Евгений Лукин - Раздолбаи. (Работа по специальности)
– А?.. Чего он?..
– Чего-чего… – недовольно сказал Василий. – Щелчком контузило, вот чего! Кликуху – забыл, жаргон – не понимает…
– А мат? – с интересом спросил дедок Сократыч.
– Что – мат?
– Мат понимает?
Василий задумался на секунду, затем снова повернулся к Кресту и самым дружеским тоном осведомился насчёт погоды. Из четырёх произнесённых им слов приличным было лишь одно – «денёк». Пара предлогов – не в счёт…
Крест заискивающе улыбнулся. В желтовато-зелёных глазах тлело отчаяние.
– Я… сюда… пришёл!..
Все невольно поежились.
– А вы уверены, что это именно контузия, Василий? – задумчиво спросил дедок.
– А что же ещё? Не рассчитали заряд – ну и…
На розовом личике Сократыча обозначилось вежливое сомнение.
– Видите ли… – промолвил он. – Я как-то не представляю себе надзорку, не рассчитавшую заряд. Рома!.. Вы ведь, как я понимаю, не проводили больше своих… м-м… опытов?
– А ну их на фиг!.. – буркнул Ромка.
– Ну вот, видите! – сказал дедок, снова обращаясь к Василию. – С чего бы тогда надзорке так ошибиться?.. Да она, мне кажется, в любом случае не ошиблась бы. Уж больно, согласитесь, дело серьёзное. Тут ведь даже не о количестве тюбиков речь! Речь-то – о жизни человеческой! О рассудке!..
– Ну, не тяни, не тяни! – вмешался Лёша. – Чего ты там надумал-то?
– Да не то чтобы надумал… С точки зрения хозяев, Крест – безусловно, преступник. Не подвернись ему тогда Телескоп, он бы раздробил ломиком голову Никите… А в какой-то, по-моему, стране одно время преступников подвергали лоботомии…
– Чему-чему?
– А это, видите ли, такая операция на мозге, после которой убийца теряет агрессивность, но, с другой стороны, как бы… тупеет… Я, конечно, не психиатр… – Тут взгляд Сократыча упал на Ромку, и дедок жестоко поперхнулся. Озабоченно потрогал себя двумя пальцами за кадычок, покрутил головой и закончил сдавленно: – Словом… Во всяком случае, мне так кажется… Картина похожая… похожая…
– Я… – с натугой произнёс Крест и замолчал. На низком жалобно наморщенном лбу мерцали крупные капли пота.
***Потом толпа как-то на удивление быстро стала разваливаться. Ушёл насупленный Ромка. Василий полетел к ненаглядному своему Телескопу. Пузырёк испугался, что у него там, наверное, уже перелилось. Муж Люськи с потолка схватился за голову при мысли, что ему ещё отмазываться перед благоверной за этот запой, и побежал долбать глыбы. Остальные просто испарились, не утруждая воображения, и на пятачке остались только Крест да ошеломлённый Никита Кляпов.
Всё складывалось для Никиты как нельзя удачнее. Крест – жив, а значит, и совесть – чиста. А с другой стороны, ни о каком долге теперь и речи быть не может… Кончен бал, господа! Хозяева расплатились с Крестом за все долги Никиты Кляпова…
Оба растерянно смотрели друг на друга.
– Ну что, Крест? – негромко спросил наконец Никита. – Достукался?
Хотел – злорадно, но вышло – с сочувствием. Крест скривился от умственного напряжения – и не ответил.
– Ты хотя бы простынку, что ли, нацепил… – расстроенно посоветовал ему Кляпов. – Голый же… А тут женщины ходят…
– Я… – внезапно заговорил Крест и вновь запнулся, – куда… пойду?..
Секунду Кляпов смотрел в желтовато-зелёные испуганные глаза, потом вдруг зажмурился до боли и замычал, мотая головой.
– Да что же это?.. – пожаловался он неизвестно кому. – Ну неужели нельзя было как-нибудь по-другому?..
Он стиснул зубы и лишь после этого смог открыть глаза. Видимо, состояние Никиты требовало болезненного напряжения хотя бы какой-нибудь одной мышцы.
– Сядь! – бросил он. – Вот сюда, на камушек. И сиди жди меня. А я сейчас…
Никита не без тайной гордости, что командует самим Крестом, усадил его на маленькую глыбу и кинулся к виднеющемуся вдали скоку, ведущему в одну из незаселёнок. Шагнув в теневое пятно и очутившись в колышущемся цветном полумраке опоры, Никита нашёл световод-бритву и оборвал под корешок. Затем выбрал тлеющую без биения бледно-фиолетовую трубу толщиной с мужское бедро и опоясал её двумя глубокими кольцевыми разрезами, отстоящими друг от друга приблизительно на метр. Потом отвесно чиркнул по трубе, соединяя засечки. Первые слои, естественно, оказались попорчены, но уже на шестом витке простынка пошла разматываться целенькая, без единой царапины.
