Тимур Пулатов - Черепаха Тарази
— Хорошо, — кивнул Тарази.
— Как?! — поразился Абитай. — Отец ваш, господин судья, сюда пожалует? — И бросился вниз, в свою сторожку. — Надо побриться, такой гость… такой гость…
Тарази остановился возле дверей, но так и не решился открыть их и глянуть на черепаху.
Пошел к себе и стал ждать судью. Он думал о том, как убедительнее объяснить всю эту чертовщину с колдовством. От того, поймут ли они с судьей друг друга, зависит многое. И будущее Армона. Тарази уедет, но юноша не растеряется, будет увлечен новым занятием. А оно, кажется, не такое бесполезное, как тестудология.
А сам Тарази — вечный странник, ищущий истину, но каждый раз снова идущий по ложному кругу…
«Я начал тестудологию и сам же привел ее к краху», — печально заключил он…
VIII
Старик судья сдержанно подал Тарази руку и сказал без обиняков:
— Вас давно надо запрятать в тюрьму… бросить в яму к клопам — вот и сидите там и колдуйте сколько душе угодно, — но сказал тоном не совсем серьезным, как бы журя Тарази за чудачество… — Каждый день, поверьте, я получаю анонимки — народ требует, негодует, вот, и сегодня ввалилась ко мне в суд толпа и заявила, что на холме живет колдун… И что помогает ему мой сын — колдуненок, — метнул отец в сторону сына насмешливый взгляд. Благодари бога, что твой отец — судья, человек независимый, не подчиняющийся самому эмиру… К черту мне мое занятие — это кара! Я готов сегодня же отказаться от нее. Ай-яй-яй! От колдунов, правда, вас отличает то, что вы не танцуете вокруг жертвы в исступлении, не пускаете кровь петуха и не закапываете его голову с красным гребнем в золу… Хотя ваше дело — суета, ложь, и вы никогда не измените того, что сотворил всевышний в своем облике и виде… Вы дахри — жертвы заблуждения и гордыни. И вся ваша беда в том, что вас раздирают, как я понимаю, страшные противоречия… Вы, Тарази-хан, говорят, много странствовали по странам ажнабий-цев… Вот откуда эта ваша червоточина… Ажнабийцы воображают, что человек — пуп земли, царь природы, венец творения… посему ему все дозволено. Он мудрее всех, умнее, лучше всех… а это шепчет дьявол, все время накручивает вокруг головы человека, как чалму, аркан гордыни… но боюсь, как бы аркан этот не сполз ниже, вокруг его шеи, и не потянул человека на виселицу…
Но, с другой стороны, вы, выводя человека из животного, низводите его ниже всякой твари. Он уже не сам в петлю лезет, его на аркане тянут, как овцу…
Вы мечетесь, путь ваш ведет в тупик… и все оттого, что вы не знаете, что есть человек — царь или червь? Аллах скрыл от нас эту тайну…
«Он, оказывается, думающий и забавный человек», — подумал Тарази, с симпатией глядя на судью, который говорил все это, размахивая руками и почему-то ощупывая кончик носа.
— Сын мне рассказал о черепахе, якобы запертой в этом доме. — Судья снова сделался важным. — И просил побеседовать с ней, чтобы узнать кое-какие любопытные вещи… Мне эта беседа конечно же делает честь, но я надеюсь, что вы из меня не сделаете черепаху, чтобы мы понимали звериный язык друг друга?
— В этом нет надобности, — шутливо, в тон ему ответил Тарази. — Можете говорить с ней на человеческом языке. И она подтвердит, что никогда и никем не была заколдована…
— Тогда я поговорю с ней с глазу на глаз. Старая привычка судьи, простите. Но прошу вас стоять за дверью на случай, если она попытается говорить со мной на зверином языке. — Судья еще раз выразительно глянул на Тарази: — Признаться, когда я шел сюда, ожидал увидеть шарлатана, обманувшего моего сына… Вижу, что ошибся.
— Спасибо, это лестно для меня… Если черепаха попытается напасть на вас, это будет первый случай такого рода… Но все равно, мы все станем за дверью…
— Кто знает?! Кто знает, во что могла превратиться безобидная тварь после ваших опытов?! — усмехнулся судья.
— Кстати, отец, — вмешался в разговор Армон, — черепаха была судьей, так что можно свободно болтать с ней о правосудии…
— Ах, вон оно что! — сделал испуганный вид судья. — Я так и знал: тех, кто занимается этим недостойным делом, ожидает печальный конец. — И, не переставая шутить, пощупал свою голову: — Боюсь, как бы вам не пришлось и мне делать всякие вливания, когда у меня, скажем, вырастут рога или хобот…
— Можете положиться на мой опыт, — засмеялся Армон.
