Ольга Славникова - Легкая голова
Потихоньку-полегоньку, Максим Т. Ермаков стал самостоятельно передвигаться по комнате. Заштопанные области проникновений деды Валеры были как бы пухлыми на ощупь, так что казалось, будто там, под обоями, и правда имеются дыры, забитые ватой. В платяном шкафу, в первом же выдвинутом ящике, Максим Т. Ермаков обнаружил ту самую маленькую сумку, которую перед прыжком в Москву-реку прятал в кустах. Два перехваченных резинками брикета долларов лежали на дне, под тряпьем, совершенно нетронутые. Поспешно их перепрятав, Максим Т. Ермаков вытряхнул из скрученного спортивного костюма слипшийся, как от сладкого, пластиковый сверток. Разодрав морщинистый полиэтилен, он достал из кокона пенсионерский, намертво разряженный, мобильник, обернутый, вопреки инструкции псевдоинтеллигента, в бумажку с номером. От волнения в глазах Максима Т. Ермакова полустершиеся шестерки и девятки кувыркались, словно акробаты. Сколько он ни втыкал зарядку в задницу телефона, сколько ни шатал в розетке в поисках электричества выпадающую, будто зуб, слабенькую вилку — мобильник оставался мертвым, как древнеегипетский жук-скарабей. Тогда, наплевав на все, Максим Т. Ермаков набрал конспиративный номер на своем нормальном мобильнике и стал, задыхаясь, слушать холодное, полное сыпучего снега, электронное пространство. «Номер не обслуживается», — произнесло пространство ледяным синтетическим голосом. И сколько бы Максим Т. Ермаков ни повторял попыток, он приходил к одному и тому же результату.
Однажды он включил компьютер и посмотрел почту. За все время болезни только одно письмо — из офиса, с извещением, что ему предоставлен отпуск без содержания. Злостное нарушение КЗОТА — ну и плевать. Максима Т. Ермакова абсолютно не волновало, откуда социальные прогнозисты берут финансы на продуктовые закупки и кто сейчас выплачивает Просто Наташе ее законные тридцать тысяч рублей. Не удержавшись, он пополз по входящим вниз и нашел письмо от Маленькой Люси со ссылкой на онлайн-игру «Легкая голова». Вот-те здрасьте: пустая страница. Стерли целую виртуальную культуру, и успехи Люсиного пацана, неизвестно, живого или нет, стерли тоже. Заинтригованный, Максим Т. Ермаков пошел в поисковики, залез в блоги. Тут его ожидали сюрпризы.
«Был Максим Ермаков живой, стал мертвый, — сообщал, памятный по юзерпику с мультяшным, вихляющим задницей котом, юзерHumanist. — Утонул в Москве-реке. Поэтому и игру закрыли, в знак траура».
«Жалко, — комментировала Milena, сахарная блондинка. — Все идиоты или как? Все равно что после смерти актера сжигать его фильмы или полотна после смерти художника. Взяли бы и сожгли тогда Пушкинский музей. Пушкин давно умер».
Voron (на юзерпике громадная старая птица, с хвостом как дворницкая метла): «Девушка, ты в Пушкинский музей хоть раз ходила?»
Milena: «Ходила 2 раза».
Paladin (небритый красавчик с пронзительно-синими глазами и с подбородком, неприлично похожим на пару мужских волосатых яиц): «Зря из-за одной звезды похерили проект. Какой был проект, люди! Компьютерная игра, плюс действо в реале, новая концепция взаимодействия актера со зрителем. Супер-актуально, провокативно, новый жанр вабще. Такого нигде в мире еще не было. Пост-пост-модерн! Все гугенхаймы отдыхают. И мы, русские, как всегда, изобретем, а потом роняем на пол. Иностранцы патентуют и пользуются».
Demon_ada (тоже старый знакомец): «Точно! У нас все само изо рта валится. Радио изобрели мы, паровоз мы, да почти все мы, а потом типа отсталые и дикие. Надо было заменить актера, вот и все. Ричард Харрис тоже умер, а никто из-за этого не остановил проект Гарри Поттера. Снимают и снимают. Где деньги, там они не тормозят, пи. дюки».
Humanist: «За мат в моем дневнике буду отфренживать».
Demon_ada: «Пошел на хер!»
Humanist: «Сам пошел на хер!»
Paladin: «А как умер Ермаков? Просто утонул? У кого-нибудь есть разведданные?»
Milena: «Кто же знает. Актеры мрут как мухи. Вадима Куркина нашли в квартире с сердцем, пролежал мертвый неделю. Евгений Матвеев разбился на машине. Все молодые еще. Даканали сериалы. Ермаков был совсем молодой и самый талантливый, ИМХО».
Voron: «Напился в жопу и полез купаться. Весь секрет».
Humanist: «Ходят слухи, будто его отравило рекой. Военный химический выброс как раз в тот самый день. Он нечаянно глотнул воды и даже не смог закричать. Его охранники вытащили, а у него вместо горла красная яма и щеку одну проело до дыр. Вот ведь судьба».
