Сергей Калашников - Аборигены Прерии
— Тогда хрен ты от неё отвяжешься, — непонятно, доволен этим дядька или нет, но на стол перед Деллой водружается низкий пустой цилиндр с дырявыми стенками, но без крышки. А из середины его днища торчит шток с кольцевой проточкой вблизи окончания. Как раз для разрезной шайбы самое место. Понятно, что она соскочила, и привет. А кромки у проточки закатаны.
— И как долго эта халтура прослужила до первой поломки? — Делла смотрит прямо в глаза старшего из крепышей.
— Полгода, где-то. А потом после каждой починки — не больше месяца.
Понимающе кивнув, девушка прошла в подсобку и, встав на четвереньки, заглянула в щель, между полом и основанием обезглавленной установки. Так и есть, в толстом слое пыли лежат они, родимые. Быстренько выгребла оттуда штук восемь колечек, видимо — по числу ремонтов. В проточку все они становились с люфтом, то есть и пробовать не стоит — минуты не продержат. Тем не менее, вставила штырь в гнездо, вместе с барабаном, естественно, покачала. Ни к чёрту подшипник. Вот так, одно за другое, и общий износ привёл эту нехитрую центрифужку в состояние перманентного облома. Ага, вот и шкив с опавшим ремнём. Ладно!
Вернее, как раз, всё неладно. Даже подшипник поддался простому нажиму пальцами. Мрак! Это вообще не должно работать. Хотя, рукоятка у висящей на стене шумовки сделана из стали как раз подходящей пластичности…
— Эй, ты мне инвентарь не ломай? — пожилой мужчина на согнутую ручку смотрит неодобрительно.
— Удлинитель тащите, — Делла ничуть не смущена. — А половником больше, половником меньше — это непринципиально. Тем более, видите, как он прохудился. Вот то, что подшипник здесь бессепараторный — это да. Краеугольно, я бы сказала. Буру давайте, вы же насекомых изводите. И нашатырь у вас, наверняка, есть — тащите.
Варить без флюса — это точно была бы халтура, а так — несколько наваренных выпуклостей, потом чуть уточнить надфилем, засобачить плотненько — нету люфта. Опять шток в гнездо, кольцо в проточку, короткий проблеск сварки — и оно больше никогда отсюда не слетит. Крутанула барабан — нормально идёт. Щёлкнула пакетником. Гы. Вот откуда ноги растут. Вернее, если смотреть на это глазом обывателя, то всё нормально, но чуть слышна почти неуловимая вибрация — это же частота электрической сети.
Остановила агрегат и сняла крышку щитка. Они — родимые. Конденсаторы, приспособленные для сдвига фазы. Причём, не просто, а для использования однофазной сети для привода трёхфазного двигателя. Порнография! И сами кондёры — фуфло. Этот тип столько не служит, сколько получается от даты их выпуска до сегодняшнего дня. Поискала по соседним щиткам — точно, все три фазы в дом приходят, но раздаются на освещение по одной, так что с виду и не скажешь, что можно просто всё сделать как следует. Полная ерунда. Каждый исполняет свою часть работы и больше ни о чём не думает. А потом эти умники собираются большой толпой и ищут кого-то виноватого в том, что живут они не так хорошо, как им хочется.
Оторвала от удлинителя провод и скоммутировала всё как положено, как раз для подвода двух фаз этого оказалось достаточно. В щитке перекусила лишние связи. Пакетник-то трёхфазный. Включила — работает. И никакой вибрации. Свернула шнур сварочного аппарата на его корпус и затолкала в кармашек рюкзака. Всё. Чаю!
Парень из-за стойки подал цветастую тряпку, сухую, чистую и измятую, ею руки отлично оттерлись от остатков смазки. А юноша ещё плеснул из нарядной бутылки на край вытирушки, и чернота от пальцев отошла окончательно. Делла вернулась к столику, положив на старое место снятую ею же скатерть. Хозяин выволок из подсобки поднос с тремя кружками, горкой кусков нарезанного батона и корытцем «Волны». Он и его сын, как ни в чём не бывало, устроились на соседних стульях. Правда по пути бармен поставил перед парой ранних посетителей по кружке с пивом, видимо, чтобы были заняты и не мешали.
Хороший чай, свежий хлеб и плавленый сыр. Отлично.
— Я Фома, — представился хозяин заведения, — а это сын мой, Федот. Про тебя нам Яга рассказывала. Рад, что этот старый ворчливый барсук твой дед не сдаёт позиций, — показал глазами на переломку, подвешенную за ремень на крюк, укреплённый на столбе. — Всё ещё жив, хотя и считает, что стрелять надо только один раз, и только хорошо подумав.
— Ну да. Если хищник напал, то, кроме пули ему в левый глаз, других шансов у тебя нет, — Делла знает, что говорит.
