Нил Шустерман - Междумир
Но, вообще-то, это не тот вопрос. Вопрос был: хотят ли они остаться здесь?
Любисток ждал, сидя на дереве, и вскоре они залезли к нему — как он и предполагал. Он быстренько спрятал свои сокровища. Ник с Алли взобрались на платформу, кряхтя и отдуваясь, как будто запыхались.
— Перестаньте! — сказал Любисток. — Вы не можете запыхаться, вы только думаете, что запыхались, так что просто перестаньте пыхтеть.
— Любисток, пожалуйста, это очень важно, — проговорила Алли. — Расскажи нам всё, что знаешь об «остальных»!
Запираться не было смысла, так что он поведал всё, что знал.
— Время от времени они проходят через мой лес — другие дети, на пути куда-то. Они никогда не задерживаются надолго. Да и то сказать — уже много лет никто не проходил.
— А куда они идут?
— А кто их знает. Они всегда бегут. Убегают от МакГилла.
— Кого-кого?
— МакГилла.
— Он что, взрослый?
Любисток покачал головой.
— Здесь нет взрослых. Только дети. Дети и монстры.
— Монстры! — ахнул Ник. — Великолепно! Чудесно! Как я счастлив это слышать.
Но Алли авторитетно заявила:
— Монстров не существует!
Любисток глянул на неё, потом на Ника, потом опять на Алли.
— Здесь существуют.
*** *** ***
По поводу отсутствия в Междумире взрослых, Мэри Хайтауэр пишет: «До настоящего момента нет ни одного свидетельства о том, что в Междумир перешёл хотя бы один взрослый человек. Если как следует подумать, то причина становится ясна. Видите ли, взрослые никогда не сбиваются с пути к свету, как бы сильно их ни толкали — потому что взрослые думают, что точно знают, куда направляются, даже когда заблуждаются на этот счёт. Поэтому они всегда добираются до места своего назначения. Если вы мне не верите, задайте себе один простой вопрос: вы когда-либо видели хотя бы одного взрослого, который бы садился в машину, чтобы поехать «куда-нибудь, просто так»?
Вот что любопытно: по поводу монстров Мэри Хайтауэр хранит молчание.
Глава 4
Монета на ребре
Ночь спустилась на лес. Трое мёртвых детей сидели на самой высокой площадке древесного дома, залитые неестественно ярким лунным светом, из-за чего они выглядели самыми настоящими призраками. Нику с Алли понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что сегодня новолуние.
— Великолепно, — сказал Ник, имея в виду прямо противоположное. — Всю жизнь мечтал превратиться в светящееся во тьме привидение.
— Не называй нас привидениями, — попросила Алли.
Вот зануда — обязательно ей надо к словам цепляться!
— Посмотри правде в глаза. Мы привидения и есть! — настаивал Ник.
— Понятие «привидение» включает в себя много всякого, чем я не являюсь. Я что, по-твоему, похожа на Каспера?
— Отлично, — сказал Ник. — Мы не привидения. Мы Неопределённые Летальные Останки. НЛО. Довольна?
— Глупо.
— Мы Послесветы, — промолвил Любисток. Ник и Алли обернулись к нему. — Я слышал это слово от тех, кто проходит через лес. Так называемся мы все, потому что светимся в темноте. Да и днём тоже. Если как следует приглядеться — увидишь.
— Послесветы… — повторила Алли. — Вот видишь, я же говорила, что мы не привидения.
Алли и Любисток снова пустились в рассуждения о монстрах. Что касается Ника, то он предпочёл в эту тему не вдаваться. Поэтому он решил поставить опыт: прекратил дышать, чтобы выяснить, правда ли, что кислород ему больше ни к чему. Однако, экспериментируя, он прислушивался к беседе Алли с Любистком.
— Но если ничто и никто не может причинить тебе здесь вреда, — спросила Алли, — чего ж тогда бояться этого самого МакГилла?
— О, МакГилл найдёт способ навредить. Уж это он умеет, даже не сомневайся. Воспользуется любой возможностью и заставит тебя страдать до конца времён. — Глаза у Любистка были размером с блюдце, а руками он делал такие жесты, будто говорил: «Чур меня!». — МакГилл ненавидит нас самих и ненавидит всё, что связано с нами. Если он услышит, что ты разговариваешь, он вырвет у тебя язык, а если усечёт, что ты притворяешься, будто дышишь — вырвет и лёгкие. Говорят, МакГилл был любимым псом у самого дьявола — перегрыз поводок и сбежал. До живого мира он добраться не сумел, застрял здесь. Вот почему нам надо оставаться в этом лесу. Он о нём не знает, и здесь мы в безопасности.
