Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)
– Здоров! – Привезённый Анной «глубоководник» протянул недосягаемую из-за средств защиты руку сидящему. – Всё тихо?
– Как в могиле! – хохотнул тот. – Все пташки в клетках. – Он махнул головой в сторону монитора видеонаблюдения.
Синявская подошла к компьютеру. На экране она увидела залитое светом поле и ряды огромных, похожих на товарные вагоны, фургонов. Исполинские братские саркофаги, в одном из которых умирал её сын. Синявская сжала кулаки.
– Последнюю дезинфекцию когда делал? – озабоченно поинтересовался у сдающего смену дежурный. Тот глянул на экран.
– Всё по графику. Сейчас запустится.
Таймер равнодушно отсчитал: 5, 4, 3, 2, 1. Что-то ударило по барабанным перепонкам низкими частотами, завибрировало в воздухе. Синявская присела и закрыла ладонями уши.
– Сила! – крикнул сменщик и показал поднятый вверх большой палец в толстой оболочке перчатки. – Вот это им банька напоследок!
– Да уж, по всем правилам финской сауны, – кивнул второй. – Градусов 130 внутри.
– Какая банька? – Синявская чувствовала, что дыхание для неё стало роскошью. Горло свело судорогой. – Какие…
– Каждые двадцать минут включаются агрегаты дезинфекции, – разъяснил её спутник. – А у этих штуковин побочный эффект, в отличие от первых ЭИСов, жарит сильно.
Анна Михайловна вспомнила стекающую на пол кастрюлю и плавящийся пластик в кабинах БТРов. Второй вариант электроизлучателя был мощнее, зато воспроизвёл побочный термоэффект, которым сначала грешила и сама Синявская. Она села на стул и зарыдала. «Глубоководники» переглянулись.
– Что же вы плачете? – растерянно пробормотал первый дежурный. – Нам их через полстраны переть. Надо же чтобы поверхность фургонов была чистой.
– Ка… каждые д…вадцать… – стуча зубами, выдавила Анна и снова залилась слезами.
Ни валерьянки, ни воды ей не дали. Есть и пить в этой зоне строго запрещалось. Как и снимать защитные средства. Зато вручили списки. Синявская вцепилась в них и с жадностью принялась искать глазами Юлькин адрес. Он обнаружился на втором листе в самом низу. Напротив стояли цифры 4–1 (3).
– Что это значит? – спросила она недоумённо. Дежурный посмотрел ей через плечо.
– Четверо взяты, один умер. Итого три.
«Не умер, а убили!» – скрипнув зубами, подумала Синявская, но промолчала.
– А почему нет имён и фамилий?
– А зачем? Если мы ещё и пофамильно будем разбираться, штата не хватит. Людей и так мало. Не больно-то сюда рвутся, хоть и деньги хорошие. Адреса есть и ладно. По этим спискам обеззаражку квартир проводим. С особой тщательностью.
– Жилплощадь, значит, готовите новым жильцам, – зло заметила Анна. Дежурный яда в её словах не уловил.
– Вроде того. Теперь жилья будет больше, чем жильцов. Никакая ипотека не нужна.
Пошутил, значит? Анна отвернулась. Её коробило от этого бравого голоса. Запомнив номер фургона, где, по всем данным, был Василь, она вернула списки. Отправка автоколонны смерти намечалась на 2.00. Через сорок минут.
Находиться в вагончике с дежурными она не могла. Вышла на воздух. Осень уже вступила в свои права. Промозглая хмарь и терпкая гнилость листвы заполнили лёгкие. В буйных лучах прожекторов вилось едва заметное кружево накрапывающего дождя.
Что Василь болен, сомневаться не приходилось. Даже если их взяли по тому самому «одному звонку» (у Петра было полно недоброжелателей и конкурентов), то сутки в контакте с заражёнными людьми надежды не оставляли. Только бы их не повезли в зону за тысячи километров! Время погубит большинство больных в фургонах. Впрочем… через трое суток начинается зачистка. Скорее всего, это учли, выбирая зону для данной партии обречённых.
Конечно, Василь будет жив, когда саркофаг с людьми вскроют. Иначе и быть не может! Она сразу вколет ему вакцину. Ремиссия длится недолго, но за этот срок она, будьте уверены, что-нибудь придумает. Хотя бы способ оттянуть гибель ещё на какое-то время. А потом найдёт проклятую формулу препарата, способного излечить болезнь. Найдёт, потому что её сын умереть не может. Кто угодно может, а он – нет! К тому же, помнится, тот тип с миндалевидными глазами говорил, что она отыщет вакцину. А его окаянные пророчества все сбываются! Она убедилась. Отчего бы не сбыться и этому?
Синявская дрессировала себя с упорством карабкающегося из ущелья альпиниста. Всей силой подаренной ей психической энергии она старалась не подпустить отчаяние. А оно штурмовало её сердце нещадно.
