Федор Березин - Голован
— Это правильно, — кивнул Шоймар. — Ирнац, чего вы отмалчиваетесь, в самом деле?
— Я тоже ни зги не рассмотрел, начальник, — отозвался сидящий поодаль Дьюка Ирнац. — Меня ж вместе с нашим горе-фотографом привалило палаткой.
— Кстати, это вы ее ножичком покромсали, — поинтересовался Маргит Йо, — или тоже зверюга?
— Я сам, кто же еще. — Шрам на щеке Дьюка дернулся тиком. — Но ведь надо было выбираться быстрее. Тут не до сантиментов. Зашью, куда денусь.
— Давайте по делу, — поморщился Шоймар. — Что вы, Ирнац, думаете по…
— Я извиняюсь, начальник, но можно мне попытать наших спецов по зоологиям? — как-то полусонно спросил охотник-проводник. — Как, по-вашему, может тварь быть млекопитающей, но без ног?
— В смысле, именно змеей? — переспросил я. Я, разумеется, не штатный биолог экспедиции, но Кож Зола отмалчивался, а Каан уже проблеял свое.
— Ну, да! Если раскрашена, как тигр, и с шерстью, то может ли она быть змеей?
— А с чего вы взяли, что с шерстью? — снова повернулся к охотнику Жуж Шоймар. — Вы что…
— Потому что я тут кое-что надыбал, почтеннейший господин начальник. — Шрам на лице Дьюка снова дернулся, но уже не от тика — Ирнац сделал попытку улыбнуться. — Вот, поглядите-ка.
Неким жутко быстрым движением фокусника он извлек обрезок зеленой материи и мгновенно развернул. На тряпке покоился окровавленный клочок какого-то меха. Все тут же переместились и сгрудились вокруг Дьюки. Я тронул пальцем. Мех был сероватый, Жесткий, с не слишком длинными волокнами и произрастал из такой же залитой кровью шкуры, тоже очень жесткой и толстой.
— Надо бы на анализ, — сказал я не слишком уверенно.
— На тигриную не похожа, все ж, — отметил Шоймар и покосился на Дьюку. Начальник экспедиции был явно недоволен хамским поведением охотника, то есть обзыванием «почтеннейшим господином начальником», но сейчас, ясное дело, было не до отстаивания субординаций.
— Вот и пусть наши зоологи порешают, может ли шкура менять цвет? — бросил Ирнац. — И про тот, первый вопрос, пусть тоже не забудут. Может ли зверь быть «млекопитом», но без лапок?
— Он явно потеряет нужные приспособительные факторы, а потому…
Я перебил брата на полуслове:
— Про китов забыл, Каан? Все может быть. В смысле, не исключено.
— А ты что у нас, зоолог, а?! — Каан чуть не задохнулся от возмущения. Видимо, от родного брата он подсечки не ожидал.
— Я — ветеринар. Забыл? — посмотрел я на него как можно мягче.
— Мне тут только семейных ссор не хватало. Закончили уже! — почти сурово перебил Жуж Шоймар. — Давайте делайте свой анализ, и как можно живей. Кож Зола! Займитесь, что ли, а то совсем в стороне. Дело-то по вашей части.
— Там еще несколько кусочков шкуры и кровь, — пояснил далее штатный охотник отряда. — Кто-то из наших все же зацепил тварюку. И слава Выдувальщику, а то, может, у нас бы сейчас было трупов в два раза больше.
— Ежели не полный мор, — почти про себя добавил Маргит Йо.
36. Штаб-врач Дар Гаал. Незафиксированные хроникиМожно констатировать: именно тогда я упустил шанс присосаться к Большой Науке. И к тому же под специфическим, надежным патронажем. Наверняка тогда бы я закончил службу не каким-нибудь полковым штаб-врачом, а кем-нибудь повыше. Или, может, до сего дня службу оную не закончил, а важно ходил в звании штаб-генерала медицинских войск. Ну и прочие красоты, типа написанных и утвержденных диссертаций, имели бы место. Да и собственные монографии, уж само собой. Честно говоря, нисколько не жалею. В смысле, генералом-то значиться хорошо, вот только не хотелось бы осуществлять восхождение на той основе, которая тогда выпала.
Надо же, прибывший к нам в полк профессор по проблемам здоровья в данный момент страшно интересовался голованами. «Есть одно новейшее лекарство, — пояснил он мне доверительно. — Покуда жутко секретное. Про вас, доктор Гаал, доложили, будто вы по этим большим медведе-собакам великий спец. Не желаете ли мне ассистировать? Скажу сразу, обижены не будете, и возможны перспективы. Это серьезная наука, доктор. А поскольку проблема касается здоровья, то результат требуется нам еще до того, как эта война закончится».
