Нил Шустерман - Мир обретённый
Милос стоял, словно пригвождённый к месту, боясь открыть дверь. Ведь Мэри, наверно, страшно рассержена на него. Но Мэри Хайтауэр не из тех, кого можно заставлять ждать. Он подошёл к двери, повозился с замками и открыл.
— Здравствуй, Милос, — проговорила она. Её голос звучал ровно, в нём не ощущалось ни тепла, ни холода.
Милос не знал, чего ему ожидать. За спиной Мэри стояло большое облако послесветов, но они Милоса не занимали.
— Так как, ты собираешься пригласить меня внутрь? — спросила гостья.
Он впустил её и затворил за ней дверь. На несколько мгновений юноша растерял все слова, а когда наконец опомнился, то единственное, что ему удалось выдавить из себя, было:
— Прости, я испортил твоё платье.
Она поднесла руку к разрезу в атласной ткани на груди, как раз над сердцем.
— Другого выхода не было, — сказала она. — Но этот разрез всегда будет напоминать мне о том хорошем, что ты сделал. — Она помолчала несколько секунд и добавила: — Я слышала о поезде. Джил всё рассказала.
До этой встречи Милос проигрывал в своей голове объяснение с Мэри не меньше сотни раз, заготовил массу всевозможных оправданий, но сейчас, стоя с ней лицом к лицу, ничего не мог вымолвить, кроме:
— Боюсь, я всё испортил...
— Да, это так, — подтвердила Мэри. Затем обернулась к Лосяре, который стыдливо прятал покрасневшие и вспухшие от слёз глаза. — Что это с ним?
— С Хомяком случилась беда, — ответил Милос. — Его загасил шрамодух.
Мэри фыркнула — звук, совсем не подобающий настоящей леди.
— Никаких шрамодухов нет. Тебе не мешало бы почитать мои книги и освежить память.
— Извини, Мэри, но шрамодух существует. Я видел его собственными глазами и видел, как он загасил Хомяка. Мне кажется, именно поэтому и проснулись все междусветы.
Мэри призадумалась.
— Так значит... шрамодухи действительно существуют... и один из них бродит по этому городу. Он ищет послесветов, чтобы гасить их?
Милос покачал головой.
— Нет, ему нужен только я. А теперь, думаю, он и за тобой начнёт охотиться. — Помолчав, он добавил: — Его направляет один парень — он когда-то странствовал с нами. Его зовут Майки.
Мэри вскинула на него глаза — ошеломлённые, дикие, чем-то очень похожие на глаза Майки. Это было до того обескураживающе, что Милос не выдержал, отвёл взгляд.
— Ты сказал «Майки»?
— Да.
— А фамилия у него была?
Милос пожал плечами, но Лосяра, потихоньку продолжавший всхлипывать, пробурчал:
— МакГилл. Майки МакГилл. Как у монштра. Он ешшо утверждал, што это он тот монштр и ешть. А ешшо он говорил, што вы ш ним родштвенники. Он вообше был врун ешшо тот.
— Конечно, он лгал, — сказала Мэри, однако вид у неё был менее уверенный, чем минуту назад. — Любой, кому взбредёт в голову воспользоваться шрамодухом для своих грязных целей, солжёт и глазом не моргнёт.
В дверь хранилища снова заколотили.
— А там у вас кто? — спросила Мэри.
Милос жалко улыбнулся.
— Я собирал урожай душ... ради тебя. Ты хотела больше послесветов... Ну, вот я и подстраивал всякие несчастные случаи...
Мэри положила ладонь на дверь хранилища, наверно, чтобы ощутить вибрацию под ударами, сыпавшимися на дверь с той стороны.
— Сколько их?
— Што вошемьдешят три, — ответил Лосяра. — Я вёл утшёт.
— Ты же хотела, чтобы я собирал для тебя души, да? — умоляюще спросил Милос.
Она не торопилась отвечать, лишь стояла и смотрела на запертую толстую дверь хранилища так, будто проникала через неё взглядом прямо в сердца находящихся по ту сторону послесветов. Затем она повернулась, и её лицо впервые за всё время разговора озарила улыбка. Она ласково обняла Милоса и прошептала ему на ухо:
— То, что ты сделал, просто чудесно! Я прощаю тебе все твои промахи, потому что знаю — твоё сердце предано нашему делу.
На Милоса нахлынула волна облегчения. До этого момента он даже не подозревал, насколько ему необходимо было её прощение.
— Сто восемьдесят три... — задумчиво проговорила Мэри. — Что ж, пока неплохо, но, мне кажется, пора нам начать думать и действовать более масштабно.
— Более масштабно? — переспросил Милос.
Она легонько поцеловала его в щёку, но пояснять не стала.
