев, – а что это за песня? Тоже твоя?
Я даже рот от удивления раскрыл.
– Нет, что вы! «Зурбаган» Дербенев написал, а музыку Чернавский сочинил.
– Не слышал.
– Как не слышал? – говорю. – Её Пресняков поёт!
– Пресняков? – Витя смотрит недоуменно. – Самоцветы её не пели вроде. Их репертуар я хорошо знаю.
Тут я все понял – «Зурбаган» только в следующем году запишут, а про Вову Преснякова пока никто слыхом не слыхивал. Не знают тут такого певца. Хорошо хоть про фильм «Выше радуги» не брякнул. Объясняй потом – откуда я знаю про все это? Вот дьявол, как нечаянно вышло!
– Ладно, зачтено. – Григорьев взял пару аккордов, глянул на меня и начал играть.
– Узнаешь? – спросил он.
– Пока нет, – пожал я плечами. А Витя начинает петь:
Тихий вечер спустился над Камою,
Над тайгой разметался закат.
Ты сегодня с надеждой упрямою
Ждешь письма от московских ребят.
Однако песню я так и не узнал.
– Эта песня Юрия Визбора, – сказал Григорьев, – называется «Тихий вечер спустился над Камою».
Из Визбора я знаю пару-тройку песен, и все. Не могу я знать абсолютно все песни.
– Извини, – говорит Витя, – эту песню ты мог и не знать.
И начинает другую мелодию, а затем и поёт:
Над деревней Клюевкой опустился вечер,
Небо залунявилось, звезды – пальцем тронь.
Где-то вдалеке пичуги малые щебечут.
Где-то недалече всхлипнула гармонь.
Песню я узнал сразу. Какой, оказывается, он хулиган, а еще пошлости просил не петь. Мельком глянул на Щупко. Что, интересно, она скажет? Но понимаю – она не знает она этой песни и, не дожидаясь финала, сказал:
– «Над деревней Клюевкой», – перебиваю Григорьева. – А написал её Юрий Лоза. У него много отличных песен.
Чуть не сказал, что вырос на его песнях. Делать невозмутимое лицо стало труднее, так как во мне зашевелился хулиган, и, не дав Григорьеву опомниться, начинаю играть и петь:
