Наталия Сова - Королевская книга
Он говорил не торопясь и уже не пускался в труднопереводимую антарскую поэтику, но такими странно манящими были его слова, что я растерялся, не зная, что и думать, с большим трудом сохраняя непроницаемое выражение лица.
— Люди, правда, несколько подзабыли свое предназначение. Способностью строить обладают теперь всего несколько человек на свете… Вернее, способностью видеть. Чувствовать. Нет, люди, конечно, стараются в меру сил: почти на каждом замковом месте стоит какая-нибудь постройка. Неправильная, разумеется.
Он склонился над своим чертежом, и в его руке появился уголек.
— Например, — сказал он и начертил что-то угловатое, косо налезающее на белые линии. — Так выглядит ваша крепость, упустившая шанс стать великолепным неприступным замком. Строили ее, скорее всего, в эпоху Великих Завоеваний и страшно торопились, к сожалению. Мне кажется, будь у зодчего время подумать, он создал бы нечто более соответствующее оригиналу. Они пересекаются, видите, здесь и здесь. Кстати, одна из стен проходит прямо сквозь эту камеру. Вон я очертил ее. Можете встать туда — не исключено, что почувствуете что-нибудь и наконец поверите мне. У вас вид человека, который может…
Я был уже у черты. Надо сказать, переступил я ее с некоторой опаской. Но ничего особенного не произошло.
— Черт тебя задери, сволочь хлипкая, — сказал я, вскипая, и вдруг услышал далекий подземный гул и ощутил под ногами огромную глубину, прямо-таки бездну.
Там, далеко внизу, что-то ворочалось и глухо грохотало. Что-то темное и очень опасное. Оно приближалось и росло, грохот становился все сильнее, и вдруг меня ударило и подбросило. Я захлебнулся воздухом. Невидимый поток с ревом рвался из земли прямо сквозь меня. Я закричал и рванулся за черту, но это снова была битва, и меня несло волной отступающей конницы, и вопили кругом, что Рыжий ударил с фланга и что нам конец, а я все пытался повернуть коня, еще не веря, что не смогу никого остановить. «Назад, назад, негодяи!» — хрипел я, рубя своих и чужих, но меня все дальше относило от места, где под ненавистным знаменем сверкали на солнце княжеские доспехи. И внезапно, почти невидимый со стороны солнца, взлетел надо мной чей-то меч, и глаза застлало густым и багровым.
Потом была холодная ладонь мастера у меня на лбу и его тихий голос, повторявший, что все прошло и все хорошо. Я отбросил его руку и сел.
— Что это было? — сипло спросил я.
— Стена, — просто ответил он и, как бы извиняясь, добавил: — Честно говоря, не думал, что на вас это так подействует.
— Надо было думать. Плохо тебя учил твой… этот…
— Гэдан? Он сказал, что я родился мастером и учить меня не надо. Так бывает. Я просто ходил с ним какое-то время, потом он меня отпустил от себя. Это мой первый замок, но я думаю, что справлюсь. Черный Храм тоже был первым у мастера Гэдана.
Я сидел на полу, голова гудела как с похмелья, а он говорил еще что-то, и лицо его опять сияло. Время от времени все расплывалось у меня перед глазами — и я погружался в неприятную тишину.
— …Так что выбирайте. Или у вас будет абсолютная твердыня, где каждая деталь расположена в единственно возможной точке пространства, или вы выполните свою давешнюю угрозу и убьете меня. Вы ведь принимаете меня за шпиона, если не ошибаюсь?
Я поднялся и, пошатываясь, утвердился на ногах. Не сомневаясь в моем выборе, он простер худую руку над чертежом:
— Взгляните. Западная башня вашей крепости поставлена верно. Полагаю, это было внезапное и, к сожалению, мимолетное озарение неизвестного зодчего. Ее мы переделывать не будем, разве что какие-нибудь мелочи… Все остальное никуда не годится. Убрать это будет легко, вы, наверное, заметили: крепость сама рушится… Замковое место всегда избавляется от неправильных построек, в ход идут даже землетрясения, пожары и войны. Но чаще происходит так, как у вас, — быстрое, неостановимое разрушение… Вот здесь будет внутренний двор… Центральная башня… Стена двойная… Ворота.
И вдруг я поймал себя на том, что слушаю, весь подобравшись, охваченный внезапной бешеной надеждой. Словно говорил со мною ангел, посланный мне в награду за долготерпение. Я верю в несокрушимую твердыню, которую он мне построит, в свое будущее могущество и в свою неотвратимую месть. И снизошло на меня неслыханное спокойствие, словно уже встала смертоносная стена, и были по одну ее сторону я и мастер со светлым ликом, а по другую — король, братья, Рыжий, равнина; и все они разом наступали на нас, и не было им уже спасения.
Наступила тишина.
— Вы все еще считаете меня шпионом? — усмехаясь, спросил он.