На раздумья мне дали один час, хотя могли не дать вообще ничего. Просто отдать приказ, и взятки гладки. У этого Дорнеля Мадисло было при себе столько бумаг со штампами, что все наши полковые начальники просто бы вытянулись по стойке «смирно» и выполнили, что скажет. А мне еще дали возможность самому решать. Правда, потом я понял, почему. Чтобы после, когда обратно захочется (если захочется, понятно), было некого, кроме себя самого, винить. Профессору Мадисло требовался опытный доброволец, причем не из своей собственной ученой «мафии», а из чужих. Эдакий деревенский или, как в данном случае, окопно-фронтовой профан. В ученом сообществе слишком развита внутренняя грызня, да и украсть у коллеги и проректора какую-нибудь идею или результат не считается зазорным. Дорнель Мадисло ту же собаку на этой ученой грызне съел и поэтому не собирался рисковать. Я был идеальной кандидатурой, а если еще и добровольно, тогда вообще. К тому же, Дорнель вполне резонно считал, что я ему буду благодарен до самого перенесения в райские пространства Мирового Света. Еще бы: забрать обычного, совершенно без связей офицера с передовой. Но чем конкретно мы будем заниматься, он мне все-таки поначалу не раскрыл. Просто попросил — или уже приказал? — подготовить к отправке не только собственный саквояж, но еще и какого-нибудь голована. Вернее, не какого-нибудь, а, как он выразился, «наиболее здорового, но не щеночка. И наиболее „разумного“, если вы не против такого термина, доктор». Я был не против, тем более в этот термин вкладывался вовсе не тот смысл. Никакое равенство разумов тут не подразумевалось.
Очень может быть, что зря. Представляю, если бы энергию Дорнеля Мадисло направить на познание истинного разума голованов, то…
Возможно, тогда мы бы оказались куда более готовыми к нынешнему «контакту».
37. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневникиА вот я лично не успел понять ничего. Ну вот ничегошеньки! Смутно помню, что проснулся от крика. Дикого такого, предсмертного, похожего на хрипение. Теперь, глядя, как Маргит Йо замеряет расстояние между деревьями (семь метров с лишкой), среди которых пейзажист Муго видел фрагмент гадины, почему-то представляю, что кричал кто-то уже наполовину заглоченный. А может, вообще находящийся внутри? Если, конечно, тварь все-таки «работает» челюстями подобно змее, то есть запихивает добычу в рот полностью. Если б пихала кусками, то куски уж точно не орут и не жалуются. Мясо — это еще протоплазма, но уже лишь условно живая. Но даже если целиком, то и тогда легкие вряд ли сумеют выплеснуть воздух для крика — из них уже все выдавили, а реберный каркас сплющился. Тем не менее, вполне мог кричать тот, кого только начали поглощать. Вероятно, именно поэтому крик и был таким жутким. Но это все теперешние предположения, а тогда было не до них.
Быть может, на крик у меня просто профессиональная реакция. Все же в самом начале Большой Атомной Мясорубки я целый месяц подменял полевого санитара. Короче, я проснулся, а вокруг все уже летело вверх тормашками. Люди действовали по-разному, часто диаметрально противоположно. Кто-то вскочил, кто-то, наоборот, скрючился на земле. Некоторые палили куда ни попадя. Весьма может быть, что в таком раскладе самым лучшим и было «лежать и не высовываться». Поливали ведь, в том числе и из автоматов, деревья и лианы вокруг. Кстати, одну такую лиану в темноте пытались изрубить в хлам; кто-то подспудно уже додумался до гигантской змеи. Стрельба была делом правильным, хотя и опасным. Обычных хищников, не привычных к пороховому оружию, близкие очереди и пламя должно пугать до жути. Конечно, удивительно, что в наступившем кавардаке люди умудрились не переколошматить друг друга. Повезло.
В общем, хаос — есть хаос. Каждую секунду происходило столько событий, сколько в обычном нашем переходе не происходит за день. Кто-то уже задействовал прожектор, но когда я открыл глаза, он бил почти вертикально вверх: что-то опрокинуло стойку. Затем фонарь перевернулся еще раз и погас. Риши Элеме, находящийся рядом с треногой, утверждал, что он ни при чем, — источник света кто-то или что-то свалило и, видимо, пыталось погасить вовсе. В полутьме повалилась пара маленьких палаток. Позже, кроме убитых и пропавших, выявились раненые. Что интересно, не имеющие жестких запчастей палатки априори не могли никого травмировать, и все же травмированные имелись. Так, у одного носильщика из марайя нога оказалась перебита, будто на нее упала рельса. Правда, туземец ночевал вне палатки, но, разумеется, как предположил Каан, упавшее дерево вполне могло сделать с ногой что угодно. Вот только поваленных деревьев поблизости не обнаружилось. Рубленые и простреленные лианы были, а вот деревьев все-таки не имелось. А ведь должны были быть. Все трое убитых местных, вообще-то говоря, оказались или раздавлены, или имели признаки жутких ударов, сходных по последствиям с падением с большой высоты. То есть что-то их подняло и с силой бросило.
