Юрий Самсонов - Стеклянный корабль
Таким они увидели этот мир, который – это легко понять – вовсе не показался им чем-то обыденным и заурядным.
– Если я сошла с ума, – сказала Марианна, – то очень хорошо, что вместе с тобой, а не с Арнумом Гентчером, вот был бы ужас-то, правда?
– Для Гентчера, – ответил Рей.
***
В несчастье, постигшем главу оккультистов накануне вечером, повинен был г-н Аусель: это он внезапно помянул об услышанной в "Фазане" новости насчет того, будто д-ра Даугенталя разыскивают – и, возможно, теперь подслушивают – при помощи телепатических методов, так он выразился.
– Биллендон подтвердил слух.
– Ничего, коллеги, – сказал Даугенталь, – мы это экранируем! – Он помолчал. – А теперь рассказывайте по порядку!
– Двенадцать лет назад, – начал г-н Аусель, – я получил от здешнего окружного нотариуса господина Когля письмо с приглашением прибыть по делу о каком-то забытом наследстве…
***
Минуем для краткости обстоятельства, известные уже читателю. Выяснилось к ним вдобавок лишь одно: после обеда па террасе во дворике ратуши г-н Аусель высказал-таки г-ну Коглю пожелание, утаенное от прочих: он просил права хотя бы заочно объясниться с таинственным Некто. К его удивлению, и это оказалось возможным! Вскоре он получил пришедшее на адрес своей канцелярии письмо, которому суждено было изменить все существование, а под конец даже личность ректора модного колледжа.
***
"Господин Аусель, очень может быть, что, узнав мою историю, Вы попросту перестанете мне доверять вообще и усомнитесь даже в несомненном – в деловой стороне нашей затеи. Происшедшее со мною слишком невероятно, я долго думал, что подобного приключения не доводилось переживать никому, но, видимо, заблуждался.
Тем не менее я готов исполнить Вашу просьбу, отнеситесь к рассказанному как Вам будет угодно.
Итак, когда-то очень давно, не спрашивайте, когда именно, в дальнем углу Ноодортского округа поселилась, ради тамошнего климата, одна молодая семья, а друг этой семьи получил приглашение приехать в гости.
Я вижу его сейчас перед собою, этого тоношу: его бородку, модного тогда фасона, и глаза, совершенно щенячьи из-за выражения веселого любопытства. Он не знает своего будущего, мне оно известно: это мое прошлое. Невозможно поверить, общего у нас – всего лишь те шрамы от царапин, которые он нажил в детстве и следы которых я по сей день ношу на увядшей морщинистой коже. Но этим молодым человеком, г-н Аусель, был я!
Ранним утром сошел я, с поезда из трех влекомых паровозиком вагонов на платформу в Ноодорте. Вокзал вы знаете, он не переменился. Никем, к своему удивлению, не встреченный, я решился нанять экипаж. Возница долго не мог взять в толк, куда ехать, он говорил, что городка такого не знает, а название его заимствовано из бабушкиных сказок. Поладив на посуле хороших чаевых, пустились все-таки в путь. Несколько часов ушло на блуждания по проселочным дорогам, на споры и вздоры, но я твердо держался указанных в письме примет, и, к великому удивлению возницы, мы очутились, наконец, в виду городка, где сразу распрощались. Возница уехал, что-то бормоча, я вскинул дорожный мешок на плечо и пошел, разглядывая улицы и переулки, упиравшиеся в остатки крепостных стен. Густой лес подступал со всех сторон к городку, тесня запущенные огороды. В главных подробностях сей пейзаж Вам знаком, не так ли, г-н Аусель?
День был будний, поэтому никто не попался навстречу, тем не менее я без всякого труда нашел и улицу, и дом, стоящий в глубине двора, отворил калитку, постучался. Никто не отвечал, я вспомнил, что служанка глуховата. Дверь оказалась незаперта, и я без дальнейших церемоний вошел.
Крича: "Эй, хозяева! Эй, лежебоки, сюда!" – стоял я в обширной прихожей под широкой дубовой лестницей. И опять не отозвался никто. Что это означает, я понял, увидав на лакированном китайском столике возле очага распечатанную телеграмму. Телеграфист отправил гостя другим поездом! Сейчас меня встречают на вокзале, служанка же, как всегда, отлучилась к соседям.
Я не был огорчен, ничуть: из моего появления получался полновесный сюрприз. Без стеснения пообедав чем бог послал и поблагодарив служанку заглазно за ее труды, поскольку ожидание затянулось, не найдя другого занятия, вознамерился пока осмотреть дом, который мне казался любопытен.
Низкая дверь вела в обширную залу, служившую, по-видимому, гостиной. Крыша у нее была стеклянная, свет падал поэтому сверху, отражаясь в огромном сверкающем зеркале. Обтянутые штофом стены и новая мебель показывали, что мои друзья приложили немало трудов для создания привычной им обстановки и, стало быть, уберутся не скоро; это меня, правду сказать, огорчило.
