Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель
— Да. Сейчас ваша реплика, постарайтесь сказать что-то другое, не так, как в прошлый раз. Иначе опять зайдем в тупик.
— Я хочу, чтобы вы стали одним из нас, — произнес Клим торжественно, его голос слегка дрогнул.
— К сожалению, это невозможно. Не могу представить себя частью какой-то группы. Даже самой неформальной и толерантной. Не гожусь по психологическим причинам. Пробовал, но меня вычеркивают из списков на третий день. Говорят, что я бесперспективен и социально порочен. Своего рода феномен.
— Таких людей, как вы, много. Я, например, сам такой. И почти все мои товарищи из группы реконструкторов. Мы лишены общественной жилки.
— Зачем же вы объединились? — удивился Зимин.
— Вместе легче отстаивать свои права.
— Какие-то особые, неведомые прочим права?
— Мы не собираемся нарушать законы. На свете нет более законопослушных и ответственных людей, чем мы. Но право жить по-своему у нас не отнять. Не думаю, что наши требования невыполнимы. В нашем желании нет ничего вызывающего или противозаконного.
— То есть свой контракт вы отработаете до конца, — не выдержал Зимин.
— Узнали? — улыбнулся Клим. — Я знал, что рано или поздно вы меня разоблачите. Вы — глазастый. Это еще одна причина, чтобы заполучить вас в наши ряды.
— Выходцы из Трущоб, объединяйтесь!
— Все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Среди работников, которые несут трехчасовые вахты есть и коренные обитатели Усадьбы. Кого-то привлекают острые ощущения, кому-то работа помогает держать свое тело в тонусе. Я, например, ни разу в жизни не был в Трущобах, но контракт подписал. Мне так захотелось.
— Почему?
— Я сделал это после нашей нелепой драки возле клуба. Как-то это получилось гадко, недостойно джентльмена и денди. Единственное, что мне пришло в голову — стать одним из работников. Мне показалось, что это поможет загладить вину перед вами и остаться человеком. Знаете — помогло.
— От меня-то вы чего хотите?
— Ничего. Я хотел вас предупредить, что очень скоро у вас начнутся неприятности. Власти Усадьбы не любят людей, не склонных к общественной жизни. Мы, со своей стороны, обязательно вам поможем, однако рекомендую быть настороже. И обязательно примкните к какой-нибудь группе, хотя бы к нашим реконструкторам. Охрана порядка сортирует личные дела обитателей Усадьбы. Следят за тем, к каким общественным организациям они принадлежат. Человек, у которого нет в деле соответствующей отметки, вызывает подозрение.
Клим поднялся и направился к двери.
— Мне с вами интересно говорить, — сказал он. — Надо сказать, что в Усадьбе это большая редкость. Берегите себя. Вы — хороший человек.
Зимин был доволен. Перед ним открылся целый пласт тайной жизни, о существовании которого он даже не догадывался. Обитатели Усадьбы оказались сложнее, чем об этом можно было подумать.
11. Нравственные ориентиры
Да, так устроена человеческая душа, что стремится она к какой-то неизведанной, а чаще всего и несуществующей свободе. Каждый человек придумывает и понимает ее для себя по-своему, в меру отпущенной природой фантазии и в соответствии с конкретными потребностями. Зимин с удивлением отметил, что в Усадьбе свобода — едва ли не самая популярная тема для разговоров. Он уже знал, что тех, кто особенно преуспел в тяге к свободе, отбирают в Центр. Так ему сказал Наукоподобнов, и сомневаться в его словах не приходилось, к тому же Зимин уже проверил могущество нового жетона обитателя Центра. Оказалось, что это сильная и полезная вещь. А ведь еще ему достался ограничитель — знак избранного.
Но и остальные обитатели Усадьбы, как выяснилось, к личной свободе относились трепетно. Наверное, они тоже со временем переберутся в Центр. Впрочем, наверняка при отборе использовали еще какие-то специальные критерии. Зимин подумал, что было бы неплохо узнать какие.
Но сейчас его больше интересовала странная ситуация с использованием этого слова — «свобода». Скажем, два человека употребляют его в разговоре и понимают, о чем идет речь, при этом у каждого из них свое собственное представление о свободе и, более того, они оба могут не знать, что такое свобода на самом деле.
