Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
— Нет, мы идем прямо в зал конференций. Пусть нас проводят. А пока что у меня есть для вас поручение. Мириам, письмо.
— Но, доктор Хэршо…
— Я же сказал: «нет!» Немедленно отнесите вот это мистеру Дугласу, да принесите мне его ответ. — Расписавшись на конверте, поданном Мириам, Хэршо прижал к подписи большой палец и отдал письмо Брэдли. — Скажите ему, пусть прочтет немедленно, до конференции.
— Но господин Генеральный секретарь желает…
— Он желает получить мое письмо. Молодой человек, я от природы наделен шестым чувством. Предсказываю вам: если вы немедленно не отнесете ему мое послание, завтра вас здесь уже не будет.
— Джим, займись ими, — сказал Брэдли, взял письмо и ушел.
Джубал вздохнул. Ему пришлось изрядно попотеть над письмом. Они с Энн не ложились почти всю ночь, переписывая вариант за вариантом. Джубал хотел добиться нужного решения, не ставя Дугласа в дурацкое положение.
К ним подошел человек, которому Брэдли поручил их, и Джубал понял, что перед ним молодец из тех, кто неизбежно липнет к людям, облеченным властью, и делает за них всю черную работу. Тот улыбнулся:
— Джим Сэнфорт, сэр, пресс-секретарь. Я буду работать на вас, организовывать интервью и прочее. Извините, но конференция пока не готова, в последнюю минуту нам пришлось переместиться в помещение побольше. Я полагаю…
— Я полагаю, что мы немедленно направимся туда.
— Вы нас не поняли, доктор. Там натягивают провода, полно репортеров, и…
— Отлично, мы с ними поболтаем.
— Нет, доктор, мои инструкции…
— Молодой человек, можете взять ваши инструкции, свернуть их так, чтобы только уголки торчали, и сунуть в унитаз. Мы прибыли сюда с единственной целью: устроить открытую конференцию. Если вы не готовы, мы сами встретимся с прессой — в зале для конференций.
— Но…
— Вы держите Человека с Марса на ветру. — Тут Хэршо возвысил голос. — Эй, найдется тут хоть один умник, чтобы проводить нас?
Сглотнув, Сэнфорт произнес:
— Следуйте за мной, доктор.
Зал конференций кишел репортерами и техниками, но там уже стоял большой овальный стол, стулья и несколько столиков поменьше. Майка заметили, и, несмотря на протесты Сэнфорта, толпа кинулась вперед. Однако «амазонки», не нарушая строя вокруг Майка, довели его до большого стола; усадив его, Джубал устроил по бокам Джилл и Доркас, а сзади сели Свидетель и Мириам. После чего он уже не обращал внимания на поток вопросов и не препятствовал съемкам. Майку объяснили, что людям свойственны странные поступки; Джубал предупредил его, чтобы он не делал ничего не обычного (например, не отправлял в никуда людей или предметы, не «останавливал» их), разве что Джилл его попросит.
Майк с трудом терпел суматоху, Джилл держала его за руку, и ему становилось легче.
Джубал хотел, чтобы Майка снимали как можно больше; вопросы его не волновали. Он целую неделю общался с Майком и убедился: без помощи специалиста ни один репортер ничего не добьется. Привычка отвечать буквально и затем умолкать сведет к нулю все попытки «раскачать» его.
На большинство вопросов Майк отвечал «Не знаю» или «Не понял».
Корреспондент агентства Рейтер, предвосхищая возможную битву вокруг статуса Майка как наследника, попытался провести свой собственный тест, чтобы проверить его компетентность.
— Мистер Смит, что вам известно про законы о наследовании?
Майк помнил: он не все сумел грокнуть в том, что касалось концепции «собственности», и особенно в том, что относилось к понятиям «завещательный отказ недвижимости» и «права наследования». Поэтому он решил ограничиться книгой — Джубал определял ее как: «Эли, о правах завещания и наследования», глава первая.
Майк воспроизводил прочитанное с точностью до запятой — и без всякого выражения, страницу за страницей; постепенно в зале настала тишина, а задавший вопрос репортер лишь нервно сглотнул.
Джубал позволил ему продолжать, пока каждый газетчик не услышал больше, чем ему когда-либо доводилось, о вдовьем наследстве и пожизненных правах вдовца, о правах кровных родственников и единоутробных детей, совместно и по отдельности. Наконец Джубал сжалился:
— Хватит, Майк.
— Но я знаю еще, — с недоумением отозвался Майк.
— Позднее. Есть еще вопросы?
