Андрей Дашков - Солнце полуночи. Новая эра
Он выстрелил из дробовика, когда расстояние между ним и акулой сократилось до семи-восьми шагов и продолжало сокращаться. Поэтому прицеливание было излишним. Его движения были доведены до автоматизма – несмотря на то что ноги уже увязли в «трясине». Разумеется, он попал, и заряд картечи превратил жаберные щели акулы с левой стороны в лохмотья. Из рваных ран хлынула темная жидкость, которая расползалась, будто чернильная клякса или катаракта, поразившая хрусталик. Вернее, оба хрусталика в глазах Мормона…
Тварь слегка повело в сторону; ее тело несколько раз содрогнулось.
Затем акула перевернулась на спину, и Мормон преждевременно поздравил себя с успехом. Тут же последовал резкий атакующий бросок.
За мгновение до контакта с глюком у Мормона возникло ощущение слабой ударной волны. Он успел сообразить, что это значит, и записал себя в покойники. Похоже, не обошлось без вмешателства Мозгокрута. Впрочем, это не повлияло на его желание пожить еще немного.
Он отшвырнул бесполезный дробовик, на перезарядку которого уже не оставалось времени, и несколько раз выстрелил из пистолета, пытаясь попасть в акулий глаз. Последние две пули ушли прямиком в акулью пасть, похожую на вскрытую консервную банку, а спустя ничтожный миг Мормон увидел там же собственную откушенную руку. Пистолетная рукоятка была зажата в кулаке.
Тошнотворное облако крови расплылось перед его лицом – почти неотличимое от черной пелены, заволакивающей мозг в результате болевого шока. Удар чего-то массивного и шершавого пришелся ему в грудь, выставленное вперед плечо и лоб. Мормон получил сильнейший импульс. Он проломил своим телом застекленную дверь оранжереи и вылетел в горячий сумрак, смахивающий на тесто и наполненный смутно знакомыми запахами.
Это были типичные ароматы городских помоек, к которым Мормон привык с детства, – гниющих фруктов, какой-то химии, мокрого дерева, картофельных очистков… Оказалось, что в памяти сохраняются именно запахи, а не картинки прошлого или голоса исчезнувших людей. Эти запахи проникли сквозь мглу кратковременного полузабытья, когда Мормон еще не мог слышать, видеть и связно соображать. С их помощью был запущен механизм новой иллюзии; сломанная и восстановленная музыкальная шкатулка воспроизвела неизменный мотивчик…
Придя в себя, Мормон осознал, что вцепился левой рукой во что-то обжигающее. Ладонь, казалось, пылала от адской боли, и в то же время она будто приросла к акульему боку. Плакоидная чешуя вонзилась в кожу сотнями миниатюрных крючков. Вместо правой руки осталась уродливая культя, из которой все еще истекал багровый туман – неестественно медленно, словно цветной газ в каком-нибудь дешевом шоу. Маска прибора слетела с лица, но теперь она была и не нужна – вокруг сиял жалящий электрический свет.
Когда зрение восстановилось окончательно, Мормон обнаружил, что держит в объятиях существо, порожденное больной фантазией язычника. Язычником он, естественно, был в детстве. Именно так он представлял себе то, что могло заманить в озеро глупого человека из сказки. Сам он испытывал вместо соблазна омерзение и страх… Существо было чем-то вроде дохлой раздувшейся русалки с вертикальным акульим хвостом, белым брюхом, отвисшей грудью и жабрами вместо ушей. Более того, «русалка» оказалась беременной.
Зеленоватое лицо приблизилось, и Мормон узнал свою благоверную. На мгновение отступила даже испепеляющая фантомная боль. Он невольно отшатнулся и заметил, как дрогнули веки, окаймленные бахромой наросших водорослей. Под ними обнаружились желтые глазные яблоки, лишенные зрачков. В этих маленьких круглых зеркальцах Мормон увидел себя – обалдевшего и раздавленного, – а также своих двойников, нанизанных на какое-то подобие светящегося шнура. Шнур тянулся изо рта мальчишки-мутанта, которому было на вид лет шесть, не больше. Мутант беззвучно кричал, и от его глотки радужными кольцами разбегались волны искажений. Достигнув Мормона, волны сразу трансформировались в эмоции, минуя стадию образов. Тот даже не подозревал, что ужас может иметь столько разнообразных оттенков…
Изъеденные рыбами губы «русалки» приоткрылись, обнажив ряд неровных зубов и огромный фиолетовый язык, по которому ползла улитка.
