Владимир Васильев - Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017
— Хм… Подкрепилась бы бобами…
— Теперь её не спросишь, что да почему. Падала лицом вниз, значит… — Коронер поднял глаза к вершине холма, где, накренившись, торчали три мегалита — словно столбы, подпирающие тучи. — Там есть, где укрыться?
— Укрытие не здесь. Мы уже прошли — был поворот к баракам торфяных рабочих. Сараи старенькие, но ещё стоят.
«Пусть он сам бараки инспектирует, — решил коронер. — Моя забота — внезапная, необъяснимая, насильственная или неестественная смерть. А нежилые строения, что на отшибе, — места тёмные. Сунешься, а там боевики республиканской армии обедают. Хорошо, если к столу пригласят, а вдруг нет?»
— Отсниму её ещё разок. Когда твои с трактором подтянутся?
— Будут, — убеждённо кивнул Шон. — Лэму О’Лири надо за прицепом съездить, по пути в паб зайти, согреться на дорожку. Опять же, он всем должен рассвистеть, что на болоте бабу голую нашли. Жениться ему пора.
— Сам-то когда по второму разу?..
— Как Уна, другой такой не будет.
— …да и жить по старинке в участке, поди, надоело.
— Привык.
Еле слышно щёлкнула вспышка фотоаппарата, запечатлевая мёртвое лицо, залитое холодной дождевой водой. Капли стекали от остекленевших глаз к вискам.
— Похоже, она вообще не здешняя, — вглядывался Шон. — Волос золотистый, черты лица тонкие. Наши другие, а эта… на леди похожа.
— Этаких леди в туберкулёзной больнице — пруд пруди… — Коронер сплюнул в сторону. — Голодранка!
— Ты хорошо посмотрел? Колец, серёг, цепочек нет?
— Какое там!.. Босота. Худая — одни кости.
При виде её необутых ног Шона невольно пронимал озноб. Ходить босиком по болотам в дождь — бр-р. Нагнувшись, он подсветил ступни покойницы ручным фонарём. Затем потёр между пальцами край её насквозь мокрой рубахи.
— Волокиты с ней не оберёшься, — брюзжал коронер, под прикрытием капюшона пытаясь раскурить отсыревшую сигарету. — Отпечатки пальцев, опять фото во всех ракурсах, обмер, особые приметы… Не иначе, в морге до Рождества проваляется, пока бумаги сходят в Дублин и обратно. То-то радость будет хоронить её в мороз… Тьфу! — Сигарету пришлось выкинуть.
— Она не шельта, — распрямился Шон.
— Как не бродячая? Еле одета, без обуви, вдобавок воровка…
— Посмотри на ноги. Пятки грязные, но гладкие, не намозолены. Обувь носила. Рубашечка её — не из дешёвых. Лён или плотный шёлк. И ещё — табор шельта от посёлка к западу, на полуострове. А она шла в глубь болот, на восток, где никого бродячих нет. Непонятно мне всё это…
— Может, беглая, из приюта для падших?
— Если воровать консервы лучше, чем жить в приюте, то из приюта надо драпать без оглядки. Даже без ботинок.
Невдалеке послышалось фырчанье трактора — Лэм О’Лири с тележкой явился.
— Ну, удачно загрузиться. Бобы я заберу, вернуть владелице. А с Лэмом осторожнее — он парень-жох, счёт накатает с точностью до пенни. За всё про всё — подъём тела, саван, выгрузка, потраченное время, газолин и моральный ущерб. Фунта три набежит верняком. Молчи про чахотку — он и за неё потребует.
— Саван?
— Ладно, брезент. Тут к гадалке не ходи, скажет: «Новый брезент осквернили, прошу возместить». До суда дойдёт.
— Экие вы в Бале-Коныле людишки корыстные!..
— Поживи здесь, сам таким станешь. Ну, посуди — с рыбой туго, торф выбран, живём с одних летних туристов. Пока!
* * *Вернувшись в участок, Шон приложился к фляжке, подкинул торфа в печурку — плащ просушить, самому обогреться — и сел строчить рапорт. В двух милях к востоку от Бале-Конылы найдено тело неизвестной женщины, возрастом примерно… с участием коронера… отправлено в Ан-Клохан… при теле обнаружено шесть банок с консервированными бобами, которые…
Тощища. Но хоть дело о краже закрыть можно. Главное, чтоб старая О’Хара банки опознала.
А на ум нет-нет, да приходила та несчастная, чей путь оборвался у холма с торчащими камнями.
«Бедолага. Жить бы да жить… такой красивой. Надо позвонить в приют к монашкам, выяснить — не было ли побегов. Если женщина оттуда, значит, они там на «падших» сильно давят — грех, блуд, кайся, кайся вечно… Может, их бы лучше утешать да наставлять. Грехи сладки, девчонки неопытны, поддадутся парню, он хоп, и умотал, а она тут оставайся с животом, всем на презрение. Хотя эта была не из молоденьких. Постарше Уны».
Вспомнив Уну, потянулся к фляжке.
