Филип Дик - Короткая счастливая жизнь коричневого тапка (Сборник)
— Еще чего! — заявил Эрл. — Как она может работать, если…
— А ты включи! — Салли пихнула Стивена в бок. — Давай проверим.
Поднеся рацию к свету, Стивен нажал на самую большую кнопку. Загорелся индикатор.
— Включился, — сказал Стивен.
— А теперь скажи что-нибудь.
Стивен поднес прибор к губам.
— Говорит оператор шесть-зет-семьдесят пять. Меня слышно? Это оператор шесть-зет-семьдесят пять. Вы меня слышите?
Неподалеку от фонарного столба Томас Коул молча склонился над тарелкой. Он ел с аппетитом, пища была вкусно приготовлена и хорошо приправлена. Поев, осушил коробку апельсинового сока и незнакомого сладкого напитка. Коул ел такое впервые в жизни, но ему было все равно. Он слишком вымотался и проголодался, а впереди была долгая дорога. Нужно затеряться в холмах до рассвета. Инстинкт подсказывал ему, что в глуши безопаснее, насколько тут вообще может быть безопасно.
Коул так сосредоточился на еде, что ни разу не поднял глаз. Наконец он медленно встал и вытер рот тыльной стороной ладони.
Трое подростков по-прежнему стояли под фонарем, поглощенные своей игрушкой, не замечая ничего вокруг.
— Ну что, работает? — спросил Коул.
Стивен поднял глаза. На лице застыло странное выражение. Мальчик медленно кивнул.
— Да, работает. Лучше, чем раньше.
Коул хмыкнул.
— Вот и славно. — Он отвернулся и побрел в темноту. — Вот и хорошо.
Подростки молча глазели ему вслед. Когда сутулая фигура затерялась в темноте, подростки посмотрели друг на друга, затем перевели взгляды на прибор в руках Стивена. В их глазах застыло изумление пополам с зарождающимся страхом.
Наконец Стивен очнулся и зашагал к дому.
— Покажу папе, — прошептал он ошеломленно. — Он должен знать. Кто-то должен знать.
III
Эрик Рейнхарт вертел приборчик в руках.
— Даже бомба его не берет, — неохотно признал Диксон. — Наверняка спрыгнул с повозки перед самым взрывом.
Рейнхарт кивнул.
— Он снова оставил вас в дураках.
Отложив приборчик в сторону, комиссар резко обернулся к мужчине, который мялся у стола.
— Еще раз, как вас там?
— Эллиот. Ричард Эллиот.
— А как зовут вашего сына?
— Стивен.
— Это случилось вчера вечером?
— Около восьми.
— Продолжайте.
— Когда сын вернулся домой, я заметил, что он ведет себя странно. В руках он держал этот прибор. — Ричард Эллиот показал на стол. — Стивен был взволнован. Я спросил, что случилось. Сначала сын не хотел говорить, но я видел, что он расстроен. Затем отдал мне рацию. — Эллиот судорожно выдохнул и затараторил: — Я сразу понял, с ней что-то не так. Я сам инженер-электрик, вскрывал рацию раньше, менял батарейку, поэтому представляю, что должно быть внутри, — Элиот запнулся. — Комиссар, там все изменилось: некоторые детали исчезли, некоторые были заменены на детали старинного образца, а большинство проводов подсоединены по-новому. А потом случилось то, что заставило меня вызвать службу безопасности. Видите ли, комиссар, рация работала.
— И что с того?
— Понимаете, это ведь просто игрушка. Радиус действия рации — пара кварталов. Дети переговариваются, сидя в разных комнатах. Такое портативное видеоустройство. Комиссар, когда я нажал на кнопку и заговорил в микрофон, мне ответил космический линкор, боевой корабль, несущий службу рядом с Проксимой Центавра! В восьми световых годах от Терры! Прибор работал как обычно. И тогда позвонил вам.
Некоторое время Рейнхарт молчал, затем постучал по лежащему на столе приборчику.
— Вы поймали боевой линкор? Вот этим?
— Да.
— Как выглядят обычные видеорации?
— Обычно они размером с двадцатитонный сейф, — ответил Диксон.
— Так я и думал.
Рейнхарт нетерпеливо махнул рукой.
— Можете идти, Эллиот, спасибо за информацию.
Сотрудник службы безопасности вывел инженера из кабинета.
Рейнхарт и Диксон молча смотрели друг на друга.
— Плохи наши дела, — заметил Рейнхарт. — Чтобы сотворить такое, нужен гений. И подумать только, откуда он взялся! Из начала двадцатого века, незадолго до мировых войн. Время творчества! Время открытий и промышленного роста. Эдисон. Пастер. Бёрбанк. Братья Райт. Время изобретений и создания революционных механизмов. Что они вытворяли с техникой! Люди прошлого обладали своего рода интуитивным пониманием машин, которого лишены мы.
