Роберт О'Брайен - Z значит Захария
Кур там, само собой, не было, потому что я выгнала их и закрыла ворота. Но кто-то из них держался поблизости. Так я и знала, что они не станут убегать далеко от места, где кормят. Отсюда мне не видно курятника, потому что его загораживают большие кусты сирени, растущие между домом и птичьим двором. Но через минуту послышался щелчок выстрела, а ещё через минуту чужак появился в поле моего зрения, неся в руке мёртвую курицу. Мою курицу!
Не думаю, что могу его в чём-то обвинять. Не знаю, есть ли у него в тележке какие-либо продукты, но в одном я уверена — свежего мяса у него точно нет. Да и вообще ничего свежего нет, если уж на то пошло. Так что его вполне можно понять: при мысли о курятине у кого угодно слюнки потекут. (Через несколько дней со мной наверняка будет то же самое.) Но слыханное ли дело — стрелять в курицу?! Я, конечно, тоже ем кур, как у нас в семье было заведено, вот только стреляла я последний раз ещё перед войной.
Он не стал ощипывать и потрошить курицу — просто положил её на верх тележки и сразу же отправился вниз по дороге — туда, где находились церковь, магазин... и мои коровы. С собой он взял винтовку, ту, что поменьше, а также стеклянную трубку.
Я решила, что будет лучше не выпускать чужака из виду, по крайней мере сегодня — пока не пойму, что это за человек и чем он дышит. Поэтому я отправилась следом — незаметно, по лесной тропинке, пролегающей выше по склону. Отсюда наблюдать за ним было удобнее: из пещеры некоторые участки дороги не видны, их закрывают деревья. С собой я прихватила бинокль и ружьё.
Он увидел коров сразу же, как только миновал амбар и ограду. Скотина мирно паслась на дальнем поле, у пруда. Все годы отец выращивал на этом поле овёс, но в последнюю весну он, к счастью, посеял овсяницу — ценную кормовую траву. Вот её и щипали коровы с телёнком; поле не было огорожено, но, как я и рассчитывала, животные держались поблизости от родного хлева. При приближении чужака они убежали, правда, не очень далеко. Да, коровы различают своих и чужих, хотя, кажется, не очень этим заморачиваются.
Он пошёл было за ними, но передумал и зашагал к краю пруда. Стал вглядываться в воду — сначала не доходя нескольких шагов, а потом, явно заинтересовавшись, подошёл к самой воде и опустился на колени. Я знаю — он всматривался в стайки мальков, они вечно играют у бережка. Незнакомец взял свой стеклянный счётчик, приблизил его к поверхности и подержал так, а потом сунул один конец в воду. После этого зачерпнул ладонью и попил. Хорошая, вкусная вода, уж я-то знаю, пью её всё время, хотя наполняю вёдра не в пруду, а в ручье, впадающем в него на дальнем конце. Пришелец возликовал — это было видно по всему.
Он двинулся дальше — к церкви, где провёл несколько минут; потом к магазину — там он пробыл гораздо дольше. Я не могла видеть, чем он занимается внутри, — наверно, оценивает выбор товаров, а заодно проверяет их с помощью своего счётчика. Когда он вышел из магазина, в руках он нёс коробку, думаю, полную каких-то консервов. Дальше по дороге он не пошёл, направился обратно к дому. Со всей поклажей — коробкой, винтовкой и счётчиком — идти ему было довольно тяжело.
Через несколько минут он внезапно положил коробку на землю, поднял винтовку и выстрелил в придорожные кусты. Наверно, там сидел кролик — их, наряду с белками, развелось множество, а вот певчие птицы пропали, осталось только несколько ворон, которым хватило ума не покидать долину. Остальные птицы улетели в мёртвые земли и погибли. По-видимому, незнакомец в кролика не попал.
Было уже около одиннадцати; погода была ясной, солнце поднялось высоко, и воздух потеплел. Незнакомцу в его синтетическом костюме да ещё со всем этим грузом, конечно, стало слишком жарко: он дважды останавливался отдохнуть, каждый раз опуская коробку на землю. Вот почему, вернувшись к дому, он совершил ошибку. Он решил искупаться. В Бёрден-крике. В мёртвой речке.
Он положил коробку с добычей на тележку и вынул из неё несколько консервных банок (так я и думала, что он запасся в магазине консервами) и пару кусков мыла — я узнала его по голубой обёртке. А затем, к моему изумлению, он снял своё защитное одеяние. Расстегнул молнию, расположенную спереди, спустил костюм к стопам и попросту шагнул из него. Под костюмом на нём было надето нечто, смахивающее на очень тонкий лёгкий комбинезон голубого цвета. Спина и рукава комбинезона были темны от пота.
