Клиффорд Саймак - Зарубежная фантастика
— Можете передать мистеру Бентону, — резко оборвал его Саттон, — что я не собираюсь устраивать на него засаду.
Херкимер взял со стола свою фуражку.
— Удачи вам, сэр, — попрощался он.
— О, спасибо, Херкимер, — сказал Саттон.
Дверь закрылась, и Саттон остался один. Он вновь повернулся к экрану. Бентон сыграл, чтобы сдвоить ладьи. Оскар хихикнул, передвинул слона на три поля вперед и объявил шах королю Бентона.
Саттон выключил визор. Задумчиво поскреб рукой гладко выбритый подбородок. Совпадение или план? Трудно догадаться.
Одна из русалок выбралась на край фонтана, рискованно балансируя блестящим трехдюймовым телом. Потом свистнула Саттону. Он быстро обернулся на звук, но она уже нырнула в водоем и поплыла кругами, издеваясь над ним непристойными жестами.
Саттон наклонился, залез рукой на полку под визором, вытащил информационный справочник и быстро перелистал страницы.
“ИНФОРМАЦИЯ — земная”.
И заголовки:
“Кулинария”
“Культура”
“Обычаи”
Наверное, вот это. “Обычаи”.
Он быстро нашел раздел “Дуэли”, запомнил нужную страницу, положил книгу на место и вновь установил диск набора номеров, включив тумблер прямой связи.
Обтекаемое, бесстрастное лицо робота заполнило весь экран.
— Я к вашим услугам, сэр, — голос робота звучал резко и неприятно.
— Я был вызван на дуэль, — сказал Саттон.
Робот ждал вопроса.
— Я не хочу драться на дуэли, — добавил Саттон. — Можно мне каким-нибудь легальным путем открутиться от этого? Мне бы также хотелось сделать это элегантно, но на этом я не настаиваю.
— Способов нет, — лаконично ответил робот.
— Совсем нет?
— Вы моложе ста лет? — спросил робот.
— Да.
— Вы здоровы душой и телом?
— Да, думаю, что да.
— Вы здоровы или нет?
— Да, — подтвердил Саттон.
— Принадлежите ли вы к какой-нибудь современной религии, которая запрещает убийства?
— Полагаю, что могу классифицировать себя как христианина, — сказал Саттон. — Кажется, там есть заповедь — “не убий”.
Робот покачал головой.
— Это не считается.
— Она ясна и определенна, — заспорил Саттон. — Там говорится: “Не убий”.
— Все это так, — объяснил ему робот, — но она была дискредитирована. Вы, люди, сами дискредитировали ее, или вы теряете на нее право. Нельзя забывать ее с одним вздохом и взывать к ней со следующим.
— Тогда, кажется, я влип, — сказал Саттон.
— Согласно пересмотру 7990 года, — сказал робот, — достигнуто соглашение: каждый человек-мужчина в возрасте до ста лет, здоровый умом и телом и не связанный религиозными узами или верованиями, должен драться на дуэли, когда бы его не вызвали.
— Понятно, — нахмурился Саттон.
— История дуэлей очень интересна, — продолжал робот.
— Варварство, — не согласился с ним Саттон.
— Может быть и так, но люди все еще варвары и во многом другом.
— Вы дерзите, — сказал ему Саттон.
— Я по горло сыт всем этим людским самодовольством — это так, но — за исключением преступлений людей. А множество преступлений, которые вы уничтожили — вовсе не преступления, если не судить о них по человеческим меркам. Вы говорите, что отменили войну. Вы ее не отменили, вы ее просто устроили так, что никто не осмеливается драться с вами.
— Вы здорово рискуете, приятель, разговаривая так, — мягко сказал Саттон.
— Можете всадить в меня пулю, — ответил ему робот, — когда захотите. Жизнь не стоит того, той работы, которую я выполняю.
Он увидел выражение лица Саттона и заторопился.
— Постарайтесь посмотреть на это так, сэр. На протяжении всей своей истории Человек был убийцей. Он был умен и жесток, с самого начала. Он был слаб, но сумел приспособить для себя дубину и камни, а когда камни были недостаточно остры, он обтачивал. Вначале существовали создания, которых он, по идее, не должен был убивать. Они должны были убивать его. Но он был умен, и у него вдобавок были дубинка и камни. И человек убил мамонта и саблезубого тигра, других зверей, которых он не осмелился бы тронуть голыми руками. Так он отвоевал землю у животных. Он уничтожил их, кроме тех, которым разрешил жить за то, что они ему что-то давали. И даже когда он боролся со зверями, он боролся с другими людьми. Когда с животными было покончено, он продолжал сражаться… человек против человека, нация против нации.