— Вы считаете…
— Я считаю, что появление такого человека в нашем времени опасно само по себе, не говоря об условиях военного времени. Он слишком отличается от нас, у него иное мировоззрение. Этот человек обладает навыками, которые нам недоступны. Эта его способность чинить все подряд голыми руками ставит нас в заведомо проигрышное положение. Кажется, я начинаю понимать, почему машина не может его просчитать. Нам не понять его мотивов. Уинслоу говорил, он искал работу, любую. Утверждал, что может починить все, что угодно. Вы понимаете, что это значит?
— Что?
— Кто из нас способен хоть что-нибудь починить? Никто. Каждый компетентен только в своей работе. Общество развивается в сторону узкой специализации. Накопление знаний сделало невозможной роскошью возможность разбираться в иных сферах. Что мне до того, кто сидит за соседним столом? Мы утратили способность видеть дальше своего носа! Этот человек другой. Он способен починить все на свете. Его подход ненаучен, не основан на знании. Его ведет интуиция, его сила — в руках, не в голове. Мастер на все руки. Руки художника, творца. И этими руками он режет нас без ножа. А главное, сейчас он прячется где-то в горах. И неизвестно, когда нам удастся его оттуда выкурить. Он умен и хитер как зверь. Поймать его будет нелегко.
Отослав Диксона, Рейнхарт сгреб со стола дюжину новых докладов и направился в лабораторию.
Дверь была опечатана, перед охранниками, уперев руки в бока, тряс бородой Петр Шериков.
— Что происходит? — налетел он на Рейнхарта. — Почему мне не разрешают взглянуть на цифры?
— Прошу прощения, — Рейнхарт сделал знак охранникам расступиться. — Ступайте за мной, я все объясню.
Дверь за ними захлопнулась, и ее снова окружили сотрудники службы безопасности.
— Зачем пожаловали? — спросил Рейнхарт.
Шериков пожал плечами.
— Вас навестить. Мне сказали, вы заняты. Я решил, что-то случилось. Что?
— Сейчас узнаете. — Рейнхарт подозвал Каплана. — Вот, новые данные. Загрузите прямо сейчас. Я хочу, чтобы машина их обработала.
— Будет сделано, комиссар.
Каплан загрузил информацию в машину. Вычислитель зашумел.
— Сейчас, — пробормотал Рейнхарт.
Шериков подозрительно смотрел на комиссара.
— Узнаем что? Да говорите же! Что случилось?
— У нас проблемы. Вот уже двадцать четыре часа машина не показывает никаких цифр. Пустота, абсолютная пустота.
На лице Шерикова изобразилось недоверие.
— Это невозможно. Хоть какие-то данные есть всегда!
— Машина не в состоянии их обработать.
— Почему?
— Переменная величина. Фактор, с которым машина не справляется.
— А почему бы машине не отбросить его? — усмехнулся Шериков. — Просто проигнорировать?
— Нельзя. Эта величина меняет баланс данных. Проигнорировать ее значит получить заведомо ложный результат.
Шериков задумчиво оттянул бороду.
— Что ж это за величина, сбивающая вычислитель с толку? Я считал, ему по силам обработать любые данные, поступившие за последние годы.
— Вот именно, за последние. Отдел исторических исследований переусердствовал: внутри пузыря времени оказался человек из двадцатого века. Человек из прошлого.
— Так вот оно что. — Поляк нахмурился. — Человек, живший двести лет назад. Человек с иным мировоззрением, которого ничто не связывает с современным обществом. Неудивительно, что вычислитель завис.
Рейнхарт усмехнулся.
— Завис? Можно сказать и так. Машина не способна обработать новые данные и выдать прогноз. А ведь мы поставили на него! От прогноза вычислителя зависит успех войны.
— Словно гвоздь из подковы. Помните старинный стишок? «Не было гвоздя — подкова пропала. Не было подковы — лошадь захромала…»[2]
— Так и есть. Единичный фактор, единственный индивидуум свел на нет все наши усилия. Кажется немыслимым, что один человек оказался способен потрясти основы целого общества, но приходится признать, что это так.
— Что вы предприняли?
— Силы безопасности проводят массированную операцию по его обнаружению.
— И каковы результаты?
— Вчера вечером он исчез в горах, и вряд ли мы найдем его в течение ближайших сорока восьми часов. Нам остается только сровнять с землей горный массив, а возможно, прихватить окрестные территории. А тем временем…