Началась ещё одна дезинфекция фургонов. Анна закрыла лицо руками.
Угрожающе рокоча, гигантская змея автоколонны ползла по трассе. Она двигалась медленно, предупреждая всех о своём приближении тревожным криком сирен. Так в далёком прошлом, пугая города и деревни перезвоном колокольчиков, тащились по дорогам прокажённые. Этот страшный звук разносил по округе весть «Осторожно, идёт смерть». Улицы пустели. Люди прятались по домам, закрывали двери и ставни. С ужасом прислушивались, как надвигается монотонное и безысходное дин-дон. И вот, спустя века, неумолимое дин-дон добралось и до современного человека. Как и всё в нашем столетии, стало оно куда масштабней и шумливей, но осталось верным изначальному смыслу. Жёсткая мешковина, скрывавшая когда-то обезображенные лица прокажённых, была заменена теперь титановыми листами. Они надёжно укрыли на случай пожара или обстрела герметичные сейфы с замурованными в них узниками. Что бы ни случилось, на теле саркофага не должно появиться ни единой трещинки. Фонарь с язычком пламени, какой вешали на палку прокажённые, уступил место сверкающим оранжевыми тревожными всполохам мигалкам. Единственное, что прибавил век нынешний к картине прошлого – сияющие серебром автоматчики, выстроившиеся вдоль дороги.
Синявская кусала губы от мучительного нетерпения. Если они будут так бесконечно долго тянуться, до места живым не довезут ни одного пленника. Да ещё эти ужасные остановки каждые двадцать минут на глобальную дезинфекцию. Водители выскакивали из кабин и отбегали от машин на почтительную дистанцию. Там они принимались поливать друг друга излучением своих персональных ЭИСов. Эти приборчики не обладали убийственной мощью развешанных по фургонам дезинфекторов, а потому и термоэффект был ерундовый. Махины на автопоездах, начинали свой грозный гуд без человеческого вмешательства, ими управлял равнодушный таймер. Воздух наполнялся тяжёлой вибрацией, от которой заходилось сердце, и начинали мелко дрожать внутренности. Даже на расстоянии от раскалившейся титановой обшивки шёл нестерпимый жар. Анна слышала из фургонов едва различимые стуки и стоны. Она вцеплялась в руль и тихонько, чтобы не услышали «серебряные» скулила.
Она вспоминала в эти минуты об эксперименте, проводимом давным-давно учёными, сомневающимися в существовании эмоциональной связи живых существ. У самых обыкновенных крольчих забирали их крольчат и увозили за сотни километров, где воздействовали на них электрическими разрядами. Попросту говоря, пытали. В момент истязания крольчат крольчихи впадали в настоящее безумие: метались по клеткам, верещали и даже не замечали предлагаемую им пищу. Сейчас Анна понимала этих крольчих. На какие-то мгновения она теряла рассудок. Принималась просить прощения у тех крольчих, к которым не имела никакого отношения. Заклинала отпустить ей грехи морских свинок и лягушек, которых в изобилии препарировала в институте. Запоздало оплакивала доверчивых дворняжек и ничего не подозревающих лабораторных крыс. Взывала к милости Моней, всех сразу и каждого в отдельности, их мамаш и ещё чьей-то, кого никогда не знала. Молила, чтобы удержаться, не воспользоваться дарованной ей энергией и не разметать непробиваемые заслоны темницы, где был сын.
Этот ни с чем не сравнимый в её жизни путь длился двое суток. На мобильный ей позвонил Королёв и, как всегда, чётко и внятно предупредил, что до операции по зачистке зон остаётся 24 часа. Она немедленно должна покинуть территорию агрессивного обеззараживания. Напомнил, что её кровь является на этот момент единственным источником необходимых, как воздух, иммуноглобулинов. Он так и выразился, агрессивного обеззараживания. Синявская начала хохотать. Потом отключила телефон.
Начиналась зона отчуждения. Об этом свидетельствовали многочисленные предупредительные знаки и пустые, как выпотрошенные мумии, деревни.
В зону карантина автопоезда вошли за восемнадцать часов до часа Х, о котором знала только Синявская. Из-за нестерпимого смрада и памятуя о сопутствующих инфекциях, она облачилась в защитный костюм. Теперь её отличало от тех, кто сопровождал смертников, только отсутствие ЭИС. Глубоко в зону колонна не проследовала. Остановилась километрах в десяти от границы, за которую не ступала нога человека, не поражённого почти бессмертным вибрионом. Если, конечно, не считать водителей фургонов, в чьи обязанности входило освобождение пленников и выгрузка тел. Далее машины покидали мёртвые земли, предоставляя тем, кто был ещё жив, обустраиваться самостоятельно. В зоне отчуждения фургоны ждали дезинфекционные ангары, а после – полная санитарная обработка.