– Я ждала тебя дома, дорогой! – произнесло существо, влажно чавкая и поглаживая живот. – Где ты был так долго?
В короткие секунды агонии наваждение отступило. Пространство очистилось, водоросли и кораллы исчезли, акула растворилась. Перед стекленеющими глазами Мормона вдруг оказалась та самая девка, которую он собирался прикончить. Он выполнил только часть задания. Мормон понял, что совершил непростительную ошибку. Щенок остался жив.
…Шлюха умирала от страшных ран, нанесенных Мормоном. Ее платье было разодрано в клочья, нежная грудь разворочена картечью, из пулевого отверстия в шее хлестала кровь. Но в глазах девушки запеклось тупое, животное удовлетворение.
* * *Хасан (внешне – неизлечимо больной и изрядно сдавший за последнее время инспектор Резник) вошел в холл и бросил мимолетный взгляд на красивую парочку, в обнимку испустившую дух. У парня была отрублена правая рука, а грудь девки кто-то превратил в решето. При жизни она могла бы украсить любой гарем к востоку от Дона. Впрочем, Хасан тотчас же о ней забыл.
Он поставил на низкий столик керамический контейнер. Малыш, сидевший в кресле, убрал со столика свои ноги, обутые в полуразвалившиеся кроссовки, и несколько секунд пристально рассматривал доставленный товар. Видимо, удовлетворившись осмотром, он кивнул и бросил Хасану:
– Свободен!
Не произнося ни слова, тот сложил ладони перед грудью, поклонился и направился к двери, испытывая необычайную легкость, почти эйфорию от внезапно обретенной независимости. Это чувство доминировало и подавляло все остальные, включая инстинкт самосохранения. Клон отпустил Хасана на волю. Но и в этом «освобождении» содержался некий подвох. Нити были перерезаны; марионетка падала в пропасть, наслаждаясь последним полетом…
Хасан вышел на крыльцо особняка и начал спускаться по ступенькам. Он был убит первой же пулей, выпущенной полицейским снайпером после того, как не отреагировал на приказ остановиться, стать на колени и положить руки на затылок.
Глава двадцатая
Я так устал от борьбы с собой,
Проведу немного времени
В мотеле «Тьюника».
Тони Джо УайтЛюбой другой на его месте решил бы, что все позади. Но не старик. Бегство – это тяжелая, изнурительная работа, просто катастрофа для истерзанных нервов! И все представляется в десять раз худшим, когда не знаешь точно, кто тебя преследует.
Он сидел на месте пассажира в кабине грузовика, мчавшегося прочь от города со скоростью около ста километров в час. Кроме него, в кабине никого не было.
Малыш запрограммировал бортовой компьютер. Судя по тому, что старик был еще жив, а грузовик цел, он сделал это неплохо, обнаружив еще один из своих скрытых талантов. Клон позаботился также о прокладке оптимального и наименее опасного маршрута. Единственное, о чем он не подумал, это о температуре в герметически закрытой кабине. Установка искусственного климата была отключена. Только Господь Бог знал, как старику жарко! Но если Господь при этом наслаждался прохладой в разреженных астральных высях, то бедняга курьер страдал, запертый в тесной коробке, под аккомпанемент низкого гула. Вдобавок его пронизывала вибрация, которую создавал мощный двигатель. При отдельных сильных толчках, когда грузовик встряхивало на выбоинах дороги, вполне можно было откусить себе кончик языка. А вскоре старик почувствовал и нехватку кислорода.
Казалось бы, он должен был обрадоваться, когда грузовик сбросил скорость и начал тормозить. Самое время прийти в себя, осмотреться, проветриться, остыть. Заодно и отлить. А потом – дальше, дальше на юг, пока кошмар и причина кошмара не останутся позади, отделенные лесами, реками, пустыней, горами и границей Коалиции… Старик прокручивал это в своих скудно-однообразных мыслях, словно с каждым новым метром спадало напряжение, таял страх, отступала смерть. Но ничего подобного – с таким же успехом он мог приближаться к гибели. Старик многого не понимал, однако кое-что прочно засело в подсознании.
Малыша не было рядом. Клон ехал в первом грузовике. Видимо, на тот случай, если возникнут непредвиденные обстоятельства и придется корректировать курс. Маленькому паршивцу наверняка пришлось потрудиться, чтобы статус неприкосновенности и класс «0» были присвоены каравану, состоявшему из бензовоза и трех контейнеровозов с ПУСТЫМИ контейнерами. Тем не менее на каждом красовались символы, обозначавшие радиоактивный груз и хорошо различимые в результате фотоусиления в почти полной темноте.
