Геннадий Семенихин - Космонавты живут на Земле
— Что такое? — вырвалось у Горелова.
— Подожди, — осадил его Ножиков, — не суйся поперед батьки в пекло. На прыжках парашютных случилось. Мы с АН-2 в заволжских степях прыгали. Дремов — парашютист что надо. С ним по красоте парения одна Женя Светлова может спорить. Точность приземления тоже у парня была высокая. Но в тот час, когда он прыгал, смерч прошел над степью. Игоря отнесло, он опустился на крутой склон оврага и при толчке поломал ноги. Здорово поломал. Три месяца лежал в госпитале на вытяжке. Будем прямо говорить, Алексей, не то чтобы он пал духом, но мысленно уже прощался со своей профессией. Так нам и сказал однажды: «Кто же меня теперь оставит в космонавтах?» Мы на него: «Да как ты смеешь, кто тебе дал право самому себе приговор выносить? Мы лучших врачей мобилизуем, у койки твоей сутками будем дежурить, все новости об отряде рассказывать. Но ты не имеешь права раскисать ни на секунду». Выслушал нас Игорь, губы сжал, по всему чувствуется, растрогали мы его. «Хорошо, ребята, говорит, больше не услышите от меня таких слов». Короче говоря, через полгода он снова у нас появился, потихоньку в строй начал входить. Наш бог физкультуры Баринов стал ему уже турник и брусья разрешать, пробежки небольшие, батуд. Все шло гладко. И наконец, позволили после перерыва вновь к парашютной подготовке приступить. Вместе с Карповым должен был прыгать Игорь. Погода что надо — ни ветра, ни дождя. Но штурман умудрился рассчитать точку приземления по прошлогодней карте. Получалось, что наши ребята должны были в конце аэродрома приземлиться. По карте все правильно, ведь карта прошлогодняя. За это время на краю аэродрома дровяной склад выстроили с покатой крышей. И так случилось, что наши ребята должны были опуститься прямо на склад. Карпову повезло — у забора приземлился. А бедному Игорю пришлось садиться прямо на крышу. Когда до нее оставалось метров пять, он похолодел: «Вот это уж настоящий конец карьере космонавта! Теперь уже точно!» Собрал себя в комок, все, что смог, постарался сделать, чтобы ослабить удар. Опять же по римскому афоризму действовал: «Сделал, что мог, пусть другие сделают лучше». Ударился, почувствовал боль, стал гасить купол. Встал на ноги — держат. Спустился с крыши на землю, снова упал, стараясь, чтобы на бок удар пришелся. Опять встал: шаг, второй, а перед глазами мурашки. «Когда же я упаду, — думает Игорь, — сейчас? Нет, на следующем шаге, на пятом, десятом». Себе не верит, что идет и ноги повинуются. Его на рентген — ни одной трещины. После этого Дремов всегда шутит: «Два раза не умирать. Я теперь на любую Венеру и Марс приземлюсь с парашютом». Вот какие у него кости!
Алеша слушал, не проронив ни одного слова.
— Это не кости, Сергей. Кости тут ни при чем, это — воля!
— Воля, говоришь? — захохотал Н ков. — Так я же умышленно это слово опустил. Иначе ты опять бы сказал, что я тут партбюро провожу. На-ка, возьми лучше, — закончил Сергей, протягивая Алексею его рапорт.
Горелов взял рапорт, порвал его на клочки...
12
Горелов часто думал о том, как встретится с Юрием Гагариным. Но так случалось, что космонавт-1, наезжавший иногда по служебным делам в их отряд, появлялся здесь в те дни, когда Алексей или бывал на занятиях в академии, или на учебных полетах, в сурдокамере, или на вестибулярных тренировках. Однако встреча состоялась неожиданно и до крайности просто.
Ранним утром шел Горелов в штаб по широкой асфальтовой дорожке и у цветочной клумбы наткнулся на веселую группу людей. В центре с непокрытой головой стоял генерал Мочалов, рядом щурился на солнце замполит Нелидов. Их окружали космонавты, что-то наперебой рассказывавшие под одобрительные раскаты генеральского смеха. В центре группы Андрей Субботин совсем вольно обнимал крепко сложенного молодого полковника. Подошел Алексей, всем откозырял, да так и ахнул: это же Гагарин! Удивительно солнечными были глаза первого космонавта, а на губах трепетала та самая «гагаринская» улыбка, которая столько раз была воспета на всех языках мира и только здесь, в городке космонавтов, среди своих, была такой по-домашнему простой. Андрей Субботин совсем фамильярно подергал Гагарина за локоть и, перекрывая голоса, других, сказал:
— Юра, а вот это наш новенький. Старший лейтенант Горелов.
— А я знаю, — просто сказал знаменитый космонавт. — Но он настолько неуловим, что езжу, езжу, а застать не могу. Здравствуйте, Алексей Павлович. Рад с вами познакомиться.