До этого момента человек был очень осторожен, а тут вдруг поступил очень легкомысленно. Думаю, я знаю, почему так получилось. Не имея понятия о топографии долины, он решил, что ручей, который он проверил, и тот, что протекает около дома — один и тот же. Он не знал, что в долине их два; и он ведь видел рыбу — живую рыбу. Незнакомцу было жарко, к тому же, наверно, последний раз он купался уже очень давно, — ну и вот, он схватил мыло и побежал через дорогу. Там он сбросил голубой комбинезон и прыгнул в воду, подняв тучу брызг. Если бы он не спешил так, если бы был поосторожнее, то, глядишь, обратил бы внимание, что в речке нет рыбы и что по обоим берегам тянутся полосы мёртвой травы, каждая фута в два шириной. И многие деревья вдоль воды тоже дышат на ладан. Но чужак этого всего не заметил. Он просидел в воде со своим куском мыла довольно долго.
Я уже сказала, что не знаю, насколько серьёзными будут последствия его ошибки. Потому что не знаю, что не так с Бёрден-криком. Он соединяется с живым ручьём, вытекающим из пруда, чуть дальше вниз по долине, и дальше они идут единым потоком до самого выхода. В этом потоке жизни тоже нет — я много раз проверяла, думая, что, может быть, по прошествии такого долгого времени вода в Бёрден-крике снова стала хорошей, но... Там нет рыбы, а если она туда и заплывает, то умирает, и её уносит течением.
Если бы пришелец взял с собой к речке свою стеклянную трубку, то, наверно, она бы показала, что вода радиоактивна; но я этого с уверенностью не знаю, может, вода просто ядовитая или там как. В конце войны по радио говорили, что враг использовал нервно-паралитический газ, болезнетворные бактерии и «другие виды оружия массового поражения». Так что это может быть всё что угодно. Мне остаётся лишь наблюдать и ждать. Надеюсь, купание не убьёт пришельца.
Глава 4
Всё тот же день, 25 мая
Уже ночь, я сижу в пещере при свете лампы.
Случилось нечто необъяснимое: Фаро, наш пёс, вернулся. Не могу понять, как такое возможно. Где его носило? Как он жил? Выглядит ужасающе: тощий, как скелет, почти вся шерсть на левом боку вылезла.
Кажется, я уже писала, что Фаро — собака Дэвида. Пять лет назад отец Дэвида умер, он остался круглым сиротой (его мать умерла при родах) и переехал к нам, а с ним и его собака. Разница в возрасте между Дэвидом и Джозефом была где-то в полгода, так что мальчишки крепко подружились. Да, собственно, мы все трое стали очень хорошими друзьями. Но Фаро всегда оставался собакой Дэвида; он шёл с нами, только если шёл Дэвид. Фаро — беспородная дворняжка, чего там только не намешано, но больше всего в нём от сеттера, поэтому он очень любил... нет, любит охотиться. Когда мы собирались на охоту и Фаро хотя бы одним глазком замечал ружьё, он приходил в такой раж, что невозможно было поверить, как эта же самая псина способна застыть в стойке, но тем не менее Фаро проделывал это без сучка и задоринки; охотником он был отменным. Поэтому когда Дэвид пропал вместе с моими родителями, а немного позже пропал и пёс, я решила, что он отправился на поиски хозяина, убежал через расщелину в дальнем конце долины и погиб в мёртвых землях. (Фаро обычно увязывался вслед за машиной, если в ней сидел Дэвид; так что пса приходилось привязывать.) Однако, по всей вероятности, он не пошёл через расщелину. Должно быть, жил в лесу где-то поблизости от неё, питался чем придётся и ждал Дэвида.
Наверно, он вернулся, потому что услышал ружейные выстрелы. Всё это время я продолжала вести наблюдение. Около половины второго чужак, вновь облачившийся в голубой комбинезон — свой зеленоватый костюм он больше не надевал — общипал курицу, выпотрошил её ножом, извлечённым из тележки, и принялся обжаривать на самодельном деревянном вертеле. Пёс осторожно приблизился и остановился у края лужайки, присматриваясь и принюхиваясь. Чужак поднял глаза, увидел собаку и перестал крутить над огнём вертел — лишь стоял, не шевелясь, и смотрел. Потом шагнул к Фаро, но тот попятился. Человек присел на корточки, похлопал по колену, присвистнул и что-то проговорил; свист-то я расслышала, а вот слов не разобрала. Но и так было ясно, что чужак подзывал собаку, хотел завести с ней дружбу. Он снова сделал шаг, и снова Фаро подался назад, сохраняя прежнее расстояние.
Человек бросил свои попытки и вернулся к костру. То есть, это так казалось, что бросил, но на самом деле нет. У него появилась идея, очень даже простая; и он всё время поглядывал, не ушла ли собака. Когда через несколько минут курица дошла до готовности, незнакомец нырнул в дом и вышел оттуда с парой тарелок (моих тарелок!). Отрезал большой кусок курицы. Открыл банку — из тех, что раздобыл в магазине, с каким-то мясом. Положив кусок курицы и немного мяса на тарелку, он, ступая очень осторожно, понёс всё это к краю лужайки, примерно туда, где увидел пса в первый раз, и поставил на землю.