Владислав Крапивин - Тополята
– Не очистить, а восстановить на планете естественное равновесие. Великие народы, исповедующие истинную веру, должны определять развитие мира… Разве не понятно?
– Вполне понятно, – отозвался Ампер, а маленькая Анютка, сидевшая у него на колене, с опаской глянула в лицо брата. – Все это не ново. Такие мысли в прошлом веке проповедовал один ефрейтор. Правда, радел он не о славянской расе и вера у него была не та, но это не меняет дела… Известно, чем все кончилось…
– В том-то и дело, что не та! – веско возразил брат Нефед.
– Зато истинную веру быстренько насадят солдатики-восьмиклассники, которых воспитывает своими историями писатель Минищукин…
– Да пошел ты! – не выдержал писатель Минищукин. И спохватился, что поддался гневу: – Господи, прости меня грешного… Ну, читать дальше?
Большинство оказалось за то, что «конечно, дальше». И Нефед читал еще минут двадцать. Потом захлопнул папку. Провел пальцами по гладкому пробору, поулыбался и спросил:
– Ну, что скажут доброжелательные массы? Понравилось – не понравилось?
Народ был воспитанный, галдеть не стали. Сосед Кабула по келье Саня Гамов поднял руку:
– Мне понравилось, как они крошили черных на перевале. Тех целая толпа, а этих всего пятеро, но они изо всех сил… И Васька – клевый такой пацан. Сперва испугался, зато потом…
– Но понял ли ты, что дало Васятке сил преодолеть страх?
– Ну да! Тайка сунула ему гранату и показала, как дергать кольцо…
– При чем тут кольцо, брат Александр? – скорбно возразил брат Нефед. – Силу пробудил в нем Всевышний, дал почувствовать, что воюет Васятка за «Прямую дорогу»…
– Ну вот, как всегда. Опять записали Всевышнего в подельники своих кровавых авантюр, – вставил Ампер.
– Для кого авантюры, а для кого борьба за справедливость, – очень сдержанно отозвался брат Нефед.
Ампер вежливо спросил:
– Негры на перевале думали так же?
Нефед наконец вскипел:
– Да плевать мне на то, что думали негры! Я славянин, сын своего племени! И люблю именно его!
Анютка на колене у Ампера аккуратно подняла тонкую ладошку.
– Брат Нефед, а Иисус Христос говорил, что любить надо всех…
– Ну… говорил, конечно. Только надо знать, где и когда…
– Во-во… – с неожиданной жесткостью перебил его Ампер. – Слушайте, дети, брата Нефеда. Он вас научит понимать Христа. Применительно к политической ситуации…
Больше половины ничего не понимали в споре. Но кое-кто понимал. Например, Кабул. Он сидел на высокой скамейке и прижимался щекой к длинному луку – поставил его между ног и держал в кулаке вместе с пятью стрелами. Трогал жесткими перьями щеку. Пришел он сюда прямо со стрелковой площадки. Ходить по лагерю со спортивным инвентарем не запрещалось, лишь бы без баловства…
Кабул увидел, как Нефед покраснел. Стал, будто его папка с повестью. Он захлопнул ее и выговорил:
– Я учу детей, как сподобил меня Господь. Не тебе судить…
– А может, меня он как раз и сподобил судить – чему учишь. Вижу, сколько новых стукачей появилось в «Прямой дороге».
Кабул сразу понял, о чем речь. Нефед – тем более. Он разъяснил прямо:
– Не стукачей, а детей, ратующих за естественный порядок.
– Дэр натюрлихе орднунг, – уточнил Ампер.
Наверно, Нефед и Ампер снова поругались бы, но вдруг подняла руку смуглая неулыбчивая Наталка – одна из тех, кто занимался в секции лучников.
– Брат Нефед, мне вот что не понравилось в вашей повести. Как Виктор застрелил в избе троих парней. Прямо на глазах у матери. Мозги раскидало по стенам, прямо жуть берет…
Нефед покивал:
– Для того и написано, чтобы жуть брала. Чтобы читатель понял, какое оно нелегкое, воинское дело… Только жуть – это на полчаса… А если бы он их не кончил, сорвался бы поход и, глядишь, иной стала бы судьба славянского мира…
– Все равно… Мать-то что испытала при этом…
– Она так или иначе была на последнем издыхании. А на весах оказалась вся миссия. Наш герой это понимал…
Наталка глянула из-под густых бровей:
– А как он, этот герой, спал потом? И как вообще жил?
– Нормально жил! – вскинулся Нефед. – Это всякие интеллигенты придумали, будто мальчишки страдают, если поучаствуют в кровавом деле. А когда нервы здоровые и дело справедливое, никаких страданий у них нет! Надо только выспаться как следует, а утром позавтракать поплотнее.
И Кабул понял, что ступил на дорогу, ведущую из лагеря.
– Да! – сказал он и удивился звонкости своего голоса. – Надо только, чтобы еда была калорийная. Например, макароны по-флотски и жареные кабачки. С сыром…
Нефед глянул на него пристально и понимающе.
