Роберт Хайнлайн - Двойная звезда
Я решил не применять этот примитивный прием, так как рассудил, что мой наниматель высказал желание, чтобы меня не заметили совсем, а не из-за какой-нибудь уродливой черты лица. Это уже гораздо труднее; кто-либо может заметить подвох, но реально для этого требуется большое искусство. Мне необходимо было самое обычное лицо, не поддающееся запоминанию, как подлинное лицо бессмертного Алека Гиннеса. К несчастью, аристократические черты моего лица слишком изысканы, слишком приятны – большое неудобство для характерного актера. Как любил говорить мой отец: «Ларри, уж больно ты симпатичный! Если во-время не избавишься от лени и не изучишь как следует наше ремесло, придется тебе лет пятнадцать проболтаться в «мальчиках» и при этом думать, что ты настоящий актер, а потом остаток жизни прозябать в фойе, продавая пирожные зрителям. «Балбес» и «Красавчик» – два наиболее оскорбительных термина в шоу-бизнесе - и ты, к моему огорчению, соответствуешь как одному, так и другому».
После этого он снимал ремень и принимался стимулировать мою сообразительность. Папа был психологом-практиком и твёрдо верил, что постоянный массаж ягодичной-седалищной мышцы с помощью ремня способствуют оттоку избыточной крови из мальчишеских мозгов. Может, теория эта и была довольно сомнительной, но результаты оправдывали метод: когда мне стукнуло пятнадцать, я мог стоять на голове на тонкой проволоке и декламировать страницу за страницей Шекспира и Шоу или устроить целое представление из прикуривания одной сигареты.
Я пребывал в состоянии глубокой задумчивости, когда Бродбент вновь заглянул в ванную.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Вы даже и не начинали?
Я холодно взглянул на него.
– Я предполагал, что вам требуется лучшее, на что я способен; в таком случае спешка может только повредить. Как вы думаете, сможет ли даже отличный кулинар придумать новое блюдо, сидя на несущейся галопом лошади?
– Черт их побери, этих лошадей! – Он взглянул на часы. – У вас в распоряжении остается шесть минут. Если вы за это время ничего не способны сделать, то нам придется положиться на удачу.
Еще бы! Конечно, я бы предпочел получить побольше времени, но в искусстве быстрой трансформации я едва ли не превзошел отца; «Убийство Хью Лонга» – за семь минут пятнадцать частей, и однажды я успел сыграть эту вещь, обогнав его на девять секунд.
– Стойте там, где стоите, – бросил я ему. – Я сейчас буду готов. – Затем быстро загримировался под Бенни Грея, неприметного ловкого человека, который совершает убийство за убийством в «Доме без дверей», – два быстрых мазка для придания безвольности очертаниям моих щек от крыльев носа к уголкам рта, легкие тени под глазами – намек на мешки и фактор № 5 – землистого цвета грим поверх всего. Процедура заняла никак не больше двадцати секунд – я мог бы проделать её во сне. Постановка с моим участием шла на подмостках девяносто два раза, прежде чем ее отсняли на пленку.
Затем повернулся к Бродбенту, и тот ахнул:
– Великий боже! Глазам своим не верю!
Я оставался «Бенни Греем» и не улыбался в ответ на такой возглас восхищения. Чего Бродбент не мог понять, так это того, что жирный грим не нужен. Конечно, он немного облегчает дело, но я-то использовал его, в основном, потому, что он ждал этого; будучи дилетантом, он, естественно, предполагал, что искусство перевоплощения заключается, в основном, в гриме и пудре.
Бродбент продолжал таращиться на меня.
– Послушайте, – приглушённо произнёс он, – а не могли бы вы сделать что-нибудь в этом роде со мной? Но только быстро?
Я уже готов был сказать «нет», когда сообразил, что это отличное испытание моему профессиональному искусству. У меня было непреодолимое искушение сказать ему, что попади он в руки моего отца, то уже через пять минут он бы смело водил за нос простачков на барахолке, но я решил, что лучше этого не делать.
– Вы просто хотите, чтобы вас не узнали? – спросил я.
– Да! Точно! Нельзя ли меня как-нибудь перекроить или приделать фальшивый нос, или что-нибудь в этом духе?
Я покачал головой.
– Чтобы вы не делали с вашим лицом при помощи грима, вы все равно будете выглядеть как ребенок, переодетый для маскарада. Ведь вы не умеете играть, да и возраст у вас уже не тот. Нет, ваше лицо мы трогать не будем.
– Как? Но ведь если приделать мне…
– Вы слушайте меня. Уверяю вас, что все, что может дать этот нос – это привлечь к себе внимание. Устроит вас, если какой-то знакомый, увидев вас, скажет: «Чёрт, этот увалень напоминает Дока Бродбента. Конечно, это не он, но здорово похож». А?