— На твой?! — удивленно поднял брови отец. — Занятие бесовскими делами, вижу, сделало тебя самоуверенным. И ты рвешься… тебе кажется цель близка… А ведь я, когда нарекал тебя Армоном, хотел, чтобы даже именем своим ты не смел бросать вызов судьбе, не смел высовываться… Ан нет! Ошибся!
Но, желая закончить чем-нибудь приятным, старик судья спросил, как бы между прочим, Тарази:
— Не сын ли вы покойного Мумин-хана?
— Да, — кивнул Тарази.
— Достойный был человек. Богобоязненный. Я много о нем слышал… Ну, веди меня, Армон…
Армон пошел с отцом в комнату черепахи, затем вернулся, и оба они с Тарази, взволнованные, стали расхаживать по коридору.
— В городе только и разговоры о черепахе, — шепнул Армон. — К отцу и вправду прибегала толпа…
— Слухи у нас ползут быстро, неся за собой ложь, — неопределенно пожал плечами Тарази. — А хорошее стараются поскорее закопать в песок…
— Да, но как они могли узнать, что она говорящая?
Тарази рассеянно глянул на Армона и повернулся к двери, за которой судья допрашивал черепаху. И застыл так в напряженной позе, смотря в одну точку.
Молчание его угнетало Армона, и он облегченно вздохнул, когда вышел судья, загадочно теребя кончик носа. И едва они зашли в комнату Тарази, судья снова возбужденно заговорил:
— Да, не будь вас, господа, я так и кончил бы свой век, не увидев такого… И кто бы мог подумать: несчастный — бывший судья! Я-то решил, что вы зловеще пошутили. Странно! Это бросает тень на нашу и без того непопулярную профессию. Впрочем, — успокоил себя судья, — он обещал никому не говорить об этом…
— Не волнуйтесь, — дрогнул голос Тарази, — он скоро потеряет и дар речи…
— Разве? Да, да; понимаю… Ну, что я могу сказать?! Это действительно любопытно… и можно использовать, чтобы оправдывать колдунов. Вернее, тех, кого обвиняют… Сын-то мой — еще дитя, но вы, Тарази-хан, надеюсь, понимаете, что показания одной черепахи — этого так мало, чтобы пересмотреть закон, который существует со дня сотворения мира… Нужны еще показания котов, овец, коров и так далее, — словом, всех четвероногих и пернатых, которые спаслись когда-то в ковчеге святого Нуха… [41] Но обязательно говорящих, чтобы всякий раз, когда слушается дело о колдовстве, животные могли выступить на стороне защиты… Вы меня поняли?
— Конечно, если Армон поймет, что отец готов помочь ему… — деликатно выразился Тарази, хотя и почувствовал утомление от словоохотливого судьи.
— Разве? — удивленно глянул отец на сына. — Неужели он стал таким ученым? — И ласково потрепал сына за волосы. Затем снова сделался важным: Законы составляются для граждан. Если они, скажем, верят в десятикрылого дьявола, нам, судьям, ничего не остается, как принять закон, карающий козни этого дьявола, чтобы у всех было ощущение, что мы стоим на стороне граждан… Это я говорю, как вы сами понимаете, не для того, чтобы оправдать себя, я готов хоть сегодня отменить закон, преследующий колдунов. У меня здравый ум, слава аллаху, и ваша истинная вера запрещает верить во всякую чертовщину… Но пока я вынужден, закрыв глаза, отдать какую-нибудь несчастную, обвиненную в колдовстве, в руки палача… Мое занятие проклятое, и только такие несчастные, как я, работают в суде… Это… — он ткнул пальцем на пятно песи на щеке, — связывает меня по рукам и ногам… И повторяю: надо, чтобы у самих граждан появилась потребность отменить закон о колдунах, а для этого пока терпеливо надо убеждать их, глупых, упрямых, не желающих ничего слышать дальше своего уха, видеть дальше своего носа…
— Этим я и хочу теперь заняться! — воскликнул Армон.
— Прекрасно! Избавлять отца от ненужных законов — куда более благородное дело, чем вливать в несчастных животных кровь и ждать, что они превратятся в порядочных людей! — захохотал вдруг судья.
Затем неожиданно повернулся к окну, постоял, обдумывая что-то, и сказал строго:
— Но вы сейчас же, повторяю — немедленно, должны вернуть черепаху ее законному владельцу. Иначе я вынужден буду привлечь вас, Тарази-хан, к ответственности… Ко мне поступила жалоба некоего Денгиз-хана. Вы о нем слышали?
Тарази побледнел и повернулся к Армону, словно ища у него защиты.
— Но ведь он сам велел мне забрать черепаху, когда я был проездом в его городе. Хотя я…
— Денгиз-хан утверждает, что человек, превращенный в черепаху, был его подданным. А закон повелевает, чтобы вы вернули его собственность…
