Наталья Лебедева - Племенной скот
– Готова? – спросила она. Голос ее звучал тихо, словно березовые листья шелестели под ветром.
– Готова, – ответила Алена и заправила за ухо отрастающую прядь.
Они выскользнули в коридор и, оглядываясь, пошли вперед. Василиса вела Алену за руку, точно маленькую девочку, которая могла потеряться. Она то и дело смотрела на свою левую руку. Алена видела там слабое зеленовато-синее свечение, но не решалась о нем спросить.
Перед больницей их ждал большой черный конь с огненно-рыжей гривой, которая вспыхивала в темноте пугающими сполохами. Поехали они медленно: Алена попросила напоследок взглянуть на город, который скоро никто и никогда не сможет увидеть.
Все вокруг было серым, точно и вправду вырубленным в скале. Там и здесь сквозь камень пробивались одинокие деревца. Алене жалко было смотреть на голые их стволы и ровные, шарами подстриженные кроны. Мимо пролетали бесшумные тени, похожие на затянутые плотными холстинами лодки. Горели по сторонам яркие неживые огни, и люди сновали на их фоне черными густыми кляксами. Что-то негромко ухало и шептало. Алена вспомнила, как заблудилась однажды в лесу и едва не попала в самую топь. Тогда она до рассвета просидела на кочке, но так и не решилась ступить ни шагу. Все смотрела на болотные огни, слушала вздохи трясины и шорохи леса, а черные пни вокруг казались то ли людьми, то ли навьями и даже будто бы двигались… или это кружилась от страха голова…
Потом они нырнули в переулок, темный, как вязкая топь, проехали закоулками, такими узкими, что Алене казалось: конские бока касаются стен домов. Дома здесь были невысокие и пахли старостью, тленом и свежей штукатуркой поверх. Потом возник перед ними темный человек с чем-то блестящим и длинным в руках.
– Василиса Васильевна? – весело проговорил он. – Поправились?
– Ага, – улыбнулась она в ответ. – Сбежала из больницы. Надоели они мне! Все анализы норовят вынуть!
Охранник захохотал, сверкнув в темноте белыми зубами, и начал открывать ворота. Потом приостановился, замялся и спросил:
– Василиса Васильевна, а спутницу вашу вы сами на вход оформите?
– Оформлю, конечно, Сенечка… – Василиса мягко улыбнулась. – Не беспокойся. Это подружка моя, в больнице познакомились.
Сенечка открыл дверь, и конь, цокая копытами, въехал во двор. Василиса и Алена спешились. Василиса начала шептать что-то на ухо коню, а тот кивал головой, будто понимал каждое ее слово; Алена же разглядывала дом, но при свете фонаря видела только бледно-желтую стену да дверь из благородного темного дерева с искусно выкованной ручкой.
– Пойдем, – позвала Василиса, и они вошли внутрь. Здесь Василиса тоже перекинулась парой слов с охранником. – Папа дома? – спросила она.
Алена слушала их разговор, а сама молчала и старалась даже не шевелиться: Василиса объяснила ей, что каждое их слово и каждый жест видит и слышит каждый охранник. «Все, что происходит в Кремле, тут же передается на пульт охраны, – говорила она, а Алена кивала, хотя и понимала смысл ее слов смутно и приблизительно. – Исключение – президентский сектор. Отца трясет от мысли, что за ним будет подсматривать охрана. Все записи идут непосредственно ему. То есть он узнает, что мы там были, и увидит все, что мы делали, но будет уже слишком поздно, понимаешь?» Алена задумчиво пожевала губы. «Значит, – сказала она, – помешать Кощей нам не сможет, а дальше – трава не расти?» – «Именно так», – ответила Василиса.
Они миновали охрану и пошли богато убранными коридорами. Алена смотрела во все глаза: наконец-то она увидела в холодном каменном городе что-то человеческое, живое, правда, слишком уж для нее роскошное, режущее глаз. Вдруг Василиса остановила ее, схватив за плечо. Алена почувствовала, какие холодные, даже ледяные у нее руки, и испугалась вдруг, что поверила навье, нежити, мертвяку… Но рука тряслась от сильного страха – нежить не боялась бы так, не смотрела бы глазами, умоляющими отменить страшный поход.
Они приостановились всего на мгновение, а потом Василиса решительно свернула налево. Алена пошла за ней.
– Здравствуйте, Василиса Васильевна! – Охранник, сидевший в маленькой будочке, вскочил. – Какими судьбами?
– К отцу хочу пройти, Витенька.
– Так нету его, Василиса Васильевна. Он же в Токио улетел. А без него – сами знаете – не могу вас пустить.
