Хольм Ван Зайчик - Дело о полку Игореве
Привлекать же рядовых вэйбинов к действию, в результате коего ненароком могла выплыть на свет Божий опиявленность некоторых соборных бояр, никак не следовало. Положение кошмарное: они и не виноваты ни в чем, опиявленные-то, и в то же время доверять им — нельзя, полагаться на них — невозможно… А если, согласно картотекам лечебницы, вдруг окажется, что за год ее работы в ней успели поправить свое здоровье и отдохнуть, скажем, все бояре Гласного Собора? Или хотя бы половина? Это же… волосы дыбом! Государственный кризис! Слава Гуаньинь милосердной, хоть князь там не лечился пока, иначе бойкая и дело свое вполне знающая Катарина обязательно упомянула бы о таком обстоятельстве в своей передаче. А если бы?
Тревожно… ох, тревожно.
Вдобавок полчаса назад Баг поговорил по телефону со Стасей: голос девушки звучал бодро и весело, но Багу — может, по мнительности, а может, и просто от усталости — послышались в нем хорошо скрытые обиженные нотки. На душе стало еще неспокойнее, Стасю обижать он никак не хотел, никак. Стася — это… Да.
Вечер обнял Александрию — уже зажглись фонари. Окруженный высокой стеной, Храм Света Будды величественно возвышался над соседними невысокими домами, искусно подсвеченный снизу неяркими, но многочисленными светильниками.
Баг остановил цзипучэ поодаль, у ровной полосы аккуратно стриженных кустов, вторым кольцом опоясывавших храм, и некоторое время, глядя на величаво плывущую во мраке светлую громаду, сидел за рулем бездумно: читал про себя «Алмазную сутру» и изгонял из души суетные земные чувства и волнения уходящего дня. Он успокоил дыхание, очистил мысли; постепенно умиротворяющий покой снизошел на него. Баг был готов.
Он положил меч на заднее сиденье, рядом со свернувшимся в клубок Судьей Ди — кот шевельнул ухом; потом открыл дверцу и вышел из повозки. Вдохнул сладкий вечерний воздух полной грудью. И направился к открытой калитке во вратах.
— Драгоценный преждерожденный Лобо! — услышал он тут тихий, почтительный зов сзади.
Обернулся.
Из тени ближайших кустов вышел на свет сюцай Елюй — в темном, аккуратном халате, укороченной шапке с простой нефритовой шпилькой; лицо строгое, одухотворенное.
— Сюцай! — слегка удивился Баг. — Как вы здесь?
— Я хотел просить драгоценного преждерожденного Лобо о милости, — приближаясь с низким поклоном, молвил Елюй.
— Быть может, это подождет до завтра?
— О да, драгоценный преждерожденный Лобо, это могло бы подождать до завтра, и если то, о чем я хочу осмелиться просить, обременительно, я немедленно вас покину! — Елюй смотрел на Бага умоляюще, и тот смягчился.
— Хорошо, говорите. Но только, если возможно, — короче. Извините, меня ждут. — Баг кивнул на храм.
— Я и хотел просить об этом… — Сюцай снова, прижав руки к груди, поклонился. — Я хотел просить драгоценного преждерожденного замолвить за меня слово, дабы и мне было позволено посещать этот храм.
— Право же, сюцай, вы меня удивляете! — улыбнулся Баг. — Вход в Храм Света Будды открыт для всех. Идите — и да войдёте! — И он широким жестом указал на распахнутую калитку, в коей поблескивала неподвижная лысая голова послушника Сяо-бяня.
— Спасибо вам, спасибо, драгоценный преждерожденный Лобо! — Сюцай пристроился рядом. — Вы так много для меня делаете!
— Совершенно не за что меня благодарить. — Баг усилием воли подавил растущее раздражение, вызванное этой бессмысленной лестью: мирские чувства на пороге храма были неуместны. «Нашел время!» — с неудовольствием подумал Баг.
Они подошли к калитке. Сюцай почтительно пропустил Бага вперед. Сяо-бянь уже куда-то делся. Пустынная дорожка, посыпанная ровным красным песком, вела к внутренним вратам.
Высокие кусты по обе стороны, казалось, почтительно замерли.
— Ну как же, — донесся из-за спины голос сюцая. — Мне очень есть за что вас благодарить, драгоценный преждерожденный Лобо. И я хочу попросить вас еще об одном одолжении…
Баг вопросительно обернулся.
Сюцай стоял перед ним серой тенью, правая рука за пазухой халата. В сумраке аллеи глаза его как-то лихорадочно блестели.
«Что за оказия…» — пронеслось в голове удивленного человекоохранителя, а сюцай продолжал:
— Нижайше передаю вам просьбу Великого Прозреца: отдайте книгу! Она не принадлежит вам. — Сюцай смотрел на Бага в упор. Баг с некоторым отстраненным удивлением заметил, что глаза у Елюя сделались какие-то ненормально большие.