Зимину хотелось узнать именно это, что означает это слово на самом деле. Пока он знал только одно: истинно свободных людей отбирают в Центр. Это функциональное определение, вот только, если смотреть на произошедшее с этой стороны, становится непонятным, хорошо ли это? Для чего свободных людей отбирают в Центр? Надо было выяснить и это тоже.
Зимин улыбнулся. Изменения, произошедшие в его жизни, ему нравились. Обилие постоянно возникающих сложных вопросов делало его по-настоящему счастливым человеком.
Через два дня Зимина навестил еще один человек. Этот визит позволил узнать обитателей Усадьбы с совершенно неожиданной стороны. Далеко не самой приятной. Но, к своему немалому удивлению, Зимин неожиданно понял, что до поры до времени должен забыть про свои тонкие чувства и общечеловеческие ценности. Ему следовало помнить, что люди, и в самом деле, удивительно разные существа. Работа его будет иметь какой-то смысл только в том случае, если он сумеет учитывать эти различия. И не его дело следить за нравственностью людских поступков. Скорее всего, это было прямой обязанностью человека, который его посетил.
— Разрешите представиться. Майор в отставке Егорин. Рассчитываю, что вы мне понравитесь.
Зимин пожал плечами. Идея произвести на пришельца хорошее впечатление показалась ему крайне неудачной. По крайней мере, до тех пор, пока майор не поведает о цели своего внезапного визита. Егорин, впрочем, был предельно откровенен.
— Давно уже ни для кого не секрет, что спокойствие и процветание Усадьбы во многом зависит от добровольного подчинения обитателей нашего элитного поселения неким правилам поведения, как нашедшим свое отражение в Своде законов, так и передаваемых изустно от человека к человеку. Модные в последнее время разговоры о свободе должны заканчиваться одинаково: свобода индивидуума заканчивается там, где начинается свобода общества. Если это не так, то должно быть исправлено.
— Да я слышал об этом.
— Говорил ли вам что-то похожее человек по имени Клим?
— Не помню. Почему вы спрашиваете?
— Это моя работа. Вы встретились несколько раз, вели продолжительные разговоры, моя задача удостовериться, что ваши встречи не приведут к крамоле.
— А что такое крамола? — поинтересовался Зимин. — Я вовсе не из праздного любопытства спрашиваю, а для того, чтобы правильнее ответить на вопрос. Вдруг пойму по-своему и случайно совершу крамольное.
— Так принято называть любые действия, ведущие к нарушению сложившихся в Усадьбе устоев общественной жизни.
— Какие действия? Интеллектуальные, экономические или моральные?
— Все перечисленные.
— Понятно.
— В любом случае, вы обязаны содействовать усилиям по искоренению крамолы, — Егорин строго посмотрел на Зимина. Он не шутил.
— Я? Нельзя ли конкретнее?
— Не сочтите меня чересчур настойчивым, но я бы хотел, чтобы вы стали моим помощником.
— Простите, не понимаю.
На губах Егорина появилась приятная улыбка. Можно было подумать, что он собирается осчастливить Зимина, но это было, конечно, не так.
— Вы должны согласиться с тем, что создание Усадьбы оказалось чрезвычайно важным и успешным общественным проектом. Разделение общества на две непересекающиеся части: элиту и трущобников было предсказуемо, но то, как изящно это было проделано, стало, без сомнения, высшим достижением социальной архитектуры.
— Готов с вами согласиться.
— Не хочется, чтобы однажды это прекрасное здание рухнуло из-за преступного самомнения одних персонажей и попустительства других.
— Опять двадцать пять за рыбу деньги! Неужели вы хотите контролировать общественные процессы?
— Не контролировать, это запрещено по закону. Всего лишь ограничивать порочные замыслы. Наша команда собирается препятствовать нарушению норм поведения. Правила, одинаковые для всех, давно уже опубликованы. Дальше просто: нарушающие их, объявляются опасными элементами. Отмечу, что для успешной работы нам не понадобятся особые следственные органы, всю работу по выявлению и наказанию правонарушителей выполнят законопослушные граждане.
