Крис Вайц - Мир юных
Сегодня разговоров почти нет. У всех ощущение, будто мы стоим на краю чего-то, накануне чего-то – правда, не понятно, чего. На лице Джефферсона читаю: «Извини». Улыбаюсь в ответ и трясу головой – не парься.
Питер, естественно, все просекает. Я устраиваюсь в передней части лодки, и тут подходит он.
Я. Питер! Знаешь, что самое потрясное?
Питер. Я влюбился!
Стоп. Чего?!
Питер. Тео – просто класс, правда? Такой сильный, молчаливый и симпотный.
Я. Да, но… Мне показалось, он – натурал.
Питер. Думаешь? Когда Ногастая голышом прыгнула за борт и начала трясти своими прелестями, Тео отвернулся и пошел к другому борту типа: «Фу-у».
Я. Так и сказал: «Фу-у»?
Питер. Ну, не сказал. Но лицо было соответствующее.
Я. Наверно, из вежливости. Ну, типа неприлично на такое смотреть.
Питер. Да блин, хорош мне настроение портить. Придумала же, неприлично!
Я. Прости. Я за тебя рада. Честно.
Питер. Спасибо. Кстати. Вы с Джефферсоном уже переспали? Я таки накаркал, да? Или у него не стоит?
Мне вообще-то хотелось других разговоров про нас с Джеффом, девчачьих: с охами-вздохами, обнимашками, мечтами «а когда же свадьба».
Я. Дурак! Ничего такого у нас не было.
Питер. Почему?
Я. Потому. (Обвожу рукой крошечный кораблик.) И вообще. У нас все по-другому. (Он делает большие глаза и недоверчиво хмыкает. Я сдаюсь.) Ну ладно, не совсем по-другому. Я хочу. Просто мы типа не спешим.
Питер. Здрасьте! А опоздать не боишься? Вдруг раньше помрешь от болезни или пули? Время-то уходит.
Я. Вот и топай к своему Тео, начинай его клеить. Только…
Питер. Да знаю. «Не кидайся на него сразу». Не переживай, я сначала все разведаю. Ну там, спрошу, какие ночные клубы он любит…
Я. Удачи тебе, Питер.
Питер. И тебе удачи, Донна.
Обнимаемся.
Питер. Все будет хорошо.
Я. Точно?
Питер. А то! Попадем на остров, Умник победит Хворь, и через пару дней принесем домой радостную весть. Вы с Джефферсоном нарожаете десяток евразийских малышей, мы с Тео половину из них усыновим. Я буду вести по телику шоу «Вау, апокалипсис!».
Я. Ну-ну.
Поворачиваем головы к острову. Меня туда совсем не тянет. Хочу остаться здесь – для разнообразия. Здесь и сейчас. Прошлое ушло. Остров – это будущее.
Мягко опускается ночь. Кэт с Пауком идут на первое дежурство. Мы с Умником, Питером и Джефферсоном будем спать в рулевой рубке.
Устраиваемся в спальных мешках, но Питер вдруг встает и с деланым равнодушием потягивается.
Питер. Слушай, Умник, я давно хотел узнать, где какое созвездие. Пойдем на палубу, расскажешь?
Умник. Какие именно созвездия тебя интересуют?
Питер. Э, не знаю. Типа самые важные?
Умник (дергает плечом). Не хочется.
Питер заходит с другого боку.
– А механическая лебедка? Покажешь, как она работает?
Умник. Что это ты вдруг лебедками увлекся?
Питер (со вздохом). Умник, давай оставим Джефферсона с Донной наедине. Пускай пошалят.
Умник. Ой. (Смотрит на нас.) Хорошо.
Они уходят. Спасибо, конечно, но я не очень-то люблю, когда на меня давят.
Наверное, все мечтают: «Хочу, чтобы первый раз был особенным, с любимым человеком».
Губа не дура.
Джефферсон наверняка видит, что я в панике.
– Давай просто полежим рядышком, – улыбается он.
Я расстегиваю спальный мешок и приглашающе откидываю верх. Джефф проскальзывает внутрь, застегивает спальник у себя за спиной. Тесно ужасно, но тепло и приятно. Сердце у меня колотится в ритме рейва, ударов двести в минуту. Джефф целует мне губы, глаза, уши, шею. Везде, где он меня касается, вспыхивает пожар.
Джефферсон. Так хорошо?
Я. Да.
– А так?
– Да.
– А здесь?
– Заткнись.
Он замолкает.
Хорошо?
Да.
* * *Сон. Чарли, мама, отец. И мир до Хвори. Сказка, но настоящая, и в ней мы все вместе, Чарли хохочет на качелях, я поворачиваю голову к Джефферсону и говорю: «Смотри, Чудесный лес!», а он отвечает: «Мы будем там жить, разве ты не знала?». Но кролика поймал охотник… и тянет, тянет за ногу…
Джефферсон
Открываю глаза. К моей груди приставлен нож, под острием проступила кровь. Кэт?! Припадок ревности? Нет, не она. Это паренек лет четырнадцати – глаза бешеные, волосы спутаны, с них капает соленая вода.