— Часто встречались? — Федот неподдельно заинтерсован.
— Три полосатых амфициона и один серый. Они обычно выше держатся в лесах предгорий, в наши каньоны забредают редко. А ужасных волков пастухи приучили бояться людей, так что их даже голосом можно отогнать, только интонации должны быть строгие, и к логову соваться не стоит, пока щенки слепые.
Вот сидит девушка за одним столом с двумя практически незнакомыми мужчинами, которые на неё откровенно пялятся, и превосходно себя чувствует. У неё нет никаких забот — каникулы.
— А шкуры ты с них сняла? Ну, с амфиционов подстреленных?
— Сняла. Только первую запорола. Из неё Яга всего две муфты выкроила.
— Ты, наверное, на Землю подашься, учиться? На геолога, не иначе? — Фома не столько спрашивает, сколько утверждает, и Делле нечего прибавить к его словам. Или возразить. Так что он продолжает:
— Это ведь раньше у нас тут глухо было и тихо. Только экспедиции из университетов да академических институтов сменяли друг друга, считай, от двух до пяти штук всё время где-нибудь что-то да исследовали. А нынче я им уже и счёт потерял. Вон, даже целое управление построили по геологической части. Рейсовики на Землю каждый день летают и везут народ, и везут. А только чует моё сердце, неладно с этим что-то. Мы с дедом твоим немножко беспризорничали, ну не так, чтобы по помойкам объедки собирали, а рабочими устраивались в экспедиции — там кормёжка всегда нормальная и спецовки добротные выдают — так по всему выходит, что от добычи здешних руд никакой выгоды получить невозможно. То есть, конечно, дофига всего полезного, но, чтобы оно где-то в одной куче лежало — да ни в жисть не поверю. А тут, слышь, комбинат заложили, и народ туда толпами завозить собираются.
Если что — не вздумай к ним подаваться. Не может такое дело без жульства обойтись.
На веранду с улицы вошла девушка, похожая на принцессу. Белый брючный костюм, внимательный, какой-то «сканирующий» взгляд. Федот мигом юркнул за стойку и изобразил на лице готовность быть полезным, а батюшка его поправил скатерть на самом уютном столике и мощной волной излучил радушие и добросердечность. Посетительница приняла предложение, заняв место, и стала негромко что-то говорить, указывая глазами на керамические кружки, оставшиеся перед Деллой. Наверное, просила и себе того же самого, чем вызвала смущение Фомы. Или досаду.
Странно, словно ветерком повеяло при появлении этой гостьи. Ветерком из чужого холодного мира. Разрушилась обстановка домашности и как будто возникли невидимые глазу, но ощутимые перегородки. Встретилась взглядом с красавицей. Странное впечатление, словно та тоже огорчена, что так получилось, но уже ничего не может поделать.
Настоявшиеся на дне кружки среди чайных листьев последние уже остывшие капли напитка — самые вкусные. Дома она обязательно дожидается этого момента, чтобы ощутить языком терпкую горчинку последнего глоточка. Предлагать хозяевам деньги за угощение или требовать вознаграждение за ремонт этого… что за слово, право! — ей даже в голову не пришло. Не такое тут место, чтобы заводить речь о расчётах. На правое плечо — переломка, на левое — рюкзак, прощание с хозяевами одним взмахом ресниц — и к дому Яги. Та как раз должна вернуться от барыги, что перепродаёт ей остатки полётных рационов, сэкономленные заботливыми бортпроводницами космических линий.
* * *Начались постройки центральной части города. Магазинчики стали встречаться, так что первым делом зажевала мороженое. Города Земли, где прошло её детство, оставили в памяти немало отчётливых воспоминаний, и сейчас некоторые из них невольно всплывают, поражая яркой своей бестолковостью. Крикливые упаковки батончиков и конфет, затейливые игрушки и даже цветастые одёжки вызывают что-то похожее на умиление, отстранённое и даже слегка высокомерное. А вот и магазин оружия, она заглядывала сюда раньше, и сейчас не пройдёт мимо.
Нет, ну это надо же! Окосеть можно от такого обилия с любовью и выдумкой сделанных убивалок. Лёгкие, удобные, оборудованные великолепными прицелами и комплексом автоматики контроля, завязанным на всемирную сеть. Говорят, нынче ружьё даже может отказаться стрелять, если наведено на запрещенное к промыслу животное или человека. Но её «тулка», произведённая в середине прошлого века, ничего такого себе не позволит, потому что никакого интеллекту в ней отродясь не бывало. Её единственный прямой и гладкий ствол она сама сменила на новый, собственного изготовления. Мифриловый. А сверху вычернила никелем, чтобы целиться было привычней — вот как-то у неё глаз над серебристой поверхностью не так дистанцию оценивает