– Витенька, – начала было Василиса и подошла поближе, словно бы для того, чтобы доверительным жестом положить руку ему на плечо, но из руки, стоило ей коснуться черной куртки, сверкнула зеленоватая молния, и охранник упал, тяжко повалившись на стул.
Алена едва сдержалась, чтобы не ойкнуть, и зажала себе рот рукой.
– Тихо! – цыкнула на нее Василиса. – Не бойся – оклемается.
Теперь, отрезав себе путь к отступлению, она стала решительной, жесткой и зашагала вперед по коридору уверенным, четким, почти военным шагом.
«Молодец, – думала про себя Алена, поспешая за ней, – нашла-таки разрыв-траву. Значит, правду говорили, что зашьешь такую траву под кожу, дотронешься до человека – и упадет тот замертво. И замо́к любой разлетится в пыль, любую дверь можно открыть».
Коридоры были пусты, но Алена точно знала, что охранники еще появятся. Она даже помнила имена тех, кто хранил самые важные купальские клады: Лаюн, Щекотун, Копша, Кладовик… И был вроде там кто-то еще, она не могла вспомнить, кто.
Они и появились, человек семь. Вынырнули из коридора. Или Алена с Василисой нырнули в следующий коридор? Напряжение было таково, что Алена не понимала, движутся ли они, или это коридоры заглатывающими змеями ползут навстречу.
– Василиса Васильевна? – удивился тот, что шел первым. – Вы как здесь?
– Меня Витя пропустил, – уверенно отозвалась она.
– Витя пропустил? Без приказа? А кто это с вами?
– А это, – Василиса двинулась вперед, слегка приподняв руку, и Алена снова начала ждать зеленой молнии разрыв-травы, – девушка, которую отец хотел бы видеть по приезде…
Сверкнула молния, потом – другая: Василиса обводила рукой полукруг, и охранники падали друг за другом. Наконец остался стоять лишь один, до которого Василиса не могла дотянуться так сразу. Дрожащей рукой он что-то дергал в своей блестящей трубке. Василиса засмеялась:
– Вот так и выстрелишь? В президентскую-то дочь? – И охранник замер, а она дотронулась до него рукой и тут же перешагнула мгновенно обмякшее тело.
Дальше пошли сплошь запертые двери, и Василиса открывала их одну за другой, без малейшего усилия, просто протягивая руку. Алена позади нее шептала заговор, чтобы разрыв-трава в Василисиной ладони не увяла, не потеряла волшебных свойств. Разрыв-трава не подводила: дверь за дверью открывалась перед ними в пустом, безлюдном коридоре, и только последняя, массивная, блестящая, темно-вишневая, продержалась чуть дольше, но наконец и ее невидимый запор с легким щелчком поддался траве, и они зашли в просторную темную комнату.
Что-то щелкнуло снова, загорелся свет. Алена шагнула вперед, вслед за Василисой, и ноги ее утонули в мягком ковре.
Перед ними был большущий стол, с боков – заполненные книгами шкафы. Алене они казались большими зверями, разинувшими зубастые пасти. А когда она отводила взгляд, ей чудилось, что массивные тени придвигаются ближе, а пасти шкафов сжимаются и распахиваются снова.
Василиса стояла перед столом. Он был огромен, как целое крыльцо, и блестел, будто был покрыт тонкой корочкой льда. Пальцы Василисы касались левого запястья, словно она пыталась разогнать кровь, нащупать биение сердца или разбудить зашитую в ладони траву.
Дрогнул лед над вишневой поверхностью стола, и крышка его раскололась пополам. Что-то мерцало в провале, как будто золотисто-красный волшебный цветок; увидев этот цветок, Алена наконец поняла, что здесь вправду спрятан великий клад. И снова Василиса принялась колдовать над своей рукой, касаясь ее плавно, словно нежных крыльев бабочки.
Послышалось легкое жужжание. Темный ларец того серого цвета, какого бывает река в плохую погоду, поднялся из недр стола. Замелькали на его крышке крохотные зеленоватые молнии, и крышка открылась. Дрожащей рукой Василиса взяла из него белое яйцо, будто бы разрезанное пополам: плоское сверху, полукруглое снизу. В бархатной подушечке, на которой оно лежало, осталась неглубокая вмятина. Посреди яйца темнело пятно, напоминающее испорченный желток. В желток же воткнулась тонкая, мерцающая, похожая на портняжную иглу полоска.
Василисина рука вспыхнула мерцающим синим светом, и свет потек к игле, которая словно разломилась на множество кусочков, будто вышивая по желтку пузатых мелких жучков. Желток вспыхнул и погас. Погас и огонь в Василисиной руке. Стало тихо. Снова воцарилась полутьма.
Василиса и Алена замерли, глядя друг на друга.