Когда рапорт дозрел, плащ почти высох, а снаружи смерклось дочерна. Осенью рано темнеет, с каждым днём всё раньше. Лавочка миссис О’Хара была шаг шагнуть — через улицу.
Старуха куковала в одиночестве, уже готовилась вывесить табличку «Закрыто».
— Добрый вечер, мэм! Вам надо опознать имущество…
— Здравствуй, Шон Мэлони, — неприятным голосом отозвалась лавочница. Сжатые губы, дряблое лицо, блёклые глаза за стёклами перевязанных суровой ниткой очков — с каким-то враждебным выражением. Похоже, старуха не в духе — с чего?..
Вылез из-под прилавка и её толстый котище Томас — здоровенный, чёрный, с белыми лапками и грудкой. Какая ж ведьма без кота?
— Вот, банки.
— Наслышана о ваших с коронером подвигах.
— Служба, мэм.
— Она была мёртвая?
— Уже когда Класки нашли её. Бездыханное тело, иначе не скажешь.
— У холма Трёх Столпов, так?
— Под ним, в низине.
— И еда была при ней?
— Всё в целости.
— Лучше б она с улицы зашла, — молвила старая, продолжая сверлить Шона злыми глазами. — Попросила бы… Но, вишь, гордая… Все они гордые… Умрут, а не попросят!.. Я отзываю заявление о краже. Сделай запись в своей книге — Ройзин О’Хара отзывает, и так далее.
— Как хотите, мэм. Дело всё равно будет автоматически закрыто…
— Сделай это сегодня! — выкрикнула она. — До полуночи! Иди и сделай это сейчас. Да, и забери бобы себе. Они не мои.
— Но таки банки денег стоят… — чуть растерялся Шон.
— Я к ним не прикоснусь. Отнеси на холм, оставь там, — продолжала лавочница с непонятным ему пылом. — Это не твоя и не моя еда.
Потом, осекшись, миссис О’Хара негромко спросила:
— От чего… умерла та женщина? Что сказал коронер?
— Чахотка… или голод. Это правда — выглядела она как в год голодомора.
— И ни одной банки не тронула… — Старая лавочница на миг закрыла лицо ладонями, потом выпрямилась. — Ступай, порви мою бумагу. Но помни, Шон Мэлони, — за едой придут. Упаси тебя Господь съесть хоть один боб.
«То ли я хлебнул лишку, то ли она. — В недоумении сержант вышел из лавки и услышал, как за ним запирают дверь на ключ. — Что старая несла?.. Похоже, бабке пора в богадельню, из ума выжила… Надо присматривать за ней. Вдруг подпалит лавку вместе с собой, так и весь дом полыхнёт».
Впрочем, памятуя о славе рода О’Хара, банки он на всякий случай положил в шкафчик на кухоньке. Все участки, построенные в давнюю пору создания ирландской полиции, имели нужный минимум удобств — такие строения предназначались и для службы, и для житья.
* * *Мрачно бушевала погода, ветры и дожди рябили гладь бесчисленных озёрец Коннемары.
Ушёл по почте и бесследно канул рапорт о неизвестной женщине с болот.
Временами Шон вспоминал её иссохшее лицо, белое с желтоватым оттенком. Из обители покаяния сестра-секретарша по телефону ответила, что все их подопечные на месте.
Однажды утром, когда небо прояснилось, Шон поехал к торфяным баракам. Как договаривались, его ждали бойцы-республиканцы.
— Патронов немного, — молвил Шон, передавая им тяжёлые коробки, — зато раздобыл два армейских бинокля.
— Хорошие гостинцы, сержант, — крепко пожал ему руку командир. — Скоро отправимся на север. Слушай, здесь становится опасно. Дозорные видели фигуру на холме, у трёх камней. Мы скрытно поднялись туда, но этот тип искусно маскируется и исчезает раньше, чем мы подберёмся. Не замечал чужих в Бале-Коныле?
— Приезжих не было. Может, братья Класки шалят? У обоих шалопутов башка с присвистом, с них станется.
— Этих мы знаем, они носят нам то-сё по мелочи. И ходят парой, а там маячил одиночка. Разберись, Шон, будь добр. Мы не хотим ни слежки, ни шумихи.
— А женщину, бродягу, вы не замечали? Босая вроде шельта, в серой рубахе.
— Где?
— Подтяни дозорных, командир. Просто совет по дружбе. В Коннемаре складки местности, — Шон показал рукой волнистые холмы, — сделаны как нарочно, чтоб подкрадываться.
На обратном пути он свернул к Трём Столпам, как их высокопарно назвала старая Ройзин.
«Может, пещера? Холм — курган, внутрь ведёт лаз… Прикрыть дёрном — и входа как не было».
Подъехав к знакомой низине, намётанным взглядом Шон тотчас заметил нечто странное и остановил машину.
По жёстким побуревшим травам, озираясь, брела девчонка лет десяти, с непокрытой головой, в серой рубахе ниже колен и босая.