— А уж меня и не спрашивайте о радости, Юрий Алексеевич! — воскликнул Горелов и потряс его руку.
Поправляя встрепанную ветром шевелюру, генерал Мочалов напомнил:
— Это он пробивался к вам, Юрий Алексеевич, с рапортом в Верхневолжске, когда вы проезжали этот город.
— Ах, Верхневолжск! — оживился Гагарин. — Это где нас колокольным звоном встречали. Помню, помню... Что же, Алексей Павлович, не удалось тогда рапорт вручить?
Серые глаза Горелова брызнули смехом:
— Куда там, Юрий Алексеевич. Даже за дверцу вашей машины подержаться не пришлось.
— Верю, — засмеялся первый космонавт, — придет время, сами еще не раз убедитесь, что далеко не всегда легко бывает космонавту быть доступным и внимательным, когда его встречают тысячи.
Гагарин, перестав смеяться, посмотрел на часы.
— Ну вот что, — сказал он, обращаясь к Горелову. — Делу время — потехе час. Сейчас мы будем совещаться, а в пятнадцать десять заходи в кабинет начальника штаба. Потолкуем, волжак.
Алеша явился а назначенное время. Юрий Алексеевич без кителя сидел за столом полковника Иванникова, что-то писал. Сильные его лопатки туго обтягивала офицерская рубашка. Судя по подстриженным вискам, он недавно побывал в парикмахерской. Метнув на Горелова беглый взгляд, одобрительно отметил:
— А-а, пришел, волжак. Отлично. Сядь, подожди.
Минуту спустя он закрыл записную книжку, спрятал в карман авторучку — и потекла беседа. Сначала Юрий Алексеевич заставил Горелова рассказывать о себе. Слушал терпеливо, подперев рукой подбородок. Потом заговорил сам и незаметно увлекся. Вспоминал первые тренировки космонавтов, первых тренеров и врачей, руководивших опытами, приводил разные смешные истории, которые произошли либо с ним самим, либо с Титовым, Быковским, Николаевым. Горелов смотрел на его молодое, свежее, будто росой умытое, лицо и дивился: сколько энергии таится во взгляде веселых глаз космонавта, в росчерке рта и его точных, выдающих ловкость и силу движениях! И, глядя на него, думал Алексей: «Вот сидит передо мной человек, которому суждено навечно остаться в истории. Будут проходить десятилетия и столетия, совершаться революции и землетрясения, уходить в прошлое и сменяться более совершенными социальные системы, а имя Юрия Гагарина вечно будет жить в истории, точно так же, как и имя Главного конструктора, создавшего первый космический корабль. А ведь всего на неполных семь лет старше меня Гагарин».
Неожиданно улыбка сбежала с лица Юрия Алексеевича, и он спросил:
— Значит, обжился, говоришь, и в отряде понравилось?
— Понравилось, товарищ полковник, — подтвердил Горелов, почувствовав, что сейчас надо отвечать деловито. И действительно, Гагарин заговорил строже, даже на подчеркнутое «вы» перешел, и подумал Алеша, что таким суровым и требовательным едва ли представляет Юрия Алексеевича кто-либо из тех, кто знает его только по портретам, газетным очеркам да кинофильмам.
— С вашей подготовкой меня генерал Мочалов ознакомил, — продолжал Гагарин, — видел я и отчеты, расшифрованные кардиограммы. Хорошие показатели, товарищ старший лейтенант. Значит, надо еще упорнее над собой работать. Профессия летчика-космонавта среди героических профессий самая молодая. Но и она уже имеет два поколения. Побывавшие в космосе — одно поколение, готовящиеся к запускам — другое. Первое поколение тем мир удивило, что побороло силы земного притяжения и вырвалось в космос. Вы же пойдете дальше, вам будет интереснее и сложнее. Готовы ли вы к трудностям? Лично вы, старший лейтенант Горелов?
Алеша поднялся и твердо, не избегая испытующего гагаринского взгляда, ответил:
— Готов, товарищ полковник. Всегда готов.
* * *Володе Кострову далеко не всегда было весело. В маленьком отряде космонавтов за ним давно уже укоренилась репутация самого уравновешенного и вдумчивого человека. Даже наиболее строптивый, порою задиристый и острый на слово Андрей Субботин воспринимал любой его совет, как приказ самого высокого начальника. Горелов его попросту боготворил, Дремов и Карпов часто обращались к Кострову за помощью и в житейских делах, и в учебе. Женя и Марина угадывали в его мягких, адресованных им замечаниях трогательную заботу старшего о младших. Сергей Ножиков — тот, пожалуй, не выносил на обсуждение в партийном порядке ни одного вопроса, не согласовав его с Володей. И когда в самых задушевных беседах космонавты размышляли, кто из них будет кандидатом на очередной полет, рослый Олег Локтев или порывистый, всегда чуть возбужденный Игорь Дремов при всеобщем одобрении говорили:
