Виктория Александрова - Жизнь на двоих
Эпилог
Ульяна
— И, пожалуйста, держите ноги в тепле, — старая Марта, моя постоянная пациентка, улыбнулась виноватой улыбкой, словно извиняясь за свои изработанные коленки:
— Спасибо, тебе, внученька. Не знаю, что бы я без тебя делала. Умница ты, не то, что наша Сонька-вертихвостка. Ишь, выскочила, понимаешь за соседского короля, и, вместо того, чтобы при мне жить, умчалась на север, да ещё и старуху к себе зазывает! — беззлобно погрозила Марта пальцем.
— Что же в этом худого? — с усмешкой удивилась я. — Там, чай, слуги, лекарь придворный за вами бы присматривал!
— Не верю я этим высокоучёным! — Марта резко махнула рукой, сердито поджимая губы. — Когда внучка-то фрейлиной стала — завелись у нас денежки на настоящего врача, так от его лечения мне только хуже сделалось. А после твоих мазей — куда как легче становится.
Я улыбнулась и оставила на столе горшочек со снадобьем, торопясь в кожевенный квартал менять повязку Игнату-усмарю. Потом занесу желудочные капли супруге городского головы, и на сегодня, кажется всё. Заберу с работы Ника, и поедем домой. А то он как закопается в бумагах, так даже поесть иной раз забывает. По дороге завернём нарвать зверобоя — он нынче в нужной поре.
Так, размышляя о своём, я по пути забежала к булочнику и колбаснику, запаслась у молочника сметанкой и прихватила пучок петрушки у зеленщицы. А что делать? Если не накормить мужа, он от этого делается раздражительным. Хотя, в этом обстоятельстве скрыта великая мудрость жизни — если есть, для кого готовить, то и сама питаешься правильно, не то, что раньше, когда ела от случая к случаю.
— Э-э, коллега! Не откажите в консультации, — доктор Лорти перехватил меня на финальном участке, когда до двери заветного подъезда за которым располагается Королевский Совет, оставалось всего ничего. Не иначе — подкарауливал. — У одного из моих пациентов почти неделю не проходит лихорадка. Хотел бы заручиться вашим советом относительно дальнейших назначений.
Оставалось только кивнуть, и проследовать за врачом. Хоть и не люблю я этого надутого индюка, но причём здесь бедный больной!?
Больной оказался далеко не бедный, а очень даже состоятельный обжора, натрудивший себе изрядные проблемы чрезмерным употреблением вкусной и нездоровой пищи. Прописала ему целебную диету — одну сушку утром, три в обед и две вечером, при неограниченном употреблении молока, а мне надо будет дома порыться в записях, относительно печёночной микстуры. Обещала прислать, как приготовлю.
* * *Ник уже ждал меня. Подсадил в двуколку, и через полчаса мы были дома. Увы, поколдовать на кухне мне оказалось некогда из-за микстуры, так что поели стряпни домработницы — эта женщина вполне прилично готовит. Она же унесла готовое снадобье, когда возвращалась домой.
— Знаешь, Уленька, я сегодня приготовил указ об учреждении министерства сообщений и назначении на должность его главы, знаешь кого? — Ник хитро скосил на меня глазом, едва только отодвинул от себя пустую тарелку.
Я радостно завизжала и бросилась на шею любимому, за что меня подхватили на руки и покружили по комнате. Наконец-то появится возможность возвести Савку в графское достоинство, тогда Нелка сможет обвенчаться со своим избранником, а не встречаться с ним изредка тайком. Всё-таки неудобно быть принцессой.
Орнелла
Всё-таки неудобно быть принцессой. Особенно остро это чувствуешь, сравнивая свою безрадостную судьбинушку со свободой, которой пользуется в огромном, безумно интересном мире родная сестра-близнец. Хуже всего то, что необходимость сохранения нашей тайны не позволяет нам встречаться с ней в присутствии других людей, чтобы некто наблюдательный не имел возможности сравнить наши лица.
Различия в одежде могут обмануть, когда нет причины сопоставить два повторяющих друг друга облика. Две фигуры, манеры держаться, голоса, жесты. Поэтому я выхожу в город только тогда, когда Уля его покидает. Она нарочно усаживается в двуколку своего мужа всегда в одно и то же время так, что я это вижу через окно. Но вечером и ночью город принадлежит мне. Завернувшись в тёмный плащ, я могу под покровом темноты прокрасться через тайную калитку и встретиться с любимым, если он в этот день не в отъезде.
Возвращаясь из своих бесконечных поездок, Савка заглядывает к секретарю королевского совета, чтобы передать отчёты и заявки, а уж Ник обязательно сообщает об этом мне.