– Думаю, да. Особенно, если он уверен, что это не я. Предполагается, что я сейчас на… В общем, в настоящий момент меня на Земле не должно быть.
– Он будет совершенно убежден, что это не вы, потому что мы изменим вашу походку. Это самая характерная ваша черта. Если вы будете ходить иначе, то никто не подумает, что это вы – просто здоровый широкоплечий парень, который немного смахивает на вас.
– О'кей, покажите, как ходить.
– Нет, этому вы никогда не научитесь. Придется вынудить вас ходить так, как нужно.
– Как это?
– Мы насыплем горсть камешков или чего-нибудь в этом роде в носки ваших туфель. Это заставит вас больше опираться на пятки и ходить прямо. Вы не сможете ходить скользящей кошачьей походкой космонавта. М-м-м… А плечи вам придется скрепить какой-нибудь лентой, чтобы она напомнила о том, что их нужно немного отставить назад. Этого будет достаточно.
– И вы полагаете, что меня не узнают только потому, что я буду ходить иначе?
– Конечно. Ваши знакомые не смогут понять, почему они уверены, что это не вы, но неосознанное убеждение в этом поставит факт вне всяких сомнений. О, я, конечно, немного подправлю ваше лицо, просто для того, чтобы вы увереннее чувствовали себя – но это необязательно.
Мы вернулись в комнату. Я всё ещё оставался «Бенни Греем»; после того, как я вхожу в роль, вернуться к своему истинному «я» мне удаётся только усилием воли. Дюбуа разговаривал с кем-то по фону; он поднял глаза, увидел меня и у него отвалилась челюсть. Пулей выскочив из узащитного места, он резко спросил:
– Кто этот тип? Куда делся актер?
На меня он взглянул только раз и больше смотреть не удосужился. «Бенни Грей» – такой усталый, отталкивающий человек, что на него и смотреть-то не стоит.
– Какой актер? – отозвался я ровным бесцветным голосом Бенни. Дюбуа снова взглянул на меня. Взглянув, он начал было отворачиваться, но тут его взгляд упал на мою одежду. Бродбент расхохотался и хлопнул его по плечу.
– А ты еще говорил, что он не умеет играть! – И резко добавил: - Ты со всеми успел связаться, Джок?
– Да, – Дюбуа еще раз взглянул на меня, совершенной пораженный, и отвел взгляд.
– О'кей. Через четыре минуты нам нужно уходить. Ну а теперь посмотрим, как быстро ты расправишься со мной, Лоренцо.
Дэк уже снял один ботинок, блузу и задрал сорочку так, чтобы я мог скрепить его плечи, как вдруг над входом загорелся сигнал и зазвенел звонок. Он застыл.
– Джок? разве мы ждем кого-нибудь?
– Вероятно, это Лонгстон. Он сказал, что, может быть, успеет зайти до того, как мы смоемся отсюда. – Дюбуа направился к двери.
– Нет, это не Лонгстон. Должно быть, это… – и не успел я расслышать, кого Бродбент назвал в качестве неожиданного гостя, как Дюбуа отпер дверь. В проёме возвышался похожий на гигантскую поганку марсианин.
В какой-то отчаянный миг я ничего не видел, кроме марсианина. И поэтому не заметил человека, стоящего позади него. Не заметил и боевого жезла, зажатого в псевдоконечности марсианина.
Затем марсианин вплыл в комнату, а за ним - человек, и дверь закрылась. Марсианин проскрипел:
– Добрый день, джентльмены. Собираетесь куда-то?
Я прямо-таки оцепенел и как будто прирос к месту от приступа острой ксенофобии. Дэк был не в счет из-за полуснятой одежды. Но зато малыш Джок Дюбуа действовал в порыве того простого героизма, который сделал его в моих глазах возлюбленным братом, и в результате которого ему пришлось погибнуть. Он всем телом бросился на боевой жезл. Прямо на него – он не сделал даже малейшей попытки увернуться.
Должно быть, он был мертв еще до того, как его тело коснулось пола - в животе его зияла дыра, в которую можно было спокойно засунуть кулак. Но перед смертью он успел вцепиться в псевдоконечность и, падая, потянул ее за собой так, что она на несколько дюймов выскочила из шеи чудовища. Псевдоконечность растянулась как резиновая и с треском оборвалась у самого основания, а несчастный Джок продолжал сжимать её мертвыми руками.
Человек, который заскочил в номер вслед за этой вонючкой, прежде чем выстрелить, вынужден был сделать шаг в сторону – и вот тут-то он допустил ошибку. Ему сначала надо было пристрелить Дэка, потом меня. Вместо этого он выстрелил сперва в мертвого Джока, а уж второго выстрела ему сделать не пришлось – Дэк разрядил свою пушку прямо ему в лицо. Мне даже и в голову не пришло, что Дэк вооружен.