– Твоя точка зрения, Владислав, мне известна… – И встряхнулся: – Все, друзья, на сегодня отбой. Расходимся, скоро обед… А вы, Владимир и Владислав, задержитесь на минуту, решим кой-какие вопросы.
Все, кроме Кабула и Вовчика, разбежались в один момент.
Вовчик глянул опасливо:
– А че я сделал, брат Нефед?
– Ты – ничего. Пока… Но сбегай, скажи Илье и Никите, чтобы сейчас пришли ко мне. Да еще Демид Капустин из соседней кельи. Три мушкетера, прости, Господи…
– А они че сделали? – спросил Вовчик с осторожным любопытством.
Нефед снисходительно объяснил:
– Да ничего особенного. Разожгли на укромной лужайке костерок да жарили шашлык из хлеба. Провинность не так уж велика, однако же разводить без спросу огонь не позволено. Да и баловство с хлебом – тоже грех. Тянет на крапивное внушение средней порции… Ну, шагай…
– Ага… – Вовчик переступил, непонятно глянул на Кабула и побежал рысцой.
Кабул и Нефед оказались друг против друга. У Нефеда были водянисто-серые выпуклые глаза. Левый глаз чуть-чуть косил. Раньше Кабул этого не замечал. Нефед смотрел, будто ждал вопроса. И Кабул спросил:
– А это приятно, да, когда маленький перед тобой дрожит от страха? А потом пищит от боли?
Нефед ответил, будто ждал таких слов. Кивнул:
– Пищит, потому что искупает вину, это ему в поучение… А приятно от того, что лечишь от греха детскую душу.
– Ага… – сказал Кабул (и все у него звенело внутри). – Есть люди, которым нравится мучить ребят. Забыл, как называются…
– Это не про меня, – невозмутимо сообщил брат Нефед. – И не про лагерь. Здесь «не мучат, а учат». Вот таких неученых, как ты… Известно мне, что сегодня утром говорил ты непотребные слова. Когда тетива хлестнула тебя по руке…
Было такое, да. Пошел Кабул на стрельбище, чтобы потренироваться. Оказалось там пусто, лишь Вовчик преданно ошивался рядом, держал в кулаке стрелы. Кабул выстрелил и тихо взвыл. Он забыл надеть на предплечье кожаный щиток, тетива мстительно ударила его по голой коже у локтевого сустава.
Стрела торчала в центре мишени, но рука болела отчаянно. И Кабул, вспомнив интернатские термины, выпалил несколько слов, от которых, кажется, сам покраснел.
– Ух и выражаешься, – уважительно удивился Вовчик.
– Ладно, никто не слышит…
Никто и правда не слышал. Кроме Вовчика.
Кабул приклеил к содранной коже подорожники, надел поверх них щиток и пострелял еще немного (Вовчик подавал стрелы). Однако сегодня результаты были фиговые. Насупленный Кабул пошел со стрельбища и устроился в библиотеке с журналами «Вокруг света». И даже не занес лук в оружейную комнату (может, предчувствовал что-то?).
Сейчас, перед Нефедом, он отпираться не стал.
– Вовочка настучал? А ведь я недавно объяснял ему про Иудин грех…
– Я знаю. И знаю, как он тебе ответил. По-моему, правильно…
– Все правильно, что на пользу начальству, – сказал Кабул. Звон внутри стал ровным и спокойным.
– Известно ли тебе, что сквернословие – грех, по тяжести своей равный курению и богохульству?
– Слышал, – согласился Кабул.
– Ты понятливый малый… Тогда пойдем со мной в уголок, где ты еще не бывал. Знаешь, куда?
– Видел…
– Вот и хорошо… Надеюсь, не будешь упрямиться? А то можно позвать помощников. Например, сестру Аксинью…
– Она тоже любит «учить»?
– Тоже, – улыбнулся брат Нефед.
– Не надо звать, – сказал Кабул. – Я сейчас.
Он спиной вперед шагнул к выходу из беседки. Лук был спущен. Кабул стремительно размотал тетиву. Коленом уперся в середину лука, надел петлю тетивы на латунный мысок. Четыре стрелы уронил под ноги, а пятую положил на выступ рукояти. Тремя пальцами взялся за капроновый шнур, чуть потянул. Похожий на тупую пулю наконечник теперь смотрел Нефеду в живот.
Нефед удивился, но только на секунду. Тут же скривил улыбку.
– Чадо неразумное. Снова угодишь за проволоку…
– Посмотрим, кто куда угодит…
– Ты же говорил, что не сможешь стрелять в людей!
– В людей – да. А в таких отморозков…
– Дурачок. Из этой игрушки никого не убьешь…
– Я и не хочу убивать. Я отстрелю тебе одно место. Больше не будешь работать воспитателем…
Толстая красная папка Нефеда была у него в руках. Он быстро опустил ее, заслонил низ живота. И приоткрыл рот. Затем будто очнулся, сделал шаг вперед.
