Сергей Шведов - Пал Вавилон
— Куда предкам было столько богатства?
— В этом месте в древности русские оружейники вооружение ковали, о каком мы даже и не ведаем.
— А не опасно тут нам пребывать?
— Тут — нет. А в некоторых запечатанных подземных схронах есть сплавы, которые губят человека даже на расстоянии.
* * *Из тёмного коридора вышли в светлую хоромину.
— Тут моя оружейная палата, купец. Я в ней выставку диковинных древностей устроил. Всё любопытное сюда стягиваю, понять древнюю хитрость пытаюсь. Тут даже книги сохранились для рукомесленников. По–русски написаны, а понять нельзя, бо мы — отсталые неучи по сравнению с праотцами.
— Разве книги сырость за тыщи лет не съела?
— Самые глубокие ярусы вечная мерзлота превратила в лЕдники. Там в студёной сухости страницы древние не рассыпались в прах, а достались нам целёхонькими.
Воевода говорил торопливо и с придыханием, как всякий заправский охотник–собиратель, когда тот хвастается своими сокровищами.
— Одного в толк не возьму, купец, почему древние так любили колесо? Колёса у них в махинах, колёса в повозках, колёса в ладьях, колёса на морских и даже на воздушных кораблях. И проволока повсюду — в махинах, повозках, неведомых приборах. На проводах висят стеклянные бульбы. Вот и догадайся, что заставляло их светиться?
— Колёса хороши для повозки или возка, если твёрдые дороги есть.
— Нет у нас дорог — топь сплошная. Поэтому наши умельцы ладят повозки без колёс, чтобы она над землёй шла, а земли не касалась, Да и мало у нас повозок тех. Все реками да ручьями сплавляемся… Ты вот ещё скажи, купец, почему у древних в книжках на картинках воздушные корабли с крыльями? Зачем крылья, если они не машут? Нет, мы никогда не разгадаем этой тайны нашими куцыми умишками.
Купец пожал плечами:
— А может, умишко твой не такой уж и куцый?
— Не смеши самого себя — куцый и недалёкий. Предки ого–го что знали! Почему на древних картинках всегда валит дым из их повозок? Могу догадаться — огонь давал им силу. Но мы до сих пор не знаем, какая сила прячется в огне. Он нам только для сугреву дан. А у древних он движители толкал, не иначе как. Предки знали важную огненную сноровку, которая навсегда утрачена.
— У древних греков такая сноровка называлась «технология», — хитро усмехнулся в бороду купец.
— И-эх! Все древние технологии нами безвозвратно утрачены. Нам не подняться до уровня прародительского знания. Мы просто бездарные потомки великих предков.
— Как сказать, может, предки были не такие уж умные, если от них только горстка русских осталась?
— Вот уж загнул, глумливец! Предки наши ого–го сколько умели! Нам бы хоть половинку их умений… Ладно, пошли, купец, дальше смотреть моё оружейное собрание.
* * *— Вот смотри — это древняя пищаль, или стрЕльба по–нашенски. Мы разгадали по рисункам в рукомесленных книгах и надписям к ним, что она метала пульки на тыщу саженей. У ней столько составных часточек, шептал, крутиков, рычажков, вертлюжков, о назначении коих мы даже не ведаем. А вот уж наша современная русская стрельба, сиречь пищаль для моих стрельцов. Она тоже мечет смертоносные пульки на тыщу саженей. Но наша простая, как осиновый кол, и незамысловатая, как грабли. В ней почти нет подвижных деталей. Вот желобок, куда вставляют стопочкой силовые плиточки. Вот ларчик, куда мы загоняем стопку пулек. Десять пулек отстрелял, дёрнул затвор — израсходованная плиточка выплёвывается. Ее замещает другая силовая плиточка, а ружьё вновь готово к стрельбе, если новую обойму с пульками вставить. Вот и вся наша измысловая премудрость. Только вот если выпустить десять пулек подряд без перерыва, наша стрЕльба раскаляется так, что руки до волдырей обожжёт. А вот на стене, видишь, картинка древнего боя — воины бегут со стрельбами в обеих руках, стреляют много и часто, а руки у них не горят. И что значат эти огонь и дым, которые вырываются из дула? У нас из ствола почти бесшумно вырывается только пуля. Нет, купец, никогда мы не постигнем премудрости древних, потому что они знали тайну огненного взрыва для метательного оружия и движителей, а мы её не ведаем.
Воевода, как и всякий распалённый страстью охотник–собиратель, даже не заметил, что купец его слушает без увлечения и даже как бы с лёгкой насмешкой, которую он прятал в рыжей бороде. Зато рассматривал он всё подряд с нескрываемым увлечением. Расторопные ручки торгаша суетливо ощупывали оружие, оценивали и приценивались. Он цокал языком и чуть ли не закатывал глаза от удивления:
— Да с таким вооружением полмира завоевать можно, князь!