Ник видел, что у Алли эта история вызвала сомнения. Он и сам не совсем в неё поверил, но в свете последних событий случиться могло что угодно.
— А ты откуда всё это знаешь? — спросила Алли.
— От других ребят, тех, что идут через лес. Они много чего рассказывают.
— А эти ребята видели МакГилла своими глазами? — продолжала допытываться Алли.
— Все, кто видел его, пропадали с концами.
— Надо же, как удобно.
Ник выдохнул — он держал дыхание десять минут, и ничего страшного не случилось.
— Если уж на то пошло, — сказал он, — монстры существовали всегда. Вернее, их так называли, пока люди не придумали им другие названия. Гигантские кальмары, там, суперакула, анаконда…
— Вот видишь! — сказал Любисток.
Алли бросила на Ника испепеляющий взгляд.
— Благодарю, мистер Гугл. В следующий раз, когда мне понадобятся какие-нибудь важные сведения, я вобью в вас парочку ключевых слов.
— Ага, — кивнул Ник. — И я уверен, что все твои ключевые слова будут состоять из трёх букв.
Алли повернулась к Любистку.
— Так что, этот МакГилл — он гигантский кальмар?
— Не знаю, — отвечал Любисток. — Но чем бы он ни был, он ужасен.
— Чушь собачья, — упёрлась Алли.
— Ты не можешь знать всего на свете!
— Не могу, — согласилась Алли. — Пока. Но теперь, когда у меня в запасе целая вечность, я до всего дознаюсь!
Нику пришлось признать, что оба — и Любисток, и Алли — были по-своему правы. Россказни Любистка, хотя и страдали преувеличениями, всё же несли в себе рациональное зерно. С другой стороны, Алли отличалась весьма трезвым взглядом на вещи.
— Любисток, — спросил Ник, — те, кто проходит через лес — из них хоть кто-нибудь когда-нибудь возвращается?
— Нет. Их всех сожрал МакГилл.
— Или они, может быть, нашли другое место, получше, — предположил Ник.
— Мы либо останемся здесь, либо нас сожрёт МакГилл, — сказал Любисток. — Мой выбор — оставаться здесь.
— А что, если есть другие альтернативы? — спросил Ник. — Если мы не живы, но ведь и не совсем мертвы, то, может… — Он вынул из кармана монетку — она перекочевала из живого мира вместе с немногочисленными прочими вещами, включая и его донельзя официальный костюм. — … Может, мы как монетка — стоим на ребре?
Алли призадумалась.
— Что ты имеешь в виду?
— Имею в виду, что если чуть-чуть подтолкнуть её, то она ляжет вверх орлом…
— Или решкой, — подхватила Алли.
— …А, значит, мы можем двинуться вперёд…
— Или назад, — добавила Алли.
— Вы это о чём? — слегка обалдел Любисток.
— Жизнь или смерть. — Ник подкинул монетку и припечатал её о тыльную сторону ладони, накрыв другой рукой — таким образом, никто не мог увидеть, что там выпало. — Может быть — всего только может быть — нам удастся найти выход отсюда. Путь к свету в конце туннеля… или наоборот — обратно в мир живых.
Казалось, сами деревья замерли при этой мысли — она словно пронизала ветви и стволы, отозвавшись в них глубоким резонансом.
— Это возможно? — Алли взглянула на Любистка.
— Не знаю, — пожал плечами тот.
— Таким образом, — продолжал Ник, — вопрос: куда нам направиться, чтобы узнать ответ?
— Лично я хочу попасть только в одно место, — заявила Алли. — Домой.
Что-то внутри подсказывало Нику, что идти домой — идея не из лучших, но, так же, как и Алли, ему тоже хотелось вернуться к своим родным. Необходимо было узнать, остался ли кто-нибудь из них в живых или все они ушли «куда надо». Однако сейчас они находились на севере штата Нью-Йорк, и до дома было довольно далеко.
— Я из Балтимора, — сказал Ник. — А ты?
— Нью-Джерси, — ответила Алли. — Южная оконечность.
— О-кей. Тогда мы направимся на юг, а по дороге будем смотреть — вдруг найдём кого-нибудь, кто сможет помочь. Должны же быть люди, которым известен выход отсюда… не в один конец, так в другой…
Ник сунул монетку в карман, и дети снова заговорили о жизни, о смерти, о месте, которое посередине, и как из него выбраться. Никто так и не увидел, какой же стороной легла монетка.
Алли была целеустремлённой девочкой. В этом были её сила и её слабость. Она никогда не останавливалась на полпути, всегда завершая то, что начинала. Но именно по этой причине Алли временами становилась неподатливой и упрямой. И хотя она никогда не признавала за собой этого недостатка, в глубине души она знала, что это правда — она упряма.