В дальнем конце залы, в глубине какой-то арки, я увидел еще одну дверь, открытую прямо в лес. Аромат диких роз втекал в дом, деревья касались его ветвями, куковала вдалеке кукушка. Соблазн прогуляться в чудном этом лесу возник неодолимый ад, и где была причина ему противиться?
Помню, что, стоя уже на пороге, я, как в детстве, спросил:
– Кукушка-кукушка, сколько лет мне жить?, Кукушка умолкла, словно поперхнувшись.
– Эх ты, лгунья! – сказал я на это. Пристыженная, она принялась тогда куковать без умолку, суля века: надоело считать.
– Довольно уж, хватит! – сказал я, засмеявшись. И кукушка послушно умолкла!..
По едва заметной тропинке я ушел навстречу самому необычайному приключению и его еще более необычайным последствиям, ушел, так и не увидев дома, где не суждено мне было гостить, чтобы вернуться странным образом в мир, мной навеки утерянный и навеки меня утерявший, стать загадкой без разгадки, всем и ничем, исчезнуть – не исчезая, бесследно, беспамятно, немо. Вы первый, кто узнает, что когда произошло во время прогулки, которая до сего дня не окончена.
Странен был этот лес. Ни одно насекомое не жужжало, ни одна травинка не шевелилась в неподвижном воздухе, деревья стояли, будто каменные. Текуч был один аромат диких роз, никогда я не видывал их в подобном изобилии!
Взглянув на небо, я понял причину необыкновенной тишины: готовилась буря. Там, наверху, она уже бушевала, тяжелые тучи стремительно неслись со всех сторон в каком-то вихре, обнимающем целиком горизонт. К счастью, как мне казалось, я не отошел слишком далеко от дома. Я сразу повернул назад. Солнце продолжало мне светить, даже когда тучи сшиблись в середине неба: последний луч опирался в землю, как световая колонна. Может быть, это он и ввел меня в обман.
Я не боялся заблудиться; чувство направления было у меня как у почтового голубя, и дорога казалась знакомой: снова перешел я по камушкам речку с тихой, почти стояч чей водой, покрытой листьями и цветами водяных лилий, поднялся по склону холма. Но там, где ожидал увидеть дом, нашел лишь невысокий покрытый травою бугор между деревьями! И пятнышко солнечного света, трепеща, выхватывало из грозовой мглы то покосившуюся изгородь, то в глубине маленького садика, у самого подножья бугра, ветхий сарай, служивший, вероятно, для хранения садового инструмента.
У меня не было выбора: ливень уже начался, капли, шипя, колотились в листве. Я вбежал в садик, где, можно сказав, еще стоял белый день, и кинулся скорее под Крышу, успев только заметить, что сад давно заброшен, зарос весь сорной травой и никто не сбирает плодов. Много раз я возвращался туда мысленно, гадая, что это был за сад, потому что мне не довелось увидеть его снова.
В сарае было покуда еще тепло и сухо. Можно было даже не без удобства прилечь и любоваться грозою через открытую дверь. Я наклонился, чтобы придвинуть и разровнять охапку сена, чем был сам удивлен: откуда ж мне известно, что оно здесь имеется? Впрочем, может быть, дело тут в его запахе.
Я опоздал в последний раз взглянуть на солнце. Кровавый просвет в тучах сомкнулся. Тьму взрезала молния, отпечатав в глазах ландшафт, который вдруг показался мне давно, очень давно знакомым. Но откуда?
Разумеется, я мог побывать тут когда-нибудь в детстве и забыть об этом. Но воспоминание было свежо. Совсем недавно видел я и этот сад, как, впрочем, и реку, и лес, в воспоминании также озаренный молнией! И этот сарай, и сено "Должна быть, еще… – продолжал я напряженно вспоминать, – лестница! Каменная лестница!" Тут я рассмеялся несколько принужденно. Да, я видел все это, и видел недавно: во сне! Сходство было, во всяком случае, поразительное. Занятный был сон: лестница вела в подвал, где находились странные предметы. Но очутиться снова – и наяву – в таком месте – это, знаете ли, способно привести человека в замешательство.
Я искал объяснений, а ливень между тем усиливался. Худая крыша потекла, я начал искать местечка посуше. Ливень превратился в настоящий водопад, прогибавший ветхие доски кровли. Забурлило и под ногами. Стоя по щиколотку в воде, я слышал, как поток уносит сено и щепки. "Ну и пристанище!" – подумал я. Впрочем, для этой погоды годился бы разве ковчег. Положение становилось опасным. Даже сквозь гром было слышно, как по-мышиному повизгивают гвозди: сарай шатало, словно худую клячу. Следовало уйти, пока он не рухнул.