— Не о том думаешь, купчина. Где тебе знать военное дело! Твоё дело — торговать, отмерять и взвешивать. Я тебе о нашей беспомощности и отсталости толкую. И всё это потому, что у нас нет наук. Наши розмыслы с их несовершенными махинами и незамысловатыми приборами не знают законов природы, а руководствуются звериным чутьём и неуловимой смекалкой. Иной розмысл и сам не понимает, как его махолёт летает. Не говоря уже о водоплаве со струйным водомётом. Мудрецы–алхимики не могут разложить по полочкам состав сплава, который выплавили для брони. Метафизики внутренним чутьём обуздали силу притяжения, научили человека птицей парить над землёй без крыльев, а не могут объяснить причину тяготения тел друг к другу. Духовидцы не могут рассказать про тайны человеческой души, почему один сын одного и того же отца и той же матери добрый, а другой — злой. Не ведают, как построить человеческое содружество без злобы и корысти. Лекари не объяснят тебе, как они раны исцеляют без шрамов, как нутряные язвы заживляют, как недавно убитых оживляют. Всё творят по наитию, а лекарской науки у них нет. Всё, что знали древние, нам закрыто.
Купец рассеянно кивал, а его шаловливые руки все шарили да шарили по военным снарядам и убийственным приборам, словно с намерением стянуть, что плохо лежит.
— Вот смотри — ещё одна стрЕльба старинная. Чем древние нарезали ствол изнутри, чтобы заставить пульку крутиться в плёте? У нарезок ихних ровнехонькие кромки, а мы искру внутрь по винтовой линии пускаем — у нас на нарезке кромок нет, стыки поверхностей сглажены, а у древних они — ровнёхонько под прямым углом. Или скажи, чем и как они сверлили железный твёрдосплав? У них получалось отверстие, ровное по всей длине. А мы лучом пробивным прожигаем — на выходе дырка всегда шире, чем на входе.
Хозяин подвел гостя к древней пушке.
— Вот смотри — у неё есть казенная часть, куда снаряд заталкивают. Это ж сколько здесь всяких рычажков, вертлюжков и колёсиков! А вот нашенская пушка — бьёт до самого небокрая, скалы крушит, а никакой казенной части у неё нет и снарядов к ней не нужно, потому как мы не ведаем тайны древних, а бьём в цель пучками лучей. Ну как нам после этого постигнуть премудрость древних?
Гость пожал плечами и хитровато ушёл от ответа:
— Я, княже, технологиям не обучен. Ты прав — мы всё больше по торговому делу. Купи–продай, одно слово, если рассудить здраво.
— Вот и рассуди, купец, здраво. Наш человек может пролететь сам по себе над землёй всего сто саженей, и то без ноши. Как же далеко и высоко умели летать сами по себе без крыльев и движителей древние с их умными технологиями? Хотелось бы знать, да знаний нам взять неоткуда.
Воевода с раздражением потеребил на себе малахитовое ожерелье и щёлкнул пальцем по такой же серьге–подвеске на ухе.
— Вот с этой штукой, купец, мы можем нечутно разговаривать друг с другом на расстоянии до двухсот пятидесяти вёрст. А по древним картинкам видно, что праотцы сообщались друг с другом, стоя на разных концах земли. И даже с небоплавателями на вселенских кораблях между дальними планидами разговаривали. Это какие же дали далёкие!
Купец с недоверием взял из кучи малахитовое ожерелье, выбрал серьгу–висюльку побольше, нацепил всё это на себя и с изумлением поднял брови:
— Так ты можешь разговаривать со мной, даже не разжимая губ? И мои мысли тебе становятся известны?
— Да оставь пустое! — с нетерпением отмахнулся воевода от его вопроса. — Не о том мы говорим. Древние умели гонять по небу искусственные звёзды. Посылать воздушные корабли за облака, а неболёты — в небесную пустоту. Предки шагали по другим планидам, а может, даже летали к чужим звёздам. А что умеем мы? Только выйти на предел силы притяжения — сиречь на незримую окружность околоземную, как древние на заре истории. А к чужим звёздам нам пути нету. И-эх, бездарные потомки всемогущих предков!
Вспышка внезапного возбуждения у воеводы прошла столь же неожиданно, как пришла. Выговорился о том, что наболело в душе, до конца. Снял шапку, вытер рукавом испарину со лба, как–то весь обмяк, потерял боевитый дух, и сказал уже без жару, а обреченно:
— Да, мало нам ведомо… Хоть бы господь сподобил ангелов–хранителей нашим розмыслам откровение дать! Нет, не даст по грехам велиим… Ну, поехали, купец, наверх, что ли… Твои казаки–ватажники поди уже проснулись. Да и наши людишки посадские ждут весёлого действа на торжище. Без этого ведь никак! Любопытно им глянуть, кто чем кому поклонится, и что на что обменяет. За то нельзя их винить. В наши глухие палестины залётные купцы только зимой по речному льду на санях добираются. А ты вот весной в самую распутицу заявился — экая диковинка. Об этом они ещё много лет помнить будут.