— О чем вы, сюцай? — спросил Баг. — Какая книга? Какой… э… прозрец? Вы что, перезанимались? Возьмите себя в руки: мы в храме.
— Отдайте книгу! Святую книгу! — повысил голос Елюй: казалось, окружавшие их кусты вздрогнули от неожиданности. — Великий Прозрец настоятельно просит! — Он сделал к Багу шаг. — Беда, беда для всех русских духом! Да не узрят инородцы святых страниц!
— Стоп! — Ощущая приближение смутной догадки, Баг выставил перед собой ладонь. — Говорите по существу. Какую книгу?
— Святую книгу, — делая еще шаг, отвечал сюцай, — святую книгу о геройском походе русского князя Игоря, откуда есть пошли все прочие Игоревичи!
У Бага внутри все оборвалось.
«И этот — тоже! — понял он. — Не с другом он выпивал, а под пиявкой корчился!»
Баг не смог бы объяснить, почему он полагает, что человек под пиявкой обязательно должен мучиться и корчиться. Просто само кусание и кровососание казались ему столь отвратительными, а результаты их — столь пагубными, что сама собою перед его мысленным взором представала ужасающая картина, сродни картинам западного варвара Босха…
— Вот что, сюцай… Вы это прекратите, — внушительно сказал Баг. — Книгу я вам не отдам, она — вещественное доказательство по делу о вопиющем человековредительстве. А уж коль скоро вы завели об этом разговор, в этой связи у меня к вам будет ряд вопросов…
— А-а-а! — страшным голосом вскричал тут сюцай Елюй, и глаза его бешено выпучились. — А! Не хочешь?! Отказываешься?! Похотел присвоить святую книгу и надругаться над нею злобно?! Не бывать тому! — И с этими словами он выхватил из-за пазухи прямой нож в локоть длиною, остро сверкнувший в свете выглянувшей из облаков луны. — Тогда я покараю тебя, пособник инородцев духом! Себе чести, а князю — славы!!!
И, видимо, не желая, чтобы слова расходились с делом, сюцай безо всякого промедления, выставив перед собой нож, кинулся на Бага.
Но не сумел покарать: рыжая молния метнулась у Елюя под ногами, и он, запнувшись, со всего размаху грянулся оземь — Баг, примерившийся выбить половчее нож и падения сюцая никак не ожидавший, еле успел увернуться в сторону; нож глухо шлепнулся рядом.
— Ах-х-х-х… — глухо, в песок проскрежетал сюцай, выбросив руку к ножу.
Баг споро наступил ему на запястье. Из кустов высунулся Судья Ди — уши прижаты, шерсть дыбом; зашипел.
Сюцай, невероятно изогнувшись, выдернул руку из-под его сапога и молниеносно вскочил: нос расквашен, по губам уже течет темная кровь, на белом лице безумные, вытаращенные глаза; выдернул из шапки шпильку и с все тем же жутким криком вновь бросился на Бага.
Баг некоторое время блокировал его удары, уходя от нефритового жала. Сюцай казался неутомимым и по сравнению с тем, каким он был месяц назад, по мастерству стал просто ниндзей каким-то — он бросался на Бага вновь и вновь, и тот в конце концов был вынужден ответить жестким ударом в грудь, который поверг сюцая на песок дорожки. Но только на мгновение: Елюй тут же снова, как резиновый, вскочил и, размахивая своим оружием, прыгнул на Лобо.
Сюцай был симпатичен Багу. Кроме того, он явно был опиявлен и находился под воздействием, превратившим его в потерявшего разум безумца, с маниакальной настойчивостью тыкающего шпилькой в опытного бойца, способного, несмотря на скороспелые достижения Елюя в рукопашном бою («а ведь, верно, и это несообразно скорое развитие происходило под воздействием пиявочных укусов», — сообразил Баг), оборвать его попытки как минимум десятью способами. Юноша не владел собой. И не было в том его вины. Опять же, они находились на территории Храма Света Будды. Это, пожалуй, было самое важное. Видимо, сходные соображения руководили и Судьей Ди: кот ограничивался исключительно вразумляющим шипением.
Отступая под натиском сюцая, несколько ошеломленный поворотом событий, Баг уперся спиной в створку внутренних врат. До бесконечности это продолжаться не могло: в конце концов Елюй обо что-нибудь случайно поранится или сломает себе руку или ногу — вон как молотит кулаками; когда шпилька вонзилась в доски в полулокте от левого уха Бага, тот наконец решил, что приспела пора обездвижить юношу посредством легкого тычка в соответствующий нервный узел, и уже сложил потребным образом пальцы, как вдруг вторая створка врат распахнулась, и рядом с Багом и сюцаем во всей красе появился Хисм-улла.
