Алексей Кошкин - Указка
— Нет, нет. Я ничего такого, — сказал Сенечка.
Такси поехало мимо лесопарка. Несколько раз на дороге возникали то ли белочки, то ли зайцы, и замирали столбиком на разделительной полосе.
— Не задавим? — спросил Сенечка.
Фёдорыч оживился и в то же время обиделся:
— Это частники давят! У всех такси особые датчики. Ощупывают дорогу лучами. Если впереди зверек побежал, то идет ультразвук. Ты ведь видел: зверек заранее пугается и убегает в лес.
Действительно, не успевала машина приблизиться настолько, чтобы можно было разглядеть зверей, как они исчезали с дороги.
— Здорово, — сказал Сенечка.
— Президентская программа, — сообщил Фёдорыч. — Каждому автомобилю такой прибор. Таксистам бесплатно. А частников скоро штрафовать будут за его отсутствие. И правильно. Зверей приказано любить. Мы ведь культурный народ.
— А еще какие были программы? — спросил Сенечка.
Фёдорыч помолчал. Вздохнул.
— Пьянство… Как боролись с пьянством! Началось-то все с таблеток. Сладенькие такие. Говорили, что-то вроде постепенного заменителя и вытеснителя из организма алкогольной зависимости.
— Помогало?
Фёдорыч оскалился:
— Насчет заменителя-то правда. Кто совсем не мог, тот хлоп сразу пять таблеток, и будто бутылку водки того… А потом говорят: побочный, мол, эффект. В общем, изъяли таблетки.
— А дальше?
— Дальше? Зубную пасту стали делать. Утром почистил зубы — замедленное действие началось. До самого вечера на спиртное смотреть не можешь — тошнит. А только отвернулся, посмотрел, например, вдаль, где трамваи ходят, — отпустило. А вечером опять тянет зубы чистить и — в постельку. Говорят, потенция сильно повышалась от этой пасты. Я вообще-то один живу. Но правда в том, что если кто все время о бабе думал, то после этой пасты без бабы никак нельзя было. Просто беда…
— А не было программы, чтобы каждому по бабе? — спросил Сенечка.
Фёдорыч расхохотался. Хлопнул себя по ляжке.
— Не-е-ет!.. Зато придумали такие леденцы, дополнительные. Чтобы бабу это… меньше хотелось.
— Помогли леденцы?
Фёдорыч помрачнел:
— Помогли.
Сенечка переменил тему:
— А куда девалась железная дорога? Она шла вдоль этой улицы.
— Убрали, — махнул рукой Фёдорыч. — Поезд создавал шум. И вообще, эта ветка оказалась не нужна. Она ведь вела к военному заводу. Теперь там сад. Бананы растут.
— Зимой тоже?
— Там не бывает зимы. Сад под стеклом. По новейшей китайской технологии.
Перед Фёдорычем зажглась лампочка.
— Эх, — сказал Фёдорыч. — Да ладно. С кем не бывает.
— Что такое?
— Соловья задавили. Диспетчер штраф запишет.
— А ультразвук? — сказал Сенечка. — А президентская программа?
— Птицы дураки. На них не действует.
Сенечка всегда выходил не у самого дома, а у подземного перехода, в котором стояли киоски. Хозяйка его, Марина Ивановна, она не всегда могла приготовить ужин, поэтому Сенечке приходилось заботиться о еде самому.
Продавцы киосков кланялись через стекло пешеходам. Сенечка знал, что в киосках установлены видеокамеры, и оператор следит за мимикой каждого продавца, чтобы те всегда были вежливыми и приветливыми, иначе — увольнение. И правильно, думал Сенечка. Покупатель не должен бояться, что его будут торопить или даже оскорблять. Вот в Америке — там у каждого продавца под прилавком пистолет. И никаких улыбок.
В переходе было людно, но прохожие не толкались. А если один все-таки толкнул другого, то немедленно следует извиниться. Говорят, была когда-то президентская программа для пешеходов. Если толкнул и не извинился, то идет сигнал на работу, и начальник заносит замечание. После трех замечаний — опять-таки увольнение. Ну да сейчас все о программе уже забыли. И без того все вежливые…
Сенечка купил молоко, хлеб и консервы из краба. Продавщица его уже запомнила и, наверно, считала безработным. Ведь все остальные покупали у нее соки, деликатесы из Китая и не забывали бесплатные оздоровительные йогурты. Потом Сенечка купил пива, потому что его просила Марина Ивановна. Тут уж продавщица даже покачала головой. Разве этот покупатель не знает, что пиво негативно влияет на печень? Хорошо еще, что по президентской программе он не имеет права купить больше одной бутылки в день…
Сенечка сунул продукты в мешок и повернулся к выходу из перехода. Но вдруг вздрогнул и резко вгляделся в толпу. Вдоль киосков шагал кудрявый парень без шапки, в погонах торговца компьютерной техникой. Сенечка широко улыбнулся и раскинул руки.