— Открой дверь, а потом закрой её за мной, Милос. Мне понадобится некоторое время, чтобы развеять их страхи. У тебя случайно нет под рукой каких-либо моих книг, которые я могла бы им дать?
Милос виновато покачал головой.
— Ничего, — сказала она. — Наверняка в Междумире многое изменилось. Может быть, пришло время для новой книги.
И с этими словами Мэри повернулась и вошла в хранилище с твёрдым намерением сделать этих детей своими.
* * *Джикс и Джил ждали на улице около входа в банк вместе с Кошмариками и зелёнышами. Они не знали, что происходит внутри, и терялись в догадках, почему Мэри так долго нет.
— Что если Мэри вообще не выйдет оттуда? — задал вопрос Колотун. — Что тогда?
Ни у Джикса, ни у Джил не было ответа.
Когда наконец Мэри вышла, она вышла не одна — с нею были Милос, Лосяра и огромное облако послесветов — зелёнышей, конечно, судя по их растерянному виду; однако они явно доверили свои души мисс Мэри Хайтауэр.
Джил даже смотреть на Милоса не желала, а тому тоже было нечего сказать ей.
— Мне бы хотелось, чтобы вы не питали к Милосу недружественных чувств, — предложила Мэри Джиксу и Джил. — Он хорошо поработал, создавая возможности для перехода в наш мир, и спас огромное количество душ от опасностей живого мира. Если между вами была какая-то вражда, советую о ней позабыть.
Джикс согласился. Джил тоже кивнула, правда, не очень охотно.
— Вот и отлично, — сказала Мэри. — Милос поведал мне несколько неприятных новостей. Он рассказал, что в Сан-Антонио появился шрамодух...
Послесветы из тех, что стояли поближе, ахнули; по толпе побежал гул. К слухам о чудовище с щупальцами добавилась молва о шрамодухе.
— Шрамодух... — сказал Джикс. — Очень интересно. Живой, ходячий междуворот. Да, это много объясняет.
Мэри продолжала:
— ...что несёт с собой смертельную опасность для каждого послесвета. Поэтому... — Она приостановилась, потому что окончание фразы далось ей нелегко: — ...этот город — не лучшее место для нас.
Джикс уловил в её голосе некую недосказанность. Мэри чего-то ждёт от него. Он знал, чего, и был готов дать ей это.
Он почтительно склонил голову и промолвил:
— Я к вашим услугам, мисс Хайтауэр. Чего бы вы ни пожелали, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ваша воля была исполнена. — И добавил: — Все эти послесветы — ваши. Командуйте.
— Спасибо, — проговорила она, — но я не командую. Я охраняю.
Джикс снова склонил голову.
— Виноват.
Мэри окинула взглядом послесветов, ждущих её распоряжений, а затем обернулась к Джиксу с улыбкой, показавшейся ему одновременно тёплой и коварной. Как по-кошачьи!..
— Расскажи мне, пожалуйста, о вашем короле, — сказала Мэри, — и о Городе Душ.
Глава 30
Что-то про чечевицу
«Они скоро найдут вашего сына, — прозвучал в голове женщины громкий голос. — Мне бы хотелось подготовить вас к худшему...»
Женщина растерялась. Когда её сына не оказалось среди детей, спасшихся с площадки для игр, она начала опасаться самого плохого, но всё же надеялась, что её ребёнка вообще не было на площадке. Может, он в это время пошёл в медпункт или в туалет. Но там его никто не видел... а теперь ещё и этот странный голос в её голове...
«Я не в состоянии почувствовать вашу боль, но вы не одна. Я здесь затем, чтобы принести вам утешение».
«Кто вы?» — спросила женщина у голоса.
«Я дух, посланный к вам рассказать, что ваш сын достиг места своего назначения».
«Что значит — «места своего назначения»? Кто вы? Как забрались в мою голову?»
«Я здесь, чтобы утешить вас в час скорби. Вы можете оплакивать вашу утрату и горевать, что больше никогда не увидите вашего сына в этой жизни, но не скорбите по его духу. Я собственными глазами видела, как он ушёл в свет, и на его лице была такая сияющая улыбка, какой я никогда и ни у кого не встречала. Он ушёл туда, куда уходят все... и он счастлив».
Через пару минут к женщине подошёл полицейский. Его бледное лицо несло на себе печать такой скорби, что мать сразу поняла — случилось что-то очень, очень страшное. Офицер снял фуражку и заговорил, но она уже не смотрела него. И всё же в это ужасное мгновение необычный визит вызвал в душе женщины что-то такое, отчего она унеслась за пределы реальности; и в то время как тело несчастной матери содрогалось в рыданиях по погибшему сыну, дух её парил в вышине с абсолютным знанием, что её дитя теперь дома в самом истинном смысле этого слова и что там, за пределами бытия, есть что-то гораздо большее.