Олег Никитин - Путешествия Никласа
– Куда же нам без нее? Давай плавиковую.
Историк выудил из форматора колбу с напитком и протянул ее гостю, тот с утробным шипением поглотил половину дозы и развалился во втором глубоком кресле, выросшем из пола. Со времени их последней встречи гелиодезист заметно похудел, и жидкость уже не булькала в нем так зримо.
– Значит, тебя тоже притянули к этому делу?
– Вся комиссия на антеннах стоит, – кивнул Денис-4. – Меня, как твоего старого знакомого, отрядили наведаться к тебе для частной беседы… Все остальные, кого только можно было привлечь, мотаются по бывшей системе Деева, составляют карту гравитационных возмущений. Не сами, конечно, – зонды снаряжают, модели просчитывают… За все время наблюдения Вселенной такого случая еще не бывало!
Видимо, потрясение у сотрудников ГК после новости об исчезновении трех небесных тел улеглось, поскольку Денис-4, выговаривая слова, выглядел не обескураженным, а скорее усталым. Никлас, как демограф и, следовательно, далекий от космологии человек (несмотря на последние поползновения с телескопами и зондами), также осознавал всю нетривиальность этого события. Вещество попросту бесследно пропало! Не оставив после себя не только атомов, но и всплеска излучения – а это уже попросту не укладывается в картину мира.
– Неужели никаких проблесков? – спросил Никлас. Себе он не стал ничего наливать, чтобы не замутнять сознание перед просмотром шестой кассеты.
– Только показания биоформ. Но они, конечно, расплывчатые и неполные, из них мало что можно понять… Есть еще, правда, прямой намек на использование Деевым новой технологии вакуумных дырок, которая позволяет имитировать червоточину для весьма крупного объекта. Но не для целой же звезды, пусть и белого карлика! Мы, правда, запросили абсолютно всех наших адресатов (у ДК сведения выудили), не появлялось ли у них в окрестностях новое солнце, но никто не подтвердил…
– Все-таки я не очень понимаю… – напрягся историк. – Должны ведь были остаться возмущения в 6-мерном континууме. Область-то у него незаселенная, от почтовых дыроколов помех практически нет.
– Там – почти совершенная пустота, только слабые отзвуки полевого всплеска. Ладно, не за этим я к тебе прилетел и отвлекаю от работы. Ты два раза общался с биоформами Леонида-1, осматривал его дом, и дочь у тебя почти заключила с ним брачный договор… Может быть, выскажешь дельную гипотезу?
Никлас давно был готов к такому повороту беседы, только вот то, что ГК прислала к нему не абстрактного сотрудника, а его давнего товарища, заметно поколебало его. Но не выдавать же сходу загадочные кассеты? Может, и нет в них ничего существенного, только комиссию пустяками отвлекать?
– Разве те записи, что я вам выслал, не содержат полной информации?
– Мы их сейчас изучаем, вместе с другими, которые достали уже потом. Но самая свежая кассета обрывается датой трехлетней давности, как будто он перестал вовсе пользоваться мнемографом. Ты можешь такое представить? – в отчаянии воскликнул гость.
Да, совсем прекратить фиксацию впечатлений и событий собственной жизни мог или древний старик, размышляющий о вечности, или полный безумец.
– С трудом. И что, показания биоформ также лишены смысла?
– В этом проблема. Я, собственно, хотел бы услышать от тебя своеобразный доклад обо всем, что ты видел, слышал, чувствовал и так далее во время посещения дома Деева. Конечно, не тут же и не сейчас, довольно будет и записи мнемографа… Необходимо сопоставить ваши показания, потому что эти ребята рассказывают такое, во что просто не верится. А твой отчет будет полностью объективным.
Денис-4 извлек из кожной складки свернутый в рулон лист жидкокристаллической бумаги со светящимся текстом. Никлас внимательно изучил документ – это было разрешение Этической Комиссии на изъятие записей, относящихся к визитам историка в NGC 69307-3. «Хорошо подготовились», – хмуро подумал Никлас. Деваться было некуда, к тому же он был уверен, что рассказы биоформ намного интереснее его воспоминаний и скрывать ему, в общем, нечего.
– Хорошо, – кивнул Никлас.