— Здравствуй, Алекс! — закричал он. — Как поживаешь?
Кудрявый Алекс запнулся и отыскал Сенечку взглядом.
— Добрый вечер, сударь, — ответил он.
Сенечка подбежал и схватил его за плечи.
— Думал, я тебя не найду? — спросил он. — Ты же мне десять баксов должен! Это же почти рубль! Но так и быть, я тебя прощаю… Как ты мог тогда уехать и не попрощаться?
Алекс наклонил голову, прислушиваясь к словам Сенечки. Наконец в глазах его появились признаки понимания.
— Вы, наверно, обознались, — сказал он и улыбнулся. — Но вы такой напористый. Если вы так сильно желаете познакомиться, то можно пойти поболтать за чашечкой кофе.
— Ни хрена я не обознался, — сказал Сенечка. — А ну, бросай все свои дела, и пойдем посидим где-нибудь. Никакого кофе! Самое слабое из того, что ты пьешь, это пиво.
— Я должен вас предупредить, — сказал Алекс, оглядываясь вокруг, словно ища поддержки у прохожих, — что я занимаюсь фигурным катанием. И тренер запрещает мне употреблять этот вредный напиток…
Сенечка сузил глаза.
— Ну ты и подлец, — сказал он, отталкивая Алекса, — ты всегда был придурком…
Алекс перестал улыбаться и приложил руку к груди.
— Если я вас обидел, сударь…
— Заткнись, — сказал Сенечка. — Ты всегда был придурком, но никогда не разговаривал, как педик. Мы же с тобой в Квинсе квартиру снимали! Ты каждый вечер новую девчонку приводил. В основном, негритянок… А помнишь, как тебя из колледжа выгнали? За то, что ты директору по морде дал?..
— Я вас не помню, — сказал Алекс, пытаясь освободиться от Сенечки. — Кроме того, сударь, вы мне неприятны.
— Ты мне теперь тоже неприятен, — сказал Сенечка. — Зато я тебя помню. У тебя, придурок, на руке, вот здесь, татуировка: «Ненавижу Россию!» И портрет президента с усиками, как у Гитлера… Ты же, Алекс, всегда таким панком был! Эк тебя ссучило…
Алекс прищурился и внимательно посмотрел на Сенечку, потом прошептал что-то неслышное и оголил тонкое и волосатое запястье. Главным на запястье была татуировка: «Я люблю тебя, Россия!» И рядом — портрет президента в лыжной шапочке…
— Вы меня сильно оскорбили, — сказал Алекс. — Это чтобы у меня-то… на руке… какая-то грязь… Вы не имеете права касаться моих чувств к России!
Он ссутулился и зашагал прочь.
И в этот самый миг, когда Сенечка стоял посреди перехода и недоумевал, как он мог так обознаться, переход задрожал. Зазвенел. И смолкло.
За последним киоском стоял скрипач. Скрипачка. Вновь начиналась музыка. Девушка была без погон. Сенечке она не понравилась. Он не понял почему. Он перевел взгляд на прохожих. Они улыбались и кивали скрипачке. Они были румяные и несли портфели. Сенечка перевел взгляд на девушку. Девушка была изможденная. Ее веснушки напоминали детский диатез. Смычок ее спешил, но мелодия, казалось, опаздывала. Перед скрипачкой лежал футляр с мелкими монетами. Кто-то, проходя мимо, бросил еще одну.
— Вы тоже ничего не видите? — спросила скрипачка, переставая играть.
Сенечка увидел, что обращаются к нему.
— Что?..
Скрипачка расширила глаза. Но не как от удивления, а словно ее обидели.
— Вы ничего не видели! — сказала она, бессильно опуская скрипку. — Но зато я все видела. Только что вас не узнал человек, которого вы считали старым другом, а вы до сих пор ничего не видите! Зачем же я тогда играю?..
Сенечка подошел поближе.
— Что же я должен видеть? — спросил он.
Девушка чуть улыбнулась.
— Все то, что вижу я, — сказала она. И снова подняла скрипку…
* * *…толкнул его в грудь. Куда там! Такая гора. Он даже не заметил.
— Ты к вдове? — спрашивает. — А вдова не принимает никого. Она с утра под кайфом.
— А это не мое дело, — говорю. — Ты на часы посмотри. Цифры в школе учил? Вдова принимает. Когда это у вас порядки менялись?
Тут вдова из-за двери голос подает:
— А ну пусти его! Он всегда пользу приносит.
Ни под каким кайфом она не была. Просто лежала одна. Курила. Голые ноги положила на полку с дисками. Я вошел. Она скосила глаза.
— Чего надо?
Я говорю:
— Да вот, вдова. Я тут кое-что поменять принес.
Она потушила сигарету. Я смотрю — «Бонд».
— Откуда? — спросил ее.
— Не твое дело. Ник подарил.
— Какой Ник?
— Которому нос откусили. Ты что, не помнишь?
