Теодор Старджон - Благая потеря
— Я-но-вы-й… — сказал он, откровенно передразнивая манеру автомата.
Наверно, Бриг решил проверить, способен ли робот распознавать образы.
— П-ро-й-ди-те. — выговорил робот и отступил в сторону. Но тут же вторично взглянул попеременно на нас обоих — такое впечатление, будто в его башке со скрипом начали ворочаться шестеренки, производя сложные расчеты.
Робот угрожающе поднял дубинку. — Но-вы-й-вы-ше-ро-с-том, — сказал он.
Бриг едва увильнул от карающей дубинки.
Я поспешил выступить вперед, робот дал мне пройти.
— Ты понял! — крякнул вслед мне Бриг. — Он различает нас по простейшим параметрам.
Интересно, если бы мы с Бригом были одинакового сложения, сумел бы тогда робот отличить нас друг от друга? Впрочем, это не столь уже сложное дело. Возможно, внутри его утробы хранится электронный отпечаток наших лиц. и роботу нетрудно сличить их.
Автоматы шагали рядом со мною, одновременно поднимая ноги и печатая шаг. Маршировали, размахивая одной рукой, в другой сжимали дубинку.
Мы шли по главному штреку, затем повернули налево, миновали пустой, скудно освещенный зал, на одной стене мерцали светящиеся приборы. Возможно, это и есть машинный пульт.
Еще раз повернули влево и попали в невысокий и узкий штрек, который заканчивался тупиком. По обе стороны располагались ниши и запертые двери. Кое-где подле дверей в неподвижных позах стояли роботы. Чуть взблескивали их объективы, когда мы проходили мимо. Слышалось гудение вентилятора, в штреке явственно ощущалось легкое дуновение, различались странные запахи — можно было подумать, что мы попали в зверинец.
Меня подвели к двери в одной из ниш. Робот, стоявший там, притопнув щелкнул резиновой палкой и распахнул перед нами дверь. Мы очутились в тесном помещении, с низким потолком, точнее, каменным сводом, на котором поблескивали кристаллы. В центре каморки находился стол. За ним, монументально расставив ноги, сидел робот. Должно быть, лицо у него было изготовлено из более грубого материала, совершенно лишенное мимики, одеревенелое. На одежде навешаны иные знаки, чем у роботов, сопровождавших меня. Руки лежали на столе неподвижно. Возможно, он находился пока не в рабочем состоянии. Первым знаком, что он действует, было движение головы. Объективы впились в меня: вероятно, фотографировали, запоминали параметры.
— Са-ди-те-сь, — произнес он, четко выстреливая по отдельности каждый слог, и рукой указал на стул.
Видимо, стул был привинчен к полу, я не смог сдвинуть его с места. Пришлось протиснуться на сидение. Роботы встали позади. Я хоть и не видел их, но слышал, как они переместились. И даже знал, что их дубинки угрожающе подняты.
"Ни одного неосторожного движения, — мысленно сказал я себе. — Держаться так же, как они: замедленно, неторопливо, не проявляя эмоций, чтобы не настораживать их понапрасну».
Робот долго рассматривал меня. Неслышно работали биоэлектронные нейроны внутри его черепа. Разместить их можно было где угодно. Но, скорее всего, они находились именно в голове: ведь в остальных частях тела нужно было поместить искусственные мышцы, имитирующие движения человеческого тела. Не совсем, правда, удачно имитирующие. Лучшего результата конструкторы достигли в маховом движении руки, поднимающей и опускающей дубинку.
Я с удивлением разглядел на столе под руками робота стопку старинной бумаги и авторучку, какими пользовались лет полтораста-двести назад. Писать, что ли, он намеревался? Я знал, как сложно обучить робота письму — куда проще вмонтировать в одну из его рук печатающее устройство, если уж нужно было, чтобы робот писал.
Должно быть под столом находился потайной выключатель — внезапно зажглась сильная лампа в рефлекторе, укрепленная на краю стола, как раз напротив меня. Ослепляющий свет ударил в глаза, я невольно зажмурился и отклонился в сторону, но роботы грубо возвратили мою голову под безрадостный луч прожектора. Послышался лающий голос моего истязателя:
— На-зо-ви-те-со-о-бщ-ни-к-ов, как-про-ник-ли в ша-х-ту, с ка-ким за-да-ни-ем…
Злость закипала во мне, я через силу сдержал себя. До тех пор пока я не выясню программу, по какой действуют роботы, я ничего не достигну. Признаться, мысли мои зашли в тупик. Я никогда не слыхивал о роботах, которые истязают людей. Инга права: я не знаю чего-то очень важного из истории позапрошлого века. Я хорошо представляю, какими путями развивалась техника, но как мыслили те, кто управлял ею, не имею понятия. Инга будет торжествовать, когда узнает, в какую переделку я попал из-за своего невежества. Я просто обязан выпутаться из этой истории своими силами. Вначале испытаю, как они поведут себя, если скажу правду.
— Сообщников не имею. В шахту проник через автоспуск. Задание — установить причину остановки работ.
— Пре-ду-п-ре-жда-ю-за-да-чу-ло-ж-ных-по-ка-за-ни-й не-се-те-от-ве-т-стве-н-но-сть в-ва-ши-х-ин-те-ре-сах го-во-ри-ть-пра-в-ду…
— Я и говорю правду. Я в самом деле спустился в шахту через подъемную клеть.
— Э-то-го-не-мо-гло-бы-ть… — Он еще раз повторил, что мне лучше не упираться, говорить правду и предупредил: — По-ка-мы-пос-ту-па-ем с-ва-ми-гу-ман-но-не-при-нуж-да-й-те дей-ство-ва-ть-дру-ги-ми-ме-то-да-ми…
Вот история! Почему этот болван считает, что я не мог спуститься в шахту в подъемнике? Нетрудно было догадаться, на какие другие методы он намекал. Что значит в его представлении — гуманно? Он ведь способен пользоваться только конкретными понятиями. Видимо, для него гуманно — означает в интересах заданной программы. Но при чем здесь «гуманно»? Вполне можно употребить другой термин. Я уловил одно: от меня добиваются каких-то признаний.
— Бу-де-шь-от-ве-ча-ть…
Роботы, стоящие за спиной, заломили мне руки. От боли я чуть не потерял сознание. — Буду, — сказал я.
— К-то-со-о-бщ-ни-ки…
Я попытался расправить плечи, проверить, не выставили ли они мне суставы, но роботы не дали.
— Штефан Индрик, — поспешно назвал я.
Робот повторил имя, произнесенное мною, и застрочил — мне не было видно, что он там пишет.
— Ш-те-фа-н-ин-д-ри-к, — повторил робот и спросил: — Кто-он-ка-кое от-но-ше-ние-к-ва-ше-му-за-да-ни-ю-име-ет.
— Мой шеф. Это он помог мне проникнуть в шахту. Робот продолжал выпытывать у меня все, что имело отношение к
Штефану Индрику. Если я затруднялся с ответом, мне выкручивали pуки. Так что я поневоле стал говорить бойко. Он беспрерывно что-то строчил на бумаге.
Когда он спросил, были ли еще сообщники, я вначале подумал назвать Ингу и Брига, но в последний момент что-то удержало меня от этого, я назвал администратора гостиницы и дежурного на спортивной базе, совсем освоился и не задерживал ответы. Роботы перестали причинять мне боль. Я даже пытался сбить следователя с толку, говорил посторонние сообщил, какая погода и как хорошо сейчас кататься на лыжах. Он вал меня.
— От-ве-чай-те-по-су-ще-ст-ву.
В конце концов, он таки измотал меня, все мне стало безразличным, хотелось одного — скорее уйти отсюда и отдохнуть. Возвращение в камеру, где остался Бриг, представлялось мне самым желанным. Ни о чем другом я уже не мечтал.
— На-се-год-ня-до-про-с-око-н-чен, — сказал он. Назад роботы вели меня тем же путем. У меня подкашивались ноги. Самое гнусное в этой истории не то, что я ничего не достиг, а то, что мне
Пришлось выкручиваться и лгать. Сказать, что я одурачил робота, нельзя. Разумеется, никакого вреда ни моему шефу, ни дежурному администратору в гостинице роботы не в состоянии причинить, но я все равно чувствовав себя мерзко. Будто и в самом деле совершил предательство. Вот почему я не смог назвать ни Ингу, ни Брига — они для меня самые близкие люди. Подсознательно я решил «пожертвовать» другими. Почему не пришла мне в голову простая мысль: назвать вымышленные имена?
Наверху, конечно, хватились меня, сигналят, Инга подняла переполох. Уверен: на выручку нам снаряжают целую экспедицию. Думаю, моему шефу таки пришлось послать кого-нибудь из сотрудников института, и укротить роботов сумеют. И тут меня прошибло холодным потом. На столе у робота-следователя обнаружат листки с моими показаниями. Возможно, вся эта история войдет в учебники. Разумеется, никому не придет в голову обвинить меня в предательстве… Нет! Что угодно, любой другой позор, только не допустить, чтобы протокол допроса очутился в чьих-то руках. Я готов был кинуться на роботов, сопровождавших меня, молотить кулаками, кусаться… Но эта истуканы, похоже, угадали мои намерения, взяли меня под руки с такою силой, что я не мог шевельнуться, и втолкнули в камеру. Я раскроил бы себе череп об стену, если бы Бриг не подстраховал меня. — Знаю их дьявольскую методу, — сказал он и заставил меня пощупать шишку у него на макушке. — Руки тебе не вывернули?
— Пока нет. Я отделался легко, — сказал я и невольно покраснел.