Репортер Лондонской воскресной газеты задал вопрос, подсказанный своим шефом:
— Мистер Смит, мы знаем, что вам понравились земные девушки. А вы целовались с девушкой?
— Да.
— И вам понравилось?
— Да.
— Чем же?
Майк даже не колебался:
— Целоваться с девушками — благо, — объяснил он. — Чертовски приятно, даже карточные игры с этим не сравнить.
Аплодисменты напугали его, но он чувствовал, что Джилл и Доркас не боятся — они сдерживали свое чувство восторга, которое ему никак не удавалось освоить. Успокоившись, он стал ждать.
От новых вопросов его спасло появление через боковую дверь знакомой ему фигуры, и он испытал сильнейшую радость:
— Мой брат, доктор Махмуд! — вскричал Майк и возбужденно затарахтел по-марсиански.
Семантик с «Чемпиона» помахал рукой, заулыбался и ответил Майку на том же гортанном наречии. Они общались на нечеловеческом языке, Майк — радостным потоком слов, Махмуд не столь быстро. Звуки можно было сравнить с теми, какие издает носорог, таранящий железный гараж.
Газетчики недолго терпели, те, у кого были магнитофоны, записывали звуки, прочие описывали их как тона. Наконец кто-то крикнул:
— Доктор Махмуд, о чем вы там говорите?
Махмуд ответил с оксфордским акцентом:
— Большей частью я повторял: «Помедленнее, пожалуйста».
— А что он?
— Дальше — личное. Вам не интересно. Встреча старых друзей. — И продолжил болтовню по-марсиански.
Майк поведал своему брату о том, что произошло с ним за это время и что они могли бы вместе грокнуть — но Майк пытался рассказать о земных событиях и людях, пользуясь марсианскими абстракциями; у него появились новые братья по воде, у каждого свой аромат… теплые воды — это Джилл… глубина — это Энн… не до конца грокнутый факт: Джубал казался ему то всего лишь яйцом, то Старейшиной, но не был ни тем, ни другим… огромность океана, ее и вовсе нельзя грокнуть…
С Махмудом по марсианским стандартам за то же время мало что произошло: неумеренное поклонение Дионису, но гордиться тут нечем; один день проведен в мусульманской мечети в Вашингтоне, но он еще не грокнул его результаты и потому не станет их обсуждать. Новых братьев не появилось.
Наконец он остановил Майка и протянул руку Джубалу.
— Вы — доктор Хэршо. Валентин Майк считает, что он меня представил — так и есть, если руководствоваться его правилами.
Оглядев его с головы до ног, Хэршо пожал ему руку. Парень выглядел, как какой-нибудь британец, любящий охоту и спорт, от дорогого твидового костюма до коротких седых усов… но кожа его была смуглой, и нос выдавал происхождение из Леванта… Хэршо не любил подделок и предпочел бы сырую холодную кукурузную лепешку самому совершенному синтетическому «филе».
Но Майк обращался с ним, как с другом — значит, он останется «другом», если не проявит себя иначе.
Махмуду же Хэршо показался музейным экспонатом — именно так он представлял себе «янки»: вульгарный, одет слишком небрежно для такого случая, говорит громко, возможно, невежествен, почти наверняка провинциал. К тому же профессионал — что еще хуже. По мнению доктора Махмуда, профессионалы-американцы были недоучками, попросту техническими исполнителями. Он терпеть не мог все американское. Их невероятная политическая смесь религий, их кухня («О Аллах!»), их манеры, уродливая архитектура и больное искусство — и слепая высокомерная вера в собственное превосходство даже теперь, когда их солнце давно уже закатилось. Их женщины. Хуже всего — их женщины. Нескромные, самоуверенные, с длинными истощенными телами, которые тем не менее волновали его, напоминая гурий. Целых четыре женщины сгрудились вокруг Валентина Майка на встрече, где подобало присутствовать только мужчинам!..
Но Валентин Майк представил ему их радостно и гордо, в качестве братьев по воде, тем самым налагая на Махмуда более тесные узы, чем бывают между сыновьями двух братьев. Махмуд ведь понимал марсианский термин, означавший такое расширяющееся родство, потому что он наблюдал за марсианами и не нуждался в переводе; к тому же слова типа «соединение по цепочке» или даже «две вещи, равные третьей, равны между собой», были неадекватны. Он видел марсиан у них дома, познал их нищету (по земным меркам); он оценил их культурное богатство, о многом просто догадался. Он грокнул высшую ценность, которой марсиане наделяли взаимоотношения индивидуальностей.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