— Но это все в прошлом, — сказал Саттон. — Войны нет уже более тысячи лет. Людям сейчас не нужно воевать.
— В том-то и дело, — не умолкал робот. — Больше не нужно воевать, больше не нужно убивать. Иногда, может быть, на какой-нибудь отдаленной планете, где человек должен убивать для защиты своей шкуры, жизни или власти. Но в общем и целом, больше нет нужды убивать. И все же вы убиваете! Вы должны убивать. В вас еще сохранилось старое зверство. Вы пьянеете от власти, а власть, знак власти — убийство. Вам это стало привычным… Вы принесли это еще из пещер. Вам некого убивать, кроме как друг друга, и вы называете это дуэлью. Вы знаете, что это ложь, но вы лицемерите. Вы создали целую систему слов, чтобы это выглядело вполне приличным, отважным и даже благородным делом. Вы называете убийство рыцарским делом, а если вы так и не говорите, то вы так думаете. Вы прикрываетесь атрибутами вашего порочного прошлого, вы приукрашиваетесь словами, но слова — в ваших устах — ширма…
— Слушайте, — оборвал Саттон. — Я не хочу драться на этой чертовой дуэли. Не думаю, что это…
В голосе робота прозвучало мстительное ликование.
— Но вы должны драться. Пути назад нет. Может, вам нужно несколько советов? У меня есть все виды приемов…
— Я думал, вы не одобряете дуэли.
— Да, — сказал робот, — но это моя работа. Я не могу от нее отделаться. Я стараюсь делать ее хорошо. Я могу вам рассказать личную историю каждого, кто когда-либо дрался на дуэли. Я часами могу говорить о преимуществах рапир перед пистолетами. Или, если вы желаете, чтобы я отстаивал пистолеты, я могу доказать и это. Я могу рассказать вам о вооруженных стычках на древнем американском Западе, о чикагских гангстерах, о штучках с носовым платком и кинжалом, о…
— Нет, спасибо, — отказался Саттон.
— Вам неинтересно?
— У меня нет времени.
— Но, сэр, — взмолился робот, — мне нечасто выпадают случаи поговорить. Я получаю мало вызовов. Всегда лишь около часа…
— Нет, — твердо сказал Саттон.
— Ну, ладно. Может вы мне скажете, кто вас вызвал?
— Бентон. Джеффри Бентон.
Робот присвистнул.
— Неужели он настолько хорош? — поинтересовался Саттон.
— На все сто, — ответил робот.
Саттон выключил визор. Он тихо сидел в кресле, уставясь на револьвер. Потом медленно протянул руку и взял его. Рукоятка удобно легла в ладонь. Палец сам опустился на спусковой крючок. Саттон поднял револьвер, прицеливаясь в дверную ручку. С пистолетом было легко обращаться. Почти также, как если бы он был частью его организма. В нем чувствовалась власть и господство. Как если бы Саттон стал сильнее и более опасным. Он вздохнул и отложил оружие. Робот был прав.
Он дотянулся до визора, нажал кнопку и вызвал конторку в холле. Появилось лицо Фердинанда.
— Кто-нибудь ждет меня внизу, Фердинанд?
— Ни души, — ответил Фердинанд.
— Кто-нибудь меня спрашивал?
— Никто, мистер Саттон.
— Репортеров или фотографов тоже нет?
— Нет, мистер Саттон, вы их ждали?
Саттон не ответил. Он отключился, чувствуя себя довольно глупо.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Человек распылен по всей галактике. Одна пригоршня здесь, другая там. Слишком слабы создания из костей, мозга, мускулов, чтобы сдерживать Галактику. Слишком хрупкие плечи, чтобы держать мантию величия человеческой расы простертой через тысячи световых лет.
Все это потому, что Человек слишком спешил, был перегружен много больше своих физических способностей. Не силой удерживал он свои звездные аванпосты, но чем-то еще… глубиной человеческого характера, всем своим колоссальным самомнением, своим диким убеждением, что Человек — величайшее существо, которое когда-либо породила Галактика. И все это происходило несмотря на множество опровергающих факторов и фактор, которые он брал, оценивал и отбрасывал, полный презрения к любому величию, креме величия безжалостного и агрессивного — величия Человека.
— Слишком тонко, — сказал себе Кристофер Адамс, — слишком тонко и слишком далеко вытянуто. Один человек, поддерживаемый дюжиной андроидов и сотней роботов, может держать Солнечную систему в повиновении. Может держать ее до тех пор, пока что-нибудь не даст трещину, или до тех пор, пока не прибудет подкрепление к врагу.
