Евгений Гаркушев - Авалон-2314
Пограничник поморщился:
– Вы юрист?
– Любитель, – ответил Минтимер.
– Заметно. Ношение оружия и его провоз – разные понятия. Ваш автомат лежит на заднем сиденье – таким образом вы не несете его, а везете. Для перевозки оружия, особенно через границы, требуется специальное разрешение пограничных и таможенных служб. У вас его нет. Что касается общественно-закрытых объектов, то таковым является перевал. Вы можете без проблем ехать в Тибет другим путем.
– Но здесь нет других путей, – заметил Хонгр.
– А разъяснениями к Конституции определено правило «свободного прохода», – добавил Минтимер. – Невозможно огородить пространство более одного километра площади.
– Да у нас и это пространство не огорожено, – заметил пограничник. – Разве что шлагбаумом. И свободных проходов множество. Ступайте через горы, вас никто не задержит. Буквально в трех километрах отсюда есть замечательная, открытая всем пешеходная тропа. Там можно даже проехать на мотоцикле. А на машине и с оружием через перевал вам не пройти.
– Отчего вы не желаете нас пропустить? – совсем уж просто спросил Минтимер. – Мы самые обычные мирные путешественники.
– Если бы вы были злодеями, мы вызвали бы гвардию, – заметил пограничник. – Но вас никто не звал в запретный город. Поезжайте на озеро Бамцо или на Селлинг. В Лхасе вас не ждут.
– Сдай назад, – предложил Хонгру Минтимер.
Тот включил заднюю передачу, отъехал от шлагбаума метров на тридцать.
– Предлагаешь прорываться?
Минтимер взглянул на спутника с печалью во взоре:
– Прорываться? Через пограничный пост? И далеко ты прорвешься? Скорее всего, тебя сразу же шлепнут точечным ударом со спутника. Если нет – пришлют гвардейцев на вертолете. Тут, знаешь ли, не вокзал, где можно затеряться в толпе. Наши легенды сразу же рухнут, прикрыть нас будут не в состоянии даже самые крутые хакеры. Нет, нам нужно договариваться.
Минтимер откинулся в кресле и закрыл глаза. Минут десять он был словно в трансе, потом рот его злобно скривился, глаза открылись и он коротко бросил Хонгру:
– Поворачивай.
Революционер наконец не выдержал:
– Слушай, соратник, что ты себе позволяешь? Почему решил, что можешь командовать мной?
Минтимер хотел было вскинуться, но потом овладел собой и хмыкнул:
– Что ж, командуй ты. Я готов подчиняться.
– Только так? А действовать как партнеры мы не можем?
– Если бы операция была поручена тебе, я помогал бы молча, – устало вздохнул Минтимер. – Ладно, извини. Я, наверное, и правда сильно нервничаю.
Хонгру стало стыдно, хотя, в общем-то, винить себя ему тоже было не за что, и он спросил:
– И как мы будем действовать теперь?
– Надо возвращаться. Он не сел в Лхасе. Видно, чуял погоню. А мы с тобой забрались… Вперед не пускают, сзади – сотни километров дороги без развилок. Я себя чувствую так, словно я кот в мешке.
Такую интерпретацию крылатой фразы Хонгр слышал впервые. Обычно он знал тех, кто покупает или продает «кота в мешке». Но чувства самого кота? Так сказать, «взгляд с другой стороны»…
– И что чувствуют коты в мешке? – поинтересовался революционер.
– Не зря же их сажают в мешок… Наверное, несут топить, – предположил Минтимер. – А коты животные чуткие.
* * *
До московского восстановительного центра было рукой подать – наверняка «Авалон» еще вчера просчитал, что мне потребуется вновь работать с воспоминаниями, и подобрал гостиницу поближе. Или это здание вообще принадлежит проекту?
Кто в современном мире владеет собственностью? Вряд ли отдельные люди – от их прихотей слишком много зависит. И не общество или государство в целом – неэффективность коммунистической системы была продемонстрирована еще в двадцатом веке. Наверное, всем заправляют акционерные общества, которые привлекают эффективных топ-менеджеров? Возможно. Украсть что-то сейчас не так просто, все платежи можно отследить, а огромные доходы наверняка нивелируются прогрессивным налогом.