«А вообще, конечно, поступили все по-свински, – с горечью мыслил Никита, отсекая кусок метра в три длиной. – Убедились, что жив-здоров, – и разбежались… А что он даже одеться не сообразит – это их уже и не волнует…»
Кончиком световода-бритвы он вырезал посередине белоснежного полотна отверстие для головы. А чем подпоясать?.. А, сойдёт и этот! И Никита отмахнул полтора метра толстого шнура, полыхавшего до сей операции пронзительной синевой.
Выход из незаселёнки выводил чуть ли не на потолок, и Кляпову пришлось воспользоваться ещё парой промежуточных скоков, прежде чем он выбежал на пятачок, где должен был его ждать Крест.
Слава богу, тот ещё был на месте, хотя уже поднялся с камушка и стоял, недоумённо вертя головой. А вокруг кривлялись, щебетали и злобствовали мохнатые побирушки.
– Йоц!.. Йоц!..
Даже появление Никиты не слишком-то их смутило.
– И не стыдно? – укоризненно сказал он им. – Раньше-то, чай, не больно дразнили… Главное, вы-то здесь при чём? Это нам с Телескопом досталось!..
Никита заставил Креста сесть, надел на него простынку, снова поднял на ноги и крепко подпоясал.
– Вот, – удовлетворённо отметил он. – Теперь хотя бы прилично…
– Йоц! – азартно чирикнули сзади. – Зать!
Кляпов оглянулся. Вконец обнаглевший лупоглаз пританцовывал в каких-нибудь двух шагах и издевательски крутил капсулой салатного цвета.
– А ну кши отсюда! – прикрикнул Никита и топнул ногой. – Ты у меня сейчас дождёшься!..
– Зать!.. – неожиданно сказал Крест, протягивая руку к капсуле.
***Прошло дня три. Жизнь помаленьку налаживалась, и только вот Ромка совсем куда-то запропал. Василия уже начинала легонько покусывать совесть. Опросив чуть ли не каждого встречного и выяснив наконец, что Ромка опять засел в «конуре», Василий оставил Телескопа с Ликой и отправился к пятиэтажке.
Ромку он нашёл на четвёртом этаже в позе медитирующего йога. Уперев руки в широко расставленные мосластые колени и сурово сведя брови, хулиган пялился в угол, где из воздуха тонкой струйкой лился серый мягкий порошок. Правда лился он на этот раз не на пол, а в аккуратно расправленный пластиковый мешок. Несколько таких мешков, полных до верху, стояли рядком вдоль стены, а неподалёку от правого Ромкиного колена лежала стопка порожних пакетов. Комната была припудрена серой пылью, на полу подсыхали грязевые разводы, в углу валялись разноцветные оболочки от капсул и что-то до омерзения похожее на коровью лепешку.
– Ром, – позвал Василий. – Поговорить бы надо…
– Да пошёл ты на фиг, – процедил в ответ хулиган. – Лике привет передавай…
Василий покряхтел.
– Ром, – снова начал он. – Да я тебя понимаю… Ну… так уж вышло, Ром… Прости, но… сам ты во всём виноват.
Ромка не ответил и продолжал исступлённо таращиться в угол.
– Да ну тебя на хрен! – рявкнул Василий, становясь между мешком и Ромкой. Тонкая серая струйка оборвалась. Ромка потянулся, хрустнув суставами, и со скукой поглядел на Василия.
– Ну чего? – спросил он. – Два дня вместе гудели – молчал. А теперь поговорить ему… Чего надо?
– Из-за Лики бесишься? – хмуро осведомился Василий.
В ответ Ромка скорчил рожу – похлеще Пузырька.
– Да на фиг она мне сдалась, Лика твоя! Я лучше вон, если что, к кукле Маше на второй этаж сбегаю – та хоть мозги не пудрит…
От такого бесстыдства Василий на несколько секунд утратил дар речи.
– Да-а… – протянул он на низах. – Докати-ился…
Поиграл желваками и, насупившись, повернулся к мешку. Ухватил щепоть порошка, растёр в пальцах и с неодобрением оглянулся на Ромку.
– Ну и какой же это на хрен цемент?
– Да никакой… – нехотя согласился тот. – Попробовал из чёрного тюбика развести: он засохнет – и снова рассыпается… А из красненького развёл – вроде ничего, схватывается. Вон, в углу…
Оттискивая в тонкой серой пыли следы босых ног, Василий направился в угол. Оторвал от пола засохшую лепешку, разломил с натугой, осмотрел оба скола. Вроде и впрямь схватилось…
– Нет, ну а что ты с ним делать-то будешь?
– Не скажу! – Ромка злорадно осклабился.
Василий метнул оба обломка на пол.
– Дурью маешься! – бросил он с досадой. – Тут только в «конуре» строить и позволено! Ну вот выйди наружу, попробуй… Ты сверху – бетонировать, а пол снизу – подъедать!..
– А вот фиг там! – с затаённым торжеством, сказал Ромка. – Всё рассчитано…
– Рассчитано у него… Главное – зачем?!
– Допросились…
– Кто?
Ромка ответил не сразу. На губах его блуждала шалая улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего.