Однако, сегодня — особый день. Вернее — ночь. Уля условилась с Мотей-егерем о тайной встрече у него в сторожке. Мы хотим расспросить этого человека о том, как появились на свет, и что за обстоятельства столь странно распорядились нашими судьбами. Не знаю, как сестре, но мне страшно.
* * *Савка со своей тележкой поджидал меня в закоулке неподалеку от тайной калитки. Как же я по нему соскучилась! Даже тревога ушла из сердца, пока мы целовались. Если бы не договорённость с сестрой…. Через городские ворота стражники пропустили нас беспрепятственно — они ещё не закрыли их на ночь. А уже через несколько минут мы с Улей тряслись от нервного озноба, не решаясь войти в лесную сторожку, крошечное окошко которой светилось, говоря о том, что хозяин ждёт нас с зажженной свечой.
В тесной конурке решительно негде было сесть, кроме как на застеленной шкурами лавке. Сам же лесник устроился в вырезанном из замысловатого корневища стуле, втиснутом между шкафом и столом.
— Дядя Матвей! Кто наша мама? — дрожь в Улином голосе выдаёт волнение.
Я испуганно и чуть неодобрительно покосилась на сестру. Ну, кто же задает такие серьезные вопросы прямо с порога, в лоб?
Мотю же нисколько не смутила прямота сестры. Усмехнувшись, он махнул рукой на узенькую, едва влезшую в избушку скамеечку:
— Садитесь! — буркнул егерь. — Не дело это, стоя разговоры вести.
Мы послушно сели, посекундно переглядываясь. А дальше что? Мотя молчит, лишь внимательно поглядывает на нас с сестрой, кивая каким-то своим мыслям.
Уля нетерпеливо заерзала: похоже, сестра ни капли не сомневалась, что егерь в курсе дел. А вот в мою голову, чем дольше продолжалось молчание, тем больше начало закрадываться подозрений. Неужели я ошиблась, и он на самом деле ничего не знает о нашей настоящей маме? И сейчас напряженно размышляет о том, как об этом сказать?
— Что же, рано или поздно вы должны были догадаться, что мне может быть известна эта история, — наконец, вздохнул Мотя, нарушив напряженную тишину.
А у меня как камень с души свалился. Ужасно хотелось знать правду.
— Ладно, коли спрашиваете вдвоём, расскажу! — продолжил егерь, внимательно смотря на нас с сестрой. — Матушка ваша постучалась в дверь травницы Кристины, когда у неё уже начались схватки. До этого никто в наших краях не встречал эту женщину, и выяснить о её происхождении никому ничего не удалось, — наш с Улей разочарованный вздох. Мне хотелось узнать хоть что-то о настоящих родителях. Думаю, Уле тоже. Но, видимо, не судьба.
— Судя по одежде — бродяжка, нищенка, — Мотя удрученно покачал головой. — Лохмотья, стоптанные в странствиях ноги, хотя была она не грязнулей.
Знахарке не удалось спасти её жизнь, но две девочки родились более-менее здоровенькими.
Этой же ночью наша королева произвела на свет мертвого ребёнка, — я вздрогнула. Почему-то казалось, что Мотя говорит обо мне.
— Роды были очень тяжёлыми, и государь послал меня за травницей, потому что дворцовый лекарь не обещал спасти ей жизнь, — продолжал тем временем Мотя. — А потом, когда Кристина выходила Её Величество, и та спросила о новорожденном, король не решился огорчать её страшной вестью. Одну из маленьких девочек выдали за принцессу. Вот, собственно, и вся история.
Сказать, что я была поражена — это всё равно, что вообще смолчать. Новость буквально раздавила меня. Оказывается, ни капли благородной крови в моих жилах не течёт! А вот сестру волнует другое:
— Дядя Матвей! А за что убили мою маму? — это она так называет знахарку, у которой выросла.
Так ведь и я не стану иначе обращаться к королеве, потому что не могу назвать по-другому ту, чье тепло согревало меня столько, сколько я себя помню. Упрямо подняла голову. Она моя мама, она, а не какая-то нищенка. И точка.
— В точности не знаю, Уленька, — Мотя вздохнул. — Но с тайной вашего рождения это не может быть связано. О ней больше никто ничего не знал. Зато придворный лекарь, не Лорти, а другой, Габен, затаил на твою матушку нешуточную злобу. Король не дал ходу его обвинениям в адрес Кристины в незаконном занятии медициной — государь был разумным человеком, а вот лекарю выговор сделали, едва не выгнали из города. Ведь Габен-то не справился с заданием, а не будь твоей мамы так и вовсе бы провалил его. Злость и зависть делают с человеком страшные вещи, — покачал головой егерь. — Я не сумел разыскать убийц, но сам этот лекарь вскоре куда-то срочно уехал.