Milena: «Жалко все-таки, что утонул, а не застрелился. Все ведь так этого ждали».
Paladin: «Да, ожидания геймеров и зрителей были обмануты. Профессионалы так не обламывают потребителей продукта. Значит, это не сценарий, Ермаков и правда утонул в реке. А наши шоу-кулибины растерялись и выпустили инициативу. Мир праху классного плохиша!».
От таких известий из компьютера Максима Т. Ермакова продрало холодным потом. Умер, значит. Утонул. Ну-ну, размечтались. Интересно, а что во дворе? Максим Т. Ермаков на цыпочках подкрался к окну, конспиративно отвел пахнувший пылью капроновый тюль и впервые за много недель выглянул во внешний мир. Там, где всегда торчали со своими плакатиками убогие личности, протестующие против факта существования Максима Т. Ермакова, было непривычно пусто, на истоптанном газоне валялись, похожие на брошенную личностями шерстяную одежду, бездомные собаки. Значит, социальные прогнозисты поменяли тактику. Наверняка у них в запасе грандиозная подлость, только вопрос, какая. И не с кем посоветоваться. Максим Т. Ермаков был совершенно один — а в прошлой жизни ему казалось, что он со всех сторон облеплен людьми. Хоть бы кто пришел с кульком мандаринов навестить больного. Может, социальные прогнозисты никого не пускают. Теперь, набравшись сил, Максим Т. Ермаков был готов бороться с дежурными уродами за всякого, кто позвонит в Просто-Наташину многострадальную дверь.
И через несколько дней гость явился. Бывший правдолюб телеканала ННТ-TV, а ныне свободный европеец Ваня Голиков сильно располнел. Его выдающийся нос покрылся паутиной лиловых сосудов, большие щеки колыхались, будто две налитые водою грелки. Ваня был одет во все недорогое, хлопковое, сильно застиранное — но каким-то образом ощущалось, что теперь у него имеется круглый банковский счет. На радостях Максим Т. Ермаков раскрыл было объятия старому другу, но тут же ощутил перед собой упругое и как бы рифленое личное пространство, которое Голиков отрастил в Европе.
— Выпьешь? — светски предложил Максим Т. Ермаков, отступая на шаг.
— Кто у тебя там? — спросил настороженный Голиков, проходя в комнату. Вопрос относился к тому, что творилось на кухне. Там шипело, стреляло, оттуда валили клубы сизого дыма: старательный Витя жарил котлеты, кидая их на сковородку, будто гранаты.
— О, это отдельная история! Там фээсбэшник. Сюжет — то, что тебе нужно! — с энтузиазмом воскликнул Максим Т. Ермаков, усаживая дорогого гостя на диван.
Однако Голиков отреагировал на повествование вяло, с некоторой долей вежливого интереса, с некоторой долей участливого сарказма. Он пригубливал, оставляя на краю бокала мутные отпечатки, густой коньяк и в драматических местах рассказа вскидывал свою знаменитую развесистую бровь размером с клок сена. Он даже и не подумал, проходя в квартиру, снять запачканные кроссовки и, качая ногой, натряс у дивана вафельки грязи.
— Ладно, Макс, я все понял, — перебил он лениво, как только решил, что ресурс вежливости исчерпан. — Честно говоря, у вас в Москве, с кем ни встречусь, каждый вываливает про себя что-то душераздирающее. Даже неловко за людей. Утомила за неделю матушка-Москва.
— И что, такие истории, как со мной, прямо вот у всех? — оскорбленно спросил Максим Т. Ермаков. — Всех прессуют спецкомитеты, принуждают к самоубийству?
— Ну, нет, конечно, твой случай самый кучерявый, — неохотно признал растолстевший Голиков. — Но каждый человек сам у себя один, каждому своя болячка больней всего. И в России каждому есть что порассказать, так что все, в общем-то, в равном положении. И достали своими страданьями цивилизованный мир, если начистоту. Уже никому про вас не интересно.
— Про вас? А сам-то ты кто? — удивился Максим Т. Ермаков и сразу ощутил, как личное пространство Голикова напряглось и несколько надулось, увеличив, точно под лупой, сосуды и рыхлые поры на его выдающемся носу.
— Макс, друг мой, я уже давно не тот, что прежде, — Голиков усмехнулся и погладил себя по макушке, где, будто созревший корнеплод из грядки, торчала из плотной шевелюры маленькая лысинка. — Лет десять назад я бы за твой сюжетец ухватился зубами. Но сволочь-журналистика теперь в далеком прошлом. Ничего для этой страны сделать нельзя, хоть убейся об стену, ты это понимаешь? Цивилизованные страны видят Россию новым белым пятном на мировой карте, не знают про нее и знать не хотят. И правильно делают. Кому, по-твоему, я продам твою историю? И вообще у меня теперь совсем другая сфера активности. Я не из тех бездарных лузеров, что никак не оторвутся от русской титьки, рыщут по Москве в поисках грантов на свои кросс-культурные проектики. Мой проект чисто западный, в нем нет ни цента российских денег. Я теперь занимаюсь пингвинами.
