Венеамин Гиршгорн - Универсальные лучи
Новый оратор… Еще. Еще… Кажется — одной грудью дышит толпа, одной думает головой.
Наряд на автомобильный завод Крейса. Сам Крейс звонит. Спешно.
Черные авто с зловещим шелестом помчали сотню солдат.
---Гордо плещутся красные флаги.
Гудит толпа. Синими волнами, серой пеной бурлит — синие блузы и грязные кепки.
— Мы не хотим больше работать для Крейса, — крикнул с трибуны рабочий и эхом, от цеха до цеха, разрывая тесную клетку каменного забора, рявкнуло:
— Мы не хотим больше работать.
У ворот свалка и крики.
Все — от трибуны к воротам, а там солдаты цепью, ощетинившись сталью штыков, шаг за шагом теснили рабочих.
А-а-а-а-а-а-а-а.
Солдаты — камень… Лица под кепи — из камня…
— Мерзавцы.
— Сколько вы получили от Крейса?
— Стреляйте. Ну. Стреляйте.
— Бросьте винтовки.
— Мы не хотим больше работать.
— Товарищи, в цехи…
И, отхлынув, побежали, стуча гвоздями тяжелых ботинок, по каменным плитам… А сзади сухо щелкали зубы затворов, да управляющий, растирая кровь из разбитого носа, поднявшись с земли, выплевывал с кровью:
— Стреляйте, стреляйте в мерзавцев.
Начальник (Манус — блестящая кепи, под кепи — блестящий пробор).
— Мистер, все будет прекрасно.
В цехах — стекла вдрызг.
Топот ног.
Солдаты к дверям.
Трах… трах…
Бей. Камнем. Камнем.
Трах… трах…
А а а-а-а-а.
Манус — Джо, швырявшего камни в солдат — рукой в перчатке (сажа на пальцах — мещанство) с размаху в лицо (на белых перчатках — вдруг красные пятна).
— Щенок, коммунист.
Джо волчонком — зубы в упругие ляжки Мануса…
Хрясь.
А-а-а-а-а-а-а
Трах-трах.
В цехах — растоптанный уголь и грязные красные лужи.
На авеню 5 — тихо. Крейс, маникюр кончая улыбнулся, когда прочитал:
— Всего лишь 17 убитых рабочих.
Глава 18
Неудачи всесильного доллара
Очередь Боба.
— А, это ты?
— Есть что-нибудь?
— Да. Собрание металлистов у Сквальтона, Знаешь, в порту (еще бы, до сих пор синева под глазом и больно). Смотри в оба. Запомни лица главных буянов, а потом…
— Ладно… Ладно.
---В баре — дым как всегда, только все, кто пришли из разных кварталов, не пьют, а, сгрудившись тесно, одни к одному, с раскрытыми ртами, жадно стараясь каждое слово словить, разжевать и запомнить, слушали, не замечая, что душно, жарко и тесно.
Боб стоит на стуле. Вся зала внизу. Боб старательно изучает незнакомые лица.
— Тот кудлатый и черный наверно главарь. Все всё время к нему записочки пишут… Так…
Заметил у двери личность; определенна таинственная рыжая козлиная бородка, усы; из-под черной, надвинутой шляпы глаза — пытливо по зале; остановились на Бобе. Боб со стула… Расталкивая недовольных рабочих — к двери.
Незнакомец еще тут.
У Боба от старания глаза заболели, и шея заныла.
— Только больше внимания, внимания (не будь ротозеем — учила жена). Он вышел… И Боб осторожно шмыгнул за тяжелую дверь.
Вместо белого теплого пара — холодный туман такого же цвета.
Незнакомец у фонаря остановился; услыхав шаги, рванулся вперед. Боб прибавил шагу. Тот побежал.
— Нет, шалишь, не уйдешь.
Мимо мелькают фонари и дома.
Ветер бьет в лицо холодным дождем.
В конце переулка Боб кулаком в спину и вместе в грязь.
Незнакомец пыхтел, но Боб усердно (карьера, карьера, карьера) дубасил револьверной ручкой по мотавшейся шее…
Когда шея перестала болтаться, Боб носовой платок в рот незнакомцу (еще услышат другие), руки крепко связал и несколько раз пронзительно свистнул. В конце переулка ответили сразу.
Помогая сержанту втиснуть добычу в карету, Боб хвастал:
— Я сразу пронюхал. Видно, важная шишка.
И кровь (чужую) вытирая с лица, улыбался довольно.
В полицейском участке — тепло и светло.
Джонсон довольный (попался, голубчик) кулаком два раза ткнул под черную шляпу и бороденку рванул, и тут…
У Боба сердце метнулось куда-то, улыбка довольная так и застыла, Джонсон затрясся и бросился к двери.
Между солдат, избитый и рваный, с грязным платком в разинутом рту, стоял красный от гнева владелец несчетных миллионов, экспрессов и вилл.
Крейс.