Он вызвал на сетчатку карту мнемографа за последние тридцать дней. Поскольку историк давно не занимался архивацией данных, воспоминания следовало извлекать непосредственно из оперативной памяти компьютера. Спустя минуту мнемограф выкинул на пластиковую подставку кассету с двумя днями из жизни Никласа – 231-м и 239-м за текущий год. Естественно, историк поставил фильтр и вырезал ненужные комиссии эмоции, ассоциативные стяжки, ретроградные образы и прочий художественный «мусор», оставив только факты. Лишь эпизод с копированием полумертвой компьютерной памяти в вычислительном центре Деева никакими фильтрами удалить бы все равно не удалось. Отдавать тем не менее внешний накопитель Никлас просто так не собирался – пусть трясут из ЭК соответствующий запрос…
Зато фильтр, блокирующий кадры с надписью «U2», вполне удалось выставить.
– Спасибо! – искренне сказал Денис-4 и с наслаждением опорожнил полупустую колбу с кислотой.
– Ладно уж… Ты расскажешь мне потом, что все-таки случилось с Деевым?
– А ты мне, – хитро усмехнулся гость. – Кстати, ты был прав, начальство отказалось предоставить тебе копию показаний биоформ. Всем почему-то кажется, что это дело слишком опасное и необычное…
«Значит, записи на кассетах обрываются три года назад… – рассеянно подумал Никлас, провожая гостя в транспортный узел. – Что это значит? А именно то, что свежие воспоминания Деева могут находиться на копии оперативной памяти его компьютера».
– Кстати, к тебе собирается команда экспертов ГК, вместе с видными транспортниками от корпораций, – сказал Денис-4, уже готовый войти в камеру с черными дырами. – Не знаю, когда соберутся – все в разъездах.
Историк вернулся в библиотеку и открыл ящик, заблокированный его личным генокодом. Самодельный носитель лежал там в целости, так же как и его копия. Никлас воткнул копию в блок для внешних устройств и вновь запустил программу анализа данных, на этот раз наказав ей искать не дешифратор, а записи мнемографа. Индикатор процесса уныло сдвинулся на тысячную долю вправо и замер, будто все вычислительные мощности системы спасовали перед задачей.
«Ну ладно, думай, – вздохнул Никлас. – Может, когда и справишься…»
Коварный кремний
4/232. Как-то не слишком удачно у нас вчера сложилось. Когда Гемме-19 наскучило возиться с превращением дома в музейно-выставочный комплекс, она пришла в лабораторию и молча остановилась перед развернутым на половину объема экраном.
– Работаешь? – спросила она наконец. – Что-то любопытное?
– Протогалактикой занимаюсь… Вот, погляди на это газопылевое облако в центре картинки. Сейчас моделируется его постепенное гравитационное сжатие и рост температуры, через миллион лет в нем должны начаться ядерные реакции. И родится новенькая звезда.
– Раньше, говорят, их называли по именам любимых женщин.
– Ничего об этом не слышал… Что-то не так?
Она молча повернулась ко мне спиной, но я ничего особенного не увидел, как ни старался – нормальные позвонки и веселая зеленоватая шерстка, волнистая талия и сильная шея.
– Все в порядке.
– Волосы поредели, – сообщила она со странным выражением в голосе. – Сегодня утром я нашла их целую горсть.
– Это опасно? – встревожился я. – Пополни запас нанороботов.
Она ничего не ответила и вышла из лаборатории, а я вернулся было к фильтрации данных, чтобы пакет для ГК выглядел наиболее емким и заслуживающим повышенной платы. Энтроп, который при этом присутствовал (ему нечем было заняться), неожиданно сказал:
– Кажется, госпожа недовольна частичной потерей волосяного покрова.
– Я тоже это заметил… – проворчал я, и легкое подозрение зашевелилось у меня в мозгах.
Помнится, это ведь я инициировал рост ее шерсти, когда представлял себе идеальную подругу. Она же пошла мне навстречу, позволив своим нанороботам подчиниться моим подсознательным командам. Но ведь и я поступил так же – более того, по ее просьбе вживил в нервную систему кремниевые стяжки. Мне показалось, что я все лучше чувствую (но не понимаю) природу пространства и времени, иногда даже получается замедлить движение атомов в растровом микроскопе. Но общаться с биоформами и Геммой-19 почему-то становится сложнее, будто от меня скрыто что-то очень для них простое и важное. Особенно эта странная аберрация заметна в разговоре с Геммой. Логика ее фраз для меня ясна, а невидимый смысл почему-то – нет. Почему она не может выражаться ясно и конкретно, без пауз и многозначительных интонационных вариаций?
А сегодня она сказала мне, что хочет немного развеяться в Центре, чтобы присмотреть новые модели бактерий для нашей бедной атмосферы.
– Ты летишь?
Она выглядела вполне живой и бодрой, и я обрадовался вместе с ней. Однако по другой причине – у меня почти созрел план по бомбардировке квазара тяжелыми атомами, и я не хотел, чтобы кто-то отвлекал меня от эксперимента.