Рядом сидит Донна и смотрит на двух других гостей; те улыбаются, приставив оружие к ее голове.
– Пустите ее! – бросаю я.
Меня бьют по лицу рукояткой пистолета. Хруст, звон в ушах. В глазах на миг темнеет.
Снаружи доносится глухой удар, три выстрела. Крик. Голос Кэт.
Нам связывают за спиной руки мокрой веревкой – она больно впивается в запястья – и толкают из рубки на палубу.
Питер и Умник тоже в плену, с носа судна тащат Кэт. На корме несколько худых подростков с безумными глазами избивают Тео. Тот лежит на палубе безоружный и с трудом защищается – их человек шесть или семь. Еще один незваный гость неподвижно валяется возле поручней. Наверное, Тео его убил.
Почему дозорные не подняли тревогу?! Я вдруг оскальзываюсь. Что-то мокрое. Кровь. Паук мертв, тело лежит с поднятыми руками.
Его сталкивают в воду. Всплеск – и Паук исчезает из виду. Точно так же они поступают со своим мертвецом.
Рассматриваю пришельцев в предрассветном сумраке. Все очень юные, не старше четырнадцати. Ободранные, лохматые. Возможно, под кайфом – на теле много расчесов, движения дерганые. На борт поднимаются все новые и новые «гости»: их словно порождает сама вода. Верчу головой. А, вот они откуда. К корпусу «Энни» прилепилось несколько плоскодонок.
Захватчики вооружены кто чем: ножами, дубинками, мачете; у некоторых даже есть автоматические винтовки, которые в руках этих детей кажутся огромными. Один паренек, постучав небольшой пачкой о ладонь, вытряхивает сигарету. Умело закуривает, сигарета торчит в зубах, придавая ему развязный вид.
Что-то мне все это напоминает… Точно! Фотографии малолетних бойцов из Конго или Бирмы, еще до Случившегося. С оружием они обращаются как с игрушками: картинно забрасывают на плечо винтовку; как родного, обнимают пулемет, откинувшись назад под его металлической тяжестью. Пугающе мертвенные лица, стеклянные глаза.
Спрашиваю, что им нужно. В ответ получаю оплеуху от тощего голубоглазого мальчишки с бусинами в волосах.
Спрашиваю, как его зовут. Оплеуха.
Говорю ему свое имя. Он приставляет к моему глазу горячий ствол пистолета. Я ни капли не сомневаюсь – выстрелит.
Снизу поднимаются очередные «гости». Тащат за собой Капитана. У того заплыл правый глаз и, похоже, сломана рука.
Проделать такой путь, столько всего вынести – и получить бесславный конец у самой цели!
Но это еще не конец.
Юные боевики собирают наши вещи, оружие, кое-что из корабельного инструмента и толкают нас к лодкам. Шесть или семь плоскодонок – снаружи белые, изнутри синие – напоминают крышку от коробки. Мы набиваемся туда, и наши захватчики отталкиваются от буксира веслами. Видимо, вот так, на веслах, они и подплыли тихонько к «Энни». Теперь, когда таиться уже ни к чему, на лодках включают моторы.
Стайка маленьких суденышек ловко поворачивает и берет курс на остров Плам.
Позади на «Энни» вспыхивает огонь. Смотрю на Капитана. По щекам у него текут слезы, в глазах горит жажда убийства.
* * *Быстро светает. Когда мы подплываем к волнорезу, солнце уже висит над горизонтом. Захватчики по-прежнему не говорят ни слова. Ищу глазами Донну – мы в разных лодках. Хочу ее как-то подбодрить. Не знаю, правда, поможет ли в этом моя окровавленная физиономия. Вон она, Донна. Я пугаюсь: какая бледная, маленькая! Но хоть живая, и то хорошо.
За волнорезом – небольшая гавань. Причаливаем к прогнившей пристани; нас выталкивают на берег, поторапливая ногами и кулаками.
Кто же они такие? Похоже, целый школьный класс. В разгар Хвори им было лет по двенадцать. Нижняя возрастная граница выживаемости. Как у них получилось выстоять дальше? Они совсем не похожи на тихих, испуганных Кротов. Эти ребята – дерзкие. Даже не так. Бесстрашные.
Нас, точно стадо баранов, запихивают в кузов потрепанного фургона, расписанного любительским граффити. Часть захватчиков садится с нами, остальные залазят на крышу; кое-кто беспечно повисает в открытых дверях.
Грузовик, чихнув, оживает, и мы несемся по пыльной дороге мимо лугов, заросших высокой травой да камышом. Вон и маяк, про который говорил Капитан. Наверху торчит парень с длинной винтовкой.
На развилке сворачиваем налево. Сквозь открытую заднюю дверь замечаю большое ухоженное поле, на котором чего только не растет.