— Нет, — отозвался я каким-то не своим, придушенным голосом. Сказал — и тут же пожалел. Что-то недостойное было в этом жалком «нет», что-то безмерно унизительное. И я продолжил сурово: — Шпионом я тебя уже не считаю. Ты предлагаешь мне разрушить Даугтер, а это, конечно, не шпионаж. Это, малыш, по-другому называется. К тому же все происшедшее здесь говорит о том, что ты колдун. А по закону…
— Колдун? Я? — изумился он, прижимая ладонь к груди.
— …А по закону каждый изобличенный в колдовстве должен быть немедленно уничтожен. И только огонь избавит мир от скверны. Только огонь!
Это неожиданно подействовало. Вид у мастера сделался недоумевающий и горестный. Уверенность его таяла на глазах.
— О… — выдохнул он. — Да нет же, вы опять все неправильно поняли.
— Главное, чтобы понял ты, — входя во вкус, жестко произнес я. — Тебя сожгут во дворе прямо сейчас.
Он отшатнулся:
— Да вы что! Что я вам сделал? Всего лишь показал место, которое вы и без того нашли бы рано или поздно. С вашей-то чувствительностью! При чем тут колдовство? Сила этого места не зависит ни от кого на земле. Я такой же колдун, как и вы!
Мастер затараторил и замельтешил, снова превращаясь в беспомощного мальчишку. Я не сомневался, что теперь-то уж ему по-настоящему страшно, и не прерывал, пока он не умолк, уставясь на меня с тихим отчаянием. Потом он отвернулся, сел прямо на чертеж и уткнул лицо в колени.
Сдерживая улыбку, я разглядывал тощий затылок, остро торчавшие лопатки, обтянутые линялым кафтаном, грязные светлые вихры. Жалок и тщедушен был посланник небес, да, видно, не нашлось там для меня другого. Я был благодарен даже за один только чертеж, за рассказ, за мгновение надежды. Но больше всего — за то, что он наконец испугался. Я обошел его и спросил почти ласково:
— Эй, тебе сколько лет?
— Ш… Шс…надцать, — сдавленно вымолвил мальчишка, и до меня донесся весьма явственный всхлип.
— Ну-ну. — Я тронул его ногой. — Не бойся, я пошутил.
Он вскинул мокрое лицо.
— Да просто обидно. — Голос его срывался. — Такая несусветная тупость.
— Пошутил, говорю! — прикрикнул я.
По-детски вытирая щеки ладонями, он пробормотал, что впервые видит человека, не заинтересованного в усилении собственной крепости. Так и хотелось мне крикнуть, что не моя это крепость, будь она проклята, и ты будь проклят со своими дьявольскими искушениями, но вместо этого я заорал совсем другое:
— Да кто же строить-то будет? Я тебе буду строить, ты, умник?
На это он ответил, что все должно произойти само собой, что найдутся и люди, и все что нужно, как это всегда было у мастера Гэдана.
— Теперь уж все будет хорошо, раз мы наконец встретились — я и замок, — заключил он.
— Ну что ж, малыш. Будешь сидеть здесь, пока все не найдется само собой. Только ждать наверняка придется долго, очень долго.
С этими словами я направился к выходу и услышал позади тихое:
— Нет, я так не думаю.
Поднявшись к себе, я кликнул Фиделина, велел принести вина и, не раздеваясь, повалился на кровать. Никогда в жизни я так не уставал. Ничто не шло в сравнение с этой беседой, даже памятный поединок с лордом Гаргом, после которого мы поклялись в вечной дружбе, поединок, закончившийся вничью, потому что мы оба свалились с ног от усталости.
Вино было кислое и вонючее. Скривясь, я выпил единым духом, как лекарство. Фиделин все не уходил, переминаясь у двери.
— Это, господин, — сказал он наконец. — Вы бы велели его покормить. С утра парнишка не евши.
Я молча запустил в него кубком.
— Воля ваша, — мрачно ответил он и плотно притворил за собой дверь.
Я закрыл глаза. В камине шипело и потрескивало, а за стенами в ночи грозно гудела от ветра равнина.
Даю ему десять дней, подумал я. Нет, двадцать. Если за это время ничего не произойдет… А что должно произойти? Это же бред собачий, что он мне рассказал. Вранье и дешевые фокусы. Забыть немедленно. Дверь в подвал замуровать. Не было никакого бродяги, никакого такого мастера с непроизносимым именем, и никто мне ничего не рассказывал. В конце концов, я уже привык, что вот он, конец жизни, как на ладони: королевский посланник, бравые ребята в черных плащах, короткий бой. Не будь его впереди, давно полез бы в петлю. Или спился. Или сошел с ума. Только для этого последнего боя нужны мне жизнь, сила и рассудок. А невидимые замки… Слишком сложно. Слишком заманчиво. Слишком красиво, чтобы быть правдой…