Даже не будучи богатым акционером, я мог позволить себе ездить на такси, поэтому вызвал машину и отправился на Красную площадь, к Кремлю. Мобили шли по струне сплошным потоком, да и струн было куда больше, чем в Ростове. Четыре ряда по высоте, четыре – по ширине, а ведь это еще не центр города и не кольцевая!
Как ни странно, ближе к центру мобилей стало меньше. Экскурсантов по Красной площади слонялось не слишком много, а деловых центров около Кремля не было вообще. Даже дома здесь остались старые, построенные задолго до моего рождения. И сам Кремль не изменился, разве что кирпичные стены и башни покрыли едва различимой полимерной пленкой, и они возвышались над окрестными постройками, словно отлакированные.
Собор Василия Блаженного или храм Покрова, что на Рву… Памятник Минину и Пожарскому. В следующем году будет семьсот лет, как войска народного ополчения освободили Москву от поляков. Вот где видится перспектива во времени… В моей молодости со времен освобождения исполнилось четыреста лет. Так давно, что многое забылось. Теперь – семьсот. А есть ли разница? Вот памятник – как стоял, так и стоит. И древние стены… И собор, возведенный при Иване Четвертом. Интересно, как будут воскрешать его, получившего от соотечественников прозвище Грозный? Да и других самодержцев, если на то пошло? Тех, кто считает Россию своей вотчиной, а людей – подданными? Наверное, и над такими вопросами работает комиссия по этике. Не хотелось бы мне встретиться с Иваном Грозным лицом к лицу… Должно быть интересно, а не тянет!
Красная площадь совсем не изменилась, только по брусчатке ползали роботы на резиновых гусеницах и собирали мусор, который щедро бросали на камни люди, говорящие по-английски и по-немецки. Что им чужие святыни? И все-таки странно, что власти такое терпят. В чужой монастырь со своим уставом не лезут!
Все ворота Кремля были открыты. Точнее, насчет всех не знаю, но через ворота Спасской башни люди входили в древнюю крепость свободно.
Я поднес коммуникатор к губам, спросил:
– Где сейчас работает правительство? И что находится в Кремле?
Компьютер, помедлив секунду, переспросил:
– Адресовать ваш вопрос программе «быстрой справки» Лицея? Сделать запрос во всемирную электронную энциклопедию? Обратиться к сэру Галахаду?
Действительно, нужно четче формулировать запросы. Мой домашний компьютер, часть которого воплощена в коммуникаторе, не может знать все. Это не искусственный интеллект «Авалона»!
– Спросим у лицейских программ.
Не прошло и секунды, как коммуникатор отчитался:
– В настоящее время члены правительства работают на дому, как и большинство государственных служащих, чья работа не связана с инспекционными выездами и наблюдением за промышленным производством и сельским хозяйством. Сессионные заседания проводятся в специальных секциях киберпространства, доступ к которым обычных пользователей вирта ограничен. Для выяснения работоспособности членов правительства их рабочие места оборудованы специальными приставками, позволяющими определить уровень нервного напряжения, усталости, дать отчет об уровне алкоголя в крови. Показания приставок не контролируются пользователями. В случае необходимости вопросы обсуждаются всенародно, путем сетевого голосования на официальных общедоступных форумах, а окончательное решение принимает правительство, Дума, Сенат либо другой уполномоченный орган.
– Спасибо, достаточно.
– Отвечать на второй вопрос?
– Да.
– В Кремле расположен национальный архитектурно-исторический заповедник. Любой желающий может посетить действующие там музеи. Посетители могут побывать в полостях кремлевской стены, подняться на башни, а также опуститься в таинственные подземелья, первые из которых были вырыты много столетий назад.
– Ясно. В другой раз можно будет побывать и в подземельях, и в стене. Всегда хотел это сделать, но в мое время доступ в стену был открыт лишь избранным, да и то после смерти.
– Не вполне понял ваше утверждение, – честно признался компьютер.
– А нужно? У тебя самообучающаяся программа?
– Да, конечно. Но я собираю информацию не подряд, такой подход нерационален, а только ту, что может пригодиться в общении с хозяином.
– Тогда, чтобы ты лишний раз не обращался к программе Лицея, сообщу: в кремлевской стене хоронили видных деятелей государства. Это было одно из самых почетных мест захоронения.
– Я могу запросить данные по этим захоронениям, если вас интересует их судьба.