Глава 19
Дик-Прыгун не так глуп, как кажется
Лакированный авто, шоффер-негр (подлая рожа и толстые губы), Дик у стены притаился, глаза округленные, — блюдце.
Крейс выезжает… Что, если к Ройту. Дик, будь на-чеку.
Слился со стеной.
Дверь настежь и в блестящем цилиндре, в щегольских узконосых ботинках, в коротеньких брючках — Крейс в авто лакированный — важно.
— Авеню, 10.
И негр-шоффер рукоятку изящную тронул, руль в руки. Ход тихий сначала, быстрей и быстрей, но Дик (Дик не глуп, это только так кажется) быстрым комочком, бесшумно и ловко сзади прицепился…
Удачно.
— Что, если к Ройту. Джо будет ужасно доволен, и тогда уж наверно Ройт на свободе…
Авто лакированный — птицей стремительно.
— О, чорт. Как круто свернул негр паршивый. Чуть-чуть не слетел я на землю (Дик мысленно негра по шее палкой увесистой).
На перекрестке полисмэн зорким взглядом Дика приметил.
— Эй, черная морда, сгони-ка мальчишку… Эй, чорт…
— Куда там. Так он тебя и услышал, кукла в мундире… Полицейский-ищейка.
Ход быстрый все тише и тише.
Стоп.
Крейс: Чарли, дождись, — и нырнул в шикарный подъезд. На двери дощечка — на меди черным — Иосиф Кац.
Раз дождись — значит скоро.
— Кац… Кац… А… В баре — толстый буфетчик сказал недовольному чем-то клиенту: — «Ступайте вы к Кацу — женщины лучше и пища; но дороже, гораздо дороже. Ха-ха…».
Ночь — черный флаг — над Нью-Йорком нависла. Звезд нет. И зачем звезды? Разве тысяча свеч электрической лампы темнее?
Дик заснул на широкой скамейке в нише соседнего дома. Негр-шоффер на сиденьи удобном.
Вдруг — дверь с дощечкой «Иосиф Кац» настежь.
Крейс в цилиндре блестящем, в щегольских узконосых ботинках, в коротеньких брючках.
Подвыпивший Крейс — воспаленные веки, отвислые губы, нос ярко-красный на белом лице. Дика словно толкнуло.
Уф, Крейс уезжает… Однако, как поздно, рано — вернее.
Крейс шоффера щелчком:
— Домой.
Дик с досадой: Эх, уезжает… Ничего не узнал.
Крейс, с подножки авто, пьяным рыком.
— Гип-гип, мальчуган. Батайль лопнул… Лопнул Батайль. Я заработал на этом 13 миллиардов… Мальчуган. Мальчуган, крикни: «Да здравствует Крейс». Крикни. В этой горсти наверное добрая сотня долларов… Крикни: «Да здравствует Крейс». И все будет твое. Ну!
Дик (Дик не глуп, это только так кажется), — деньги шайке отнюдь не в излишек, — звонко:
— Да здравствует Крейс (и отплюнул в сторонку тихонько).
На панели — доллары, доллары, доллары.
Глава 20
То, что дороже долларов
— Оль-ля-ля. Джаз-банд. Хип-хип.
Шайка «Хромого Джо» удивленно на влетевшего Дика.
— Крейс решил тоже пожертвовать деньги на поиски Ройта. Вот считайте.
Жестом широким (как будто с детства не улица, а клубы Монако) деньги на стол, и сразу четыре лохматых головки над ними сомкнулись.
— Один. Два. Три…
— Но… прекрасно…
— Дик молодец.
(Дик грудь колесом и презрительно на «Красного Кэба» — самый младший и слабый.)
— Шесть. Семь. Во… Во…
— Джо, что случилось?
— Записка.
— Записка?
Джо медленно, медленно (как важный хирург извлекает осколки из раны) из кучи цветных ассигнаций — скомканный шарик.
Если бы с черного неба полилась на Нью-Йорк раскаленная лава, если бы к чорту полетели дома, небоскребы, авто с оглушительным взрывом и шумом, все равно раскрасневшийся Джо реставрировал бы важно бумажный клочок.
-- Ройт —--- молчит —- и-- ка-- пои--
о- не помогает —----
Управл--- Смит —--— Теперь мы знаем, где находится Ройт. Вилла 12 — управляющий Смит (по столу бьет кулаком и доллары — испуганно — на пол).
— Эй, Джо, осторожней, доллары.
— К чорту доллары. Вот эта записка нам дороже всяких долларов.
---У Крейса острый припадок геморроя. После веселой и памятной ночи (пустые бутылки, панталоны Луизы-певички… теплота полувялых грудей).
Колоссальная боль…
Лакей на цыпочках — мимо Крейсовой спальни.
Только телефону нет дела до Крейсовских шишек.
Тррр-рр-рр…
— Алло… Это я, Крейс… Никуда не поеду… Нет… Не могу… Теряю шестнадцать… К чорту… Мне здоровье дороже долларов…
---Шесть человек.
Для них нет Америки — ошалелой и шумной. Весь мир заменяет им родину в паспортной книжке